Поскольку сразу после этого я вижу слишком уж реальный сон, в котором я будто бы снова спускаюсь в подвал, который показал мне Рам.
Сырость, липнущая к коже, запах мокрого камня, холод, вгрызающийся в кости. Когда начинает казаться, что я заблудилась, я всё же нахожу комнату, заставленную париками, вешалками с одеждой и странными устройствами, похожими на орудия пыток.
Я вхожу внутрь и замираю, увидев, что на одном из столов лежу я. Не Элена, а я — та невзрачная девушка, которую я видела в зеркале до того, как оказалась здесь. Её голова неестественно повёрнута и чем-то напоминает Рильду, когда я нашла её в лесу. Пустые глаза смотрят куда-то сквозь меня, а я не могу двинуться. Даже в сторону отойти.
— Это твоя вина, — неожиданно звучит в голове нечеловеческий голос. Будто робот говорит.
— Я знаю, — слова приходится продавливать сквозь сомкнутые зубы.
— Исправь это! — требует голос.
— Но как?
Вместо ответа я вижу, как поднимается моя рука, в которой оказывается кинжал или даже короткий меч — клинок как моё предплечье.
— Исправь! — требует голос, а тело против воли шагает к телу.
Глава 40
Воздух вокруг густой и холодный, будто я погружаюсь в чёрную реку. Пытаюсь дышать, но каждый вдох даётся с трудом.
Длинный деревянный стол и обнажённое женское тело всё ближе. Сомнений не остаётся, я узнаю настоящую себя: короткие волосы, глаза с усталыми кругами под ними, худое лицо с нервной складкой между бровями. Поза с неестественно запрокинутой головой лишь добавляет ужаса картине. Мне кажется, она парализована.
Поворачиваю голову и ловлю отражение в одном из многочисленных зеркал: длинные золотистые локоны, мягкий овал лица, пухлые губы. Глаза Элены. Она так не похожа на меня настоящую, словно мы находимся на разных полюсах.
Медленно, преодолевая сопротивление собственных ног, подхожу ближе. Моё тело выглядит бледным, почти восковым под странным синеватым светом, льющимся откуда-то сверху.
— Ты должна закончить то, что начала, — шепчет голос отовсюду и ниоткуда. Он проникает прямо в сознание, минуя уши.
— Что я начала?
— Ты украла эту жизнь, — отвечает голос, и каждое слово обжигает, как кислота. — Теперь нужно отрезать все пути назад.
Мой взгляд падает на серебряное лезвие оружия, украшенное символами, которых я не могу разобрать. Они словно двигаются, перетекают друг в друга.
— Нет, — выдыхаю я, пытаясь отступить. — Я не собираюсь никого убивать.
— Она — это ты, — настаивает голос. — А ты — это она. Разве не понимаешь? Пока она жива, ты никогда не будешь по-настоящему здесь. Останешься призраком, тенью, самозванкой. Забери своё и отпусти прошлое. Разве не хочешь остаться с сыном?
Чувствую, как моя рука сама тянется к ножу. Пальцы сжимаются вокруг холодной рукояти. Я пытаюсь сопротивляться, но тело отказывается подчиняться.
— Нет! — кричу я, но из горла вырывается лишь хрип.
Рука с ножом поднимается. В зеркалах вокруг я вижу отражения: сотни меня с занесёнными клинками. Все они дрожат, сопротивляются, но продолжают движение, словно марионетки на невидимых нитях.
Лезвие зависает над грудью лежащей на столе фигуры. Я вижу, как капли пота выступают на её висках, как трепещут ресницы. Она будто чувствует опасность. Знает, что происходит.
— Один удар, — шепчет голос. — И ты свободна. Навсегда.
Слёзы текут по моим щекам, когда я понимаю, что не могу остановить движение руки. Нож начинает опускаться, его остриё отражает синеватый свет.
— Пожалуйста, нет, — умоляю я, не зная, к кому обращаюсь.
В последний момент, когда лезвие почти касается кожи, чья-то рука хватает меня за запястье, останавливая удар. Хватка настолько сильная, что я вскрикиваю от боли.
Зеркала вокруг начинают трескаться, осколки падают на пол, рассыпаясь серебристой пылью. Комната растворяется, тело на столе исчезает в клубах дыма.
Я распахиваю глаза.
Наша спальня. Тусклый свет раннего утра. И чья-то рука, сжимающая моё запястье.
Несколько мгновений я не могу осознать, что происходит. А потом вижу. Моя рука занесена с зажатым в ней ножом из сна. Я держу его над грудью Кристарда, спящего рядом.
Поднимаю взгляд и встречаюсь глазами с Рамом. Его лицо напряжено, желваки играют на скулах, но глаза спокойные, оценивающие. Он не удивлён. Скорее... настороже, как человек, подтвердивший свои опасения.
Ужас накрывает меня ледяной волной.
Что я делаю? Неужели я действительно собиралась... убить Кристарда?
Нож выпадает из онемевших пальцев. Вместо того чтобы со звоном удариться о пол, он рассыпается серой дымкой, как будто был соткан из утреннего тумана.
Звук падения — или, возможно, мой сдавленный вскрик — пробуждает Кристарда. Он открывает глаза, сонно моргает и приподнимается на локте, морщась от боли.
— Что... происходит? — его голос хриплый от сна.
Я застываю, не в силах вымолвить ни слова. Горло перехватывает от паники. Что я скажу ему? Как объясню то, чего сама не понимаю?
Рам отпускает моё запястье, и я чувствую, как на коже остаются следы от его пальцев — позже там будут синяки. Он отступает на шаг, и выражение его лица становится непроницаемым. В его тёмных глазах я вижу решимость и что-то ещё — знание, которое мне недоступно.
— Лорд, — говорит он ровным тоном, не сводя с меня взгляда. — Я услышал шум и решил проверить, всё ли в порядке.
Пауза. Бесконечная, как вечность.
Моё сердце колотится так сильно, что, мне кажется, они оба должны слышать его. Кристард переводит взгляд с Рама на меня, замечает моё бледное лицо, дрожащие руки.
Похоже, наши голоса будят и Кселарона, который сладко потягивается в своей кроватке и начинает кряхтеть. Нужно будет покормить его, но я не могу ни пошевелиться, ни отвести взгляда от помощника Кристарда.
— Элена? — последний тоже это замечает, в его голосе слышно беспокойство. — Что с тобой?
Я открываю рот, но не знаю, что сказать. Правду? «Прости, дорогой, я только что пыталась убить тебя во сне, но твой помощник помешал мне»?
Или солгать? Придумать какую-нибудь историю, которая объяснит мой испуганный вид и присутствие Рама в нашей спальне на рассвете?
Рам всё ещё смотрит на меня, и в этом взгляде читается вопрос. Ждёт, что я скажу или сделаю. Решает, должен ли он вмешаться. Защитить своего господина или... меня?
За окном вскрикивает ранняя птица, возвещая о начале нового дня. Солнечный луч пробивается сквозь щель в шторах и падает на постель между мной и Кристардом — золотая линия, разделяющая нас.
И я понимаю, что всё сейчас зависит от следующих слов, которые прозвучат в этой комнате.
Глава 41
— Элена? — снова спрашивает Кристард, его голос звучит уже настойчивее. — Что происходит? Почему вы оба стоите здесь, как два изваяния?
Я судорожно сглатываю, чувствуя, как пересохло горло. Бросаю быстрый взгляд на пол, туда, где должен был упасть нож. Но там ничего нет – ни металлического блеска, ни даже следа серебристой дымки. Будто ничего и не было.
Но красные следы на моём запястье говорят об обратном. Они настоящие. Как и память о ноже.
— Мне... приснился дурной сон, — произношу я, стараясь, чтобы голос звучал ровно. — Я, должно быть, кричала. Похоже, Рам услышал и зашёл проверить?
Тот чуть заметно кивает, подтверждая мою версию, но его глаза не отпускают меня — потемневшие и внимательно изучающие.
— Кошмар, — повторяет Кристард, приподнимаясь на подушках, морщась от боли в раненом боку. — Что тебе снилось?
Вопрос застаёт меня врасплох. Я не готова рассказывать о ледяных зеркалах, о своём двойнике и о ноже, занесённом над его грудью.
— Я... не помню, — ложь горчит на языке. — Только чувство ужаса. И что не могла пошевелиться.
Из кроватки слышится слабый плач – Кселарон проснулся. Я благодарно хватаюсь за этот предлог.
— Нужно покормить малыша, — говорю я. — Рада, что ты проснулся, Кристард. Но ты должен отдыхать. Твоя рана ещё не зажила полностью.
Чувствую на себе два взгляда: обеспокоенный Кристарда и испытующий Рама. Заставляю себя не спешить, завязывая пояс с нарочитой тщательностью, хотя всё внутри меня кричит о необходимости убежать, спрятаться, обдумать случившееся.
Кселарон встречает меня требовательным плачем, его маленькое личико покраснело от усилий. Беру его на руки, прижимая к груди, и чувствую, как сердце наполняется нежностью.
— Тише, маленький, — шепчу я, покачивая его. — Всё хорошо. Мама здесь.
Мама. Это слово до сих пор звучит странно. Я не рожала его. Не выносила под сердцем. И всё же... В этом мире он мой.
Устраиваюсь в кресле у окна и кормлю малыша, рассеянно глядя на пробуждающийся мир. Утренний свет золотит крыши конюшен, из которых доносится приглушённый шум и голоса.
Что это был за сон? Кошмар, превратившийся в реальность? Или что-то более зловещее? И откуда взялся этот нож? Я точно помню, что не брала его с собой в постель. И вряд ли его принёс кто-то из людей, помогавших обрабатывать раны Кристарда. А потом он рассыпался серой дымкой… Похоже, здесь замешана магия, но чья? Рам явно был удивлён не меньше меня. Значит, не его рук дело. Тогда кто? Кто мог хотеть, чтобы я... убила Кристарда?
Ледяные чудовища? Воспоминания о дне, когда погибла Рильда, до сих пор вызывает у меня ощущение пробегающего по спине холодка. Но они замораживали, а не пытались воздействовать на сознание и внушить что-то.
Может, кто-то из окружения Кристарда? У человека его положения неизбежно должны быть враги.
Кселарон заканчивает кормление и довольно причмокивает. Я вытираю его ротик мягкой тканью, поглаживая пушок тёмных волос на макушке. Пока я тонула в вязкости собственных мыслей, Рам докладывал Кристарду обо всём произошедшем в постоялом дворе, о мерах, которые были приняты. Мужские дела, которые не показались мне достаточно важными.