— Но никто ничего не сделал, — заканчиваю я за него.
Он медленно кивает.
— Именно.
136. Время платить
Мне почему-то кажется, что Дима приложил к этому руку. Хотя бы потому, что его ближайший друг Колька работает в полиции.
Только вот зачем? Зачем пытаться меня убить? Не проще было просто разорвать свадьбу? Может быть дело в моем отце? В его деньгах?
Только… зачем тогда сидеть у моей постели, носить цветы, говорить нежности? Как…
— Глупо, — тихо, но резко произносит Ривз.
Я вздрагиваю и поднимаю глаза.
Он смотрит на меня спокойно, но слишком пристально.
Опять знает, о чём я думаю?
— Всё это — спектакль, — добавляет он. — Плохо сыгранный.
Я не успеваю ответить — дверь резко распахивается.
Хлопок, шаги.
В палату входят Катя и Дима.
Катя в белом платье в красный горошек, лицо безупречно, макияж как с витрины. В руке — бумажный пакет с соком. Другая ладонь поглаживает выпирающий живот.
Дима рядом.
Он бросает взгляд на Ривза — и на миг в его глазах мелькает злость. Или страх.
— Ирочка, — нежным голосом тянет Катя. — Ты как? Мы так волновались…
Она подходит ближе, слишком уверенно, слишком быстро, словно не ждёт отказа.
Я молчу, не шевелюсь.
— Мы ненадолго, — торопливо добавляет Дима, бросая взгляд на Ривза, будто проверяя его реакцию. — Просто проведать. Если, конечно, можно?
Ривз медленно встаёт со своего места у окна. В его движениях — спокойствие, но я вижу, как пальцы чуть сжимаются в кулак. Он кивает.
Катя замирает, бросает на него быстрый взгляд и тут же улыбается — растянуто, почти по-театральному.
— О, следователь? Катерина Фёдорова. Приятно познакомиться.
— Роман Ветлинский, — сухо отвечает Ривз, не протягивая руки.
Катя присаживается на край стула, ставит пакет с соком на тумбочку рядом с моей кроватью.
— Мы с Димой… всё пережили очень тяжело. Представляешь, как это — почти потерять тебя?
Я смотрю на неё. Молча.
И впервые ощущаю, как по коже пробегает холод. От её фальшивого голоса, от её идеального вида.
От того, как Дима стоит позади, чуть наклонившись вперёд — будто готов поймать каждое моё слово.
Катя улыбается, но уже не так уверенно. Дима напряжённо следит за каждым моим движением.
Я смотрю на них — и чувствую, как внутри всё собирается, как части пазла. Воспоминания всплывают одно за другим.
Димкина мечта — открыть собственное производство элитных авто. Не просто мастерскую, а завод: с логотипом, брендом, кастомной сборкой под заказ. Он говорил, что хочет «перевернуть рынок». Тогда я смеялась и верила. А теперь понимаю — для этого ему были нужны деньги. Мои. Вернее, деньги моего отца.
Задержки в офисе, на которые я не обращала внимания — ведь сама тоже задерживалась.
И Колька. Их третий. «Случайно» работающий в полиции.
Я сажусь чуть ровнее. Говорю медленно, спокойно:
— Я всё вспомнила.
Катя дёргается.
Дима выпрямляется.
— Что ты… — начинает Катя.
— Так, тихо, — перебиваю её. — Теперь моя очередь говорить. Вы долго ждали, пока я вспомню? Поздравляю, дождались.
Пауза.
Воздух в палате становится плотным, как перед грозой.
— Дима хотел на мне жениться, чтобы получить доступ к деньгам моего отца, — я перевожу взгляд на него. — Да, ты думал, я не знаю? Что я просто удобный вариант, папина любимая игрушка с турфирмой и золотой карточкой?
Он открывает рот, но я не даю вставить ни слова:
— А ты, Катя, — поворачиваюсь к ней, — всегда была рядом. Слишком рядом. И вот теперь, когда ты забеременела, ты решила, что мою свадьбу нужно отменить. Не официально, нет. По-тихому. С расчётом, что я не доживу до медового месяца.
Катя бледнеет. Улыбка исчезает. Только взгляд дёргается к Диме.
— Я пришла к тебе, думала ты отменишь свадьбу. Но когда поняла, что нет. Тогда…
— Решила меня убить.
— Нет! Просто временно вывести из строя, убрав в больницу. Не убить.
— Ложь, — я киваю на Диму. — Ты просто решила, что без меня он останется с тобой. Что беременность всё расставит по местам — и он не посмеет уйти.
Катя шепчет:
— Ты ничего не докажешь…
— А мне и не надо. Я — выжила. А ты — трусливая лгунья. И да, ты забыла: на чужом несчастье счастья не бывает.
Ривз всё это время молчит. Но я чувствую, что он где-то за моей спиной — как стена. Не вмешивается, потому что знает: мне не нужен защитник. Я — сама себе меч.
Дима резко делает шаг вперёд:
— Ирочка, прекрати. Ты не понимаешь…
— Я понимаю, — обрываю его. — Ты спас Катю. Через Кольку. Она отравила и побежала к тебе жаловаться. И ты думал, что поступаешь по-мужски, что ты герой. Только ты забыл, кто я тебе была. Забыл, что спасая её — ты предал меня.
Он опускает глаза. Молчит.
Я смотрю на них обоих. Медленно, вдумчиво.
— Мне вас жаль. Вам жить в этой мерзости всю жизнь. Вместе.
Катя прижимает ладонь к животу. Её лицо белее простыней. Дима, наконец, отворачивается, будто не может вынести мой взгляд.
— Что было в ампуле? — требую ответа я.
— Тиопентал натрия, — отвечает Ривз. — Препарат не аптечный. Его не купишь просто так. У него код партии. Но сеть отличный способ отследить запросы. Катя искала «успокоительные для глубокого сна», потом — «медицинский тиопентал без регистрации». Деньги — криптой. Адрес доставки — на имя бабушки. Очень забавно.
Катя молчит. На секунду мне становится её жаль, но я тут же откидываю жалость. Меня она не пожалела.
Дима делает шаг вперёд, будто собирается что-то сказать, но я вскидываю руку, не давая ему открыть рот.
— У тебя нет права говорить. Ни одного. Ты хотел на мне жениться ради денег моего отца. Делал вид, что любишь. Гладил мои волосы, когда я спала, а потом — шептал Кате на ухо, как жаль, что всё не с ней.
— Я…
— Тихо, — обрываю его. — У меня была жизнь. Была работа. А вы вдвоём решили, что можете отнять её. Вы оба сделали выбор. Теперь моя очередь. Юристы моего отца уже в курсе. А твои вложения в «нашу» свадьбу можешь считать благотворительным вкладом в карму.
— Что⁈
— А завтра я подам заявление о покушении… С анализами, с ампулой, с IP-логами. Господин следователь лично передаст дело в прокуратуру. Вас ждет суд.
Катя бледнеет.
Дима сжимает кулаки.
— Это месть? — шепчет Катя.
— Нет. Это справедливость, — отвечаю я. — Ты собиралась украсть мою жизнь. Я просто возвращаю свою.
— Улики собраны. Я не обещаю им тюрьму, — говорит Ривз, глядя прямо на Катю и Диму. — Но статус фигурантов — получите. А вот дальше всё зависит от прокурора. И от общественного мнения.
Ривз медленно обходит Катю, на лице — вежливая, почти сочувственная улыбка.
— Кстати, поздравляю с материнством, — говорит он. — Думаю, органы опеки с радостью поговорят о твоём психоэмоциональном состоянии. Прецеденты уже были.
Катя резко вскидывает голову:
— Что?.. Нет… я… у меня всё в порядке… вы не можете…
Она пятится, будто удар пришёл откуда-то сбоку. Потом закрывает лицо руками, пальцы дрожат.
— Это бред… Я в порядке… — шепчет она, но в голосе слышна паника.
Дима — побелевший, как бумага, делает шаг к выходу.
— Убирайтесь, — говорю я. — Это был последний разговор. Больше не будет ни слов, ни писем, ни цветов. Вас больше нет в моей жизни. Для меня — вы умерли.
Дима открывает рот, но, встречаясь с моим взглядом, замирает. И молча выходит. Катя — следом, пошатываясь, не поднимая головы.
Дверь захлопывается.
Секунду Ривз не двигается. А потом медленно подходит ближе.
Он не говорит «ты молодец», не кидается обнимать. Просто берёт стул, ставит рядом с кроватью и садится, скрестив руки на коленях.
— Ты слишком добрая, — произносит он после паузы.
Я поворачиваю голову к нему.
— Как ты всё это узнал? Про крипту, сеть, даже бабушку Кати?
Он смотрит спокойно.
— Я вписал себя в ваш мир. Его логика теперь — моя. Включая IP, блокчейн, видеонаблюдение и даже идиотские запросы вроде «как усыпить человека навсегда».
— Удивительно. Но знаешь… Я… всё равно ухожу. Пусть нервничают, надеюсь хоть когда-то судьба призовет их к ответу.
Я смотрю на его профиль. В глазах — янтарный свет, как от теплого костра. И — уважение. Настоящее. Без снисхождения, без игры.
— Драконам не хватает мягкости. Мы жестоки. Убить — слишком просто. Мы предпочитаем, чтобы наши недоброжелатели мучились.
Я прикрываю глаза.
— Мне не хочется мстить. Мне просто хочется, чтобы они… поняли. Почувствовали то, что чувствовала я, когда проснулась и не знала — кто я, зачем, и почему сердце болит так, будто его выжгли.
— Они не поймут, — тихо говорит он. — Такие люди редко понимают, пока не теряют всё.
Я долго молчу. Потом поворачиваюсь к нему:
— Пусть. Зато моя совесть чиста.
Он смотрит на меня, не отвечает сразу. Затем чуть улыбается — легко, без иронии, без маски:
— Я понял одну вещь.
— Какую? — спрашиваю я, устраиваясь на подушках. Этот разговор выжал меня до последней капли. Веки тяжелеют, глаза сами норовят закрыться.
— Иногда… — он делает паузу, — тебе нельзя оставлять выбор.
Я приоткрываю один глаз, едва заметно хмурюсь.
Он продолжает, всё так же спокойно:
— Ты не умеешь беречь себя. Но я умею. Значит, придётся — за нас обоих.
Его голос обволакивает, как тёплое одеяло. И только сейчас я позволяю себе закрыть глаза — зная, что он рядом.
137. Время платить
Я просыпаюсь ближе к вечеру. В палате тихо.
На тумбочке — булочка и остывший чай.
Ривз стоит у окна, разглядывая облака за стеклом. Его силуэт — словно вырезан из света и тени: высокий, собранный, спокойный.
— Нам пора, — говорит он не оборачиваясь. — Но сначала поешь.
Киваю и быстро справляюсь с булочкой, запивая сладким, уже холодным чаем. Горло сухое, но еда возвращает ощущение жизни.