Торопясь вывести Имоджин из квартиры Сифорта, Мох оставил там свой револьвер. Теперь он вынужден был придумать что-то новое, чтобы прикончить Агнца. Одно пришло ему в голову в тот день с утра пораньше, когда он осматривал набор инструментов корабельного плотника. Встав на колени перед слоном, Мох развернул кусок парусины, в котором лежали сапожное шило и пробойник для отверстий. У инструмента имелась гладкая деревянная рукоять, оказавшаяся настолько Моху по руке, что могла бы сойти за её отсутствующее продолжение. От рукояти отходили два металлических штыря. Тот, что подлиннее, был размером с указательный палец Моха, тот, что покороче, был металлическим долотом размером с его же мизинец. И шило, и долото были смертельно заточенными.
Агнец был хитроумен и опасен, но его подводило великое желание. Мох выдумал историю. Он скажет, что отыскал Меморию в доме у Благовонного Стока и после радостного воссоединения сумел уговорить её прийти к нему на Полотняный Двор под тем предлогом, что живёт там (ведь на самом деле там жила Имоджин). По пути к Полотняному Двору Мемория перепугалась и на перекрестке выскочила из такси. История была хиленькая, но ему просто надо было оказаться достаточно близко к Агнцу, чтоб наброситься на того с шилом. Он намеревался воткнуть шило в висок и перебить проходящую за ним артерию. Мох не особо ловко обращался с инструментами, но он видел один раз, как их использовали в тюремном сортире – результат был губительным. До этого убивать человека Моху не доводилось, зато он убил бешеного пса и при всех своих познаниях о том, кто такой Агнец, не видел меж ними никакой разницы.
Мох отбросил парусину в сторону и убрал шило в карман пальто. Встав, бросил взгляд на лестницу, что вела в мезонин, где находилась квартира Имоджин. Там горел свет. В то же время Мох опять слышал какие-то булькающие звуки, знакомые по ночи побега с чердака. Он протиснулся между несколькими чучелами животных и шкафами, набитыми окаменелостями. Идя на звуки, в конце концов вышел на большое открытое пространство, занятое баком из стекла размером с железнодорожный вагон. Бак покоился на железном основании, к которому вели широкие ступени. Железо, принадлежавшее прошлому веку, было тёмное, изъеденное ржавчиной. Верх бака крепился цепями с потолка. Шланги змеились внутри аквариума и исчезали в тенях наверху. Источниками звуков были насосы и фильтры бака. От воды, холодной и голубой, исходил биолюминесцентный свет, испускаемый несчётными морскими организмами.
Стайки рыб и одиночные твари двигались за толстым стеклом. Медуза колыхала нитками своих жалящих щупалец среди живых кораллов и анемон. По дну бака, тычась носом в грунт, двигалось нечто на листовидных конечностях, испускавшее пучки света. Мох был поглощён рассматриванием этого чуда, когда из находившейся слева от него кладовки вышла Имоджин.
Её волосы были убраны назад. Локтём она прижимала к себе пару технических резиновых перчаток. В руке была зажата сдохшая рыба – бледно-розовая, с молочно-белыми глазами и жабрами, распластавшимися по пальцам девушки, как лепестки хризантемы. Движения Имоджин были скованными. По шее тянулась багровая черта.
– Вы здесь, – глуповато изрёк Мох. Он был поражён.
Она резко повернулась на его голос. Выражение удивления на лице сменилось гневом. Она пошла к нему, поводя головой, с губами, бледными от злости. Мох отступил на шаг – и вовремя: дохлая рыбина полетела в него. Пролетела мимо, но вполне близко, чтобы он учуял её запах. Времени смотреть, куда рыбина упала, не было. Имоджин попыталась шлёпнуть его по лицу. Мох отстранился, и удар пришёлся ему по правому уху. Её брыкнувшая нога попала ему в раненую голень.
– Имоджин, перестаньте. Что вы делаете?
– Какого чёрта вам здесь нужно?
– Что с вами?
– Вы бросили меня лежащей на этой грёбаной дороге!
– Я подумал, что вы мертвы. Меня пытались пристрелить.
– Нас пытались пристрелить! – Имоджин, тяжко дыша, заходила взад-вперёд. От резких движений волосы распустились, и их пряди легли ей на лицо. Она завела их за уши. – Так вот, я явно не была мертва. – Она подхватила с пола упавшие резиновые перчатки.
– У меня выбора не было, – сказал Мох. – Если б я остался, то сейчас тут не стоял бы.
– Вот только не надо давить на жалость. – Резиновая перчатка шлёпнула его по щеке, оставив на ней след от рыбьей слизи и чешуи. Оттирая их рукавом пальто, он попробовал ещё раз:
– Что вы-то тут делаете?
– Я здесь живу и работаю. Где же ещё прикажете мне быть? – ярилась Имоджин.
– Оливер отпустил вас?
– Не понимаю, о чём вы, Мох.
– Оливер Таджалли. Он сказал мне, что похитил вас.
Что-то похожее на забавное смятение промелькнуло по лицу Имоджин.
– В самом деле?
– Я только повторил то, что он сказал.
– И вы ему поверили?
– Ещё раз: я думал, что вы мертвы. И испытал такое облегчение, узнав, что живы, что соображать не мог. Что произошло?
Имоджин уставилась на рыбину на полу. Мох напрягся.
– Я очнулась на земле, когда этот урод – управляющий домом – хлестал меня по лицу и велел вставать. Всё твердил, что меня посадят в тюрьму. Двое мужчин с оружием побежали за вами, подняв страшный шум. Им показалось, что они вас увидели, но это оказался просто привлечённый суматохой прохожий. Начался полный бардак. Этот урод всё орал на меня, оскорблял по-всякому. – Она подняла рыбину.
– Имоджин, я сожалею…
– Вот я и врезала ему по дыхалке.
– Вы – что?
– Мне удалось встать и забраться в такси, невзирая на то, что его псина пыталась оторвать мне ногу. К тому времени к месту происшествия уж народ повалил. Я велела таксисту везти меня оттуда подальше, что он проделал с радостью. Договорились, что он отвезет меня в клуб под названием «Левиафан».
– Опасное место.
– Разве? Так вот, там женщина одна есть, её Эстель зовут. В комнатах на четвёртом этаже она проделывает негласные аборты и всякую хирургию, которую народ в «Миноге» любит называть штопкой. Там много всего жуткого происходит. Короче, она меня знает: мои татуировки – её рук дело. Она же и вам на руке наколку сделала, и снадобье дала, каким я вас попотчевала. В порядок она меня привела, только минус в том, что Агнец непременно про то прознает, а значит, в принципе, меня прикончат.
– Потому я и здесь.
Имоджин нахмурилась:
– Что?
– Агнец будет здесь через несколько часов. Я намерен сообщить ему кое-какие плохие вести.
– Звучит, как таинственный намёк. – Имоджин бросила дохлую рыбу и перчатки на тележку, загруженную щётками, трубками и прочими причиндалами.
– Это я устроил.
Имоджин, сжав губы, взяла со спинки стула свитер и натянула его через голову.
– Ну и поступили опрометчиво. Я пришла к вам с Радужником за помощью.
– И мы обязательно вам поможем!
Имоджин смотрела мимо Моха, и глаза её всё больше наполнялись страхом. Мох обернулся посмотреть, что так привлекло её внимание.
Перед возвышавшимся аквариумом стояла та самая девочка, которую Мох видел у канала, ее поднятое вверх лицо омыл свет от всего плавающего живого. Воронова крыла волосы завитками ложились ей на плечи, укрытые засаленным красным бархатом платья. Лицо её хранило отсутствующее выражение, губы были приоткрытыми, взгляд – рассеянным и немигающим. Странно было при таких обстоятельствах заметить такое, но девочка не делала глотательных движений. Казалось, она не замечала их присутствия, словно были они существами за пределами исключительной сосредоточенности кого-то спящего. Её молочно-белые руки с бесцветными ногтями были прижаты к поверхности стекла аквариума, где сбились в кучу голодные организмы и следовали за её перебирающимися пальцами.
Обитавшее на дне существо, замеченное ранее Мохом, поднялось, приветствуя её рядами голубых огоньков, пробегавших по всему его телу. Рыбки поменьше тыкались ей в ладони через стекло, возбуждённые такой диковинкой. Они поджимали плавники, силясь оказаться ещё ближе к ней, давя при этом более нежные организмы вроде креветок с паучьими лапками и морских коньков. Вспыхивающее огоньками существо двигалось напролом через хаос, таща за собой свои усищи, как поезд.
– Это она, Мох. Это Элизабет, – произнесла Имоджин, выходя вперёд.
Мох взял её за руку и потянул назад, но она осталась на месте. Лицо её побелело. Внимание Элизабет переместилось. Безразличие на её лице сменилось раздражением, но с несколькими непонятными переходами от одного состояния к другому. Моху на ум пришло словцо «отбор»: некое лицо перебирает одну за другой маски, пока не находит одну подходящую. Произошло это едва уловимо и заняло всего пару секунд. Она отступила назад. Ограждение основания не дало ей упасть. Имоджин высвободила руку, но осталась стоять рядом с Мохом. Сборище морских созданий передвинулось на середину, где и зависло в подвешенном состоянии единой копошащейся массой.
Имоджин взглянула на Моха:
– Что происходит? Какой дьявол занёс её сюда?
– Не знаю, – сказал он. – Может, за мной следом шла.
Воду в баке замутило илом, оторванными плавниками и чешуйками. Расплывчатая муть обрела форму, пока животные старались оказаться поближе к центру, где царило сверкающее огоньками существо. Отдельные особи сделались неразличимы в неистовом целом. Мох разглядел человекоподобную фигуру. Испуганный возглас Имоджин подтвердил, что это не просто его воображение. Минули мгновения, и фигура обрела равновесие. Удлинённая рука, составленная из сотен мечущихся рыб, удерживаемых сверхъестественной силой, протянулась и тронула изнутри то место на стекле, где остался след руки Элизабет. Стекло вздулось.
Мох, остолбеневший, не замечал, как Имоджин отходит от него, пока не увидел, что она обходит бак кругом за спиной Элизабет. В вытянутой руке она держала револьвер, в котором Мох узнал свой. Должно быть, она стянула револьвер из квартиры Сифорта, когда того не было дома.
– Подожди! – крикнул он, чувствуя, что они балансируют на лезвии ножа. Положим, з