Большой пожар Оперного театра был, скорее всего, самым захватывающим событием для целого поколения жителей городка. Из-за ажиотажа вокруг рухнувшего здания обезлюдели окружающие улицы. Мох добежал до гостиницы, не встретив ни души, и, задыхаясь, вбежал в ворота. Сердце у него ёкнуло: грузовика на месте не было.
Выкрикивая имя Имоджин, он ворвался в пустой номер. Тот казался сумрачным и незнакомым. Постель была не заправлена, на полу валялась бумажная тарелка с остатками еды. Ручка, вновь собранная, в целости лежала на периле кресла. Мох распахнул шторы и глянул во двор, надеясь, вдруг – каким-то чудом – грузовик вновь появится там. Возбуждение спадало, он пытался думать. Номер был не прибран, но явных следов насилия не заметно. Мох осмотрел стол, надеясь найти записку. И был разочарован. За спиной скрипнул пол. В дверях стояла девочка, дочка хозяина гостиницы, переминаясь с ноги на ногу.
– Это… сэр?
– Да?
– Это вам. – Девочка протянула сложенную бумажку. – Вот… э-э… эта леди велела отдать это вам.
Мох нетерпеливо кивнул, просматривая записку.
Мох!
Сожалею, что мы повздорили. Меня обида терзала. Это единственное оправдание тому, как я поступила, и словам, что сказала. Я что угодно сделала бы, чтобы взять их обратно. Короче, мне тут неспокойно. Я не верю Ш., а мужики, напавшие на нас вчера, разыскивают нас по городу. Знаю, что ты вернёшься, но ждать тебя не могу. Я двину дальше в надежде, что ты меня догонишь: само собой, я не могу вернуться в Ступени-Сити, этот мост мы решительно сожгли. Агнца теперь уже нашли и моё исчезновение заметили. Непременно буду ждать тебя на сужении пути столько, сколько смогу. Если не приедешь, попробую отыскать М. сама. У меня пожар за спиной. Мох, прошу тебя, поторопись. Буду выглядывать тебя на всём пути.
До встречи.
С любовью,
Мох поднял взгляд:
– Она сама дала тебе это?
Девочка кивнула:
– Я же только что это сказала.
Он положил бумажку в карман и, оттеснив девочку, вышел.
Во дворе заметил старый мотоцикл, прислонённый к стене дома. Девочка нерешительно мялась у него за спиной.
– И что вы теперь делать собираетесь? – спросила она, широко раскрыв глаза, больше от любопытства, чем от испуга.
– Эта штука работает?
– Ещё как.
– Я могу одолжить его?
– Можете, думаю, если только успеете вернуть до того, как мой брат с работы придёт.
– Обязательно, – соврал Мох. – Достань мне ключи, ладно?
– А они в нём торчат. Всегда оставляет, чтоб не потерялись или ещё зачем.
Пока Мох смотрел на неё, у него появилась идея.
– Слушай, а нет тут какого-нибудь оружия, которое я мог бы одолжить, а? – Он театрально корчил рожи, надеясь, что девочка примет это как извинение за те неудобства, в которые он её ввергал.
– Есть, на кухне. Хотите, я посмотрю? – спросила она.
Мох кивнул с терпением, какого в нём не было вовсе.
– Было бы просто здорово, спасибо.
Он проводил её взглядом за сетчатую дверь на гостиничную кухню. Когда она скрылась, он оседлал мотоцикл и ударом завёл двигатель. Машина ожила с рёвом такой силы, которая опровергала все её вмятины и ржавчину. Девочка вышла из кухни с древней винтовкой, заряжавшейся с казённой части и болтавшейся на ременной лямке, и патронташем.
– Эта подойдёт? – спросила она. – Отец ею крыс убивает, какие на помойку забрались.
Мох двумя руками взял у неё винтовку. Несмотря на почтенный возраст, содержалось оружие заботливо. Он проверил магазин и нашёл в нём семь патронов. Перекинув лямку через голову, повесил винтовку наискосок за спиной.
– Лучше не бывает, спасибо тебе. – Мох дал газу, и мотоцикл тронулся с места. Прежде чем выехать со двора, он, оглянувшись, бросил на девочку прощальный взгляд. Та стояла, раскрыв от восторга рот и зажав уши обеими руками.
У моря
К северу от городка пейзаж с каждой милей становился все более пустынным. Пока мотоцикл тарахтел по крошащемуся асфальту, Мох высмотрел среди качающегося вереска непонятные фермерские постройки. В последние часы дома попадались всё реже. Эти изолированные частички города были серебристыми оболочками, растерявшими свою кровельную плитку в высокой траве, с провисшими внутрь крышами.
Мох выехал на подъездную дорожку скособоченного фермерского дома возле обочины дороги. Дощатая обшивка его была покрыта поблёкшими граффити. Позади стоявшей рядом доильни он ознакомился с боевыми свойствами винтовки. Хотел быть готовым при встрече с какими-нибудь подобиями банды Зяблика. Он произвёл выстрел и едва плечо себе не вывихнул от отдачи. Молочная бутылка, в которую целился, осталась нетронутой. Не желая попусту растрачивать патроны, аккуратно положил винтовку на седло мотоцикла и стал искать воду. Утолять жажду пришлось зеленоватой дождевой водой со дна цинкового корыта. Каким же он был болваном, отправившись в дорогу без самых необходимых припасов. Вернувшись к мотоциклу, он вспомнил о конверте Джона Машины.
Дорогой Ламсден, я посчитал, что это тебе понадобится.
На чёрно-белой фотографии два ребёнка на стене канала у Благоуханного Стока. Мемория повернулась как раз тогда, когда был сделан снимок, волосы её взметнул ветер. Мох лежал на спине с книжкой на груди. Глубоко тронутый, невзирая на свою пожизненную привычку злиться на Джона, он опять вложил фотографию в записку. Смотреть на неё было невыносимо. Несколько минут спустя он выехал обратно на дорогу, чувствуя, что готов, насколько только мог быть готов, иными словами – совсем не готов.
Часы с грохотом летели прочь, монотонно трясло – до самых костей. Море всегда виднелось справа, тогда как на земле поросшие низкой растительностью болота сменялись скалистыми пустошами, а под конец безграничным хвойным лесом. Сквозь деревья воду уже не было видно, хотя воздух был напоён острым привкусом соли. Проехав по лесу час, Мох вынужден был сбавить скорость: состояние дороги внушало опасения. Дневной свет померк, и меж стволов деревьев надвигался туман. Теперь было ясно, что пройдёт ночь, прежде чем он нагонит Имоджин.
Торопясь уехать, он не взял с собой ничего, кроме винтовки. Надеясь проехать как можно дальше до прихода тумана и темноты, которые сделают передвижение невозможным, Мох поддал газу, однако мотоцикл не рванул вперёд: двигатель чихнул, а потом разом смолк. Мотоцикл прокатился по инерции и остановился. Ещё не веря себе, Мох упёрся ногами в землю и открутил крышку топливного бака. Хотя света было уже мало, чтобы разглядеть, что там внутри, металлический лязг поведал ему обо всём, что требовалось узнать.
– Кретин! – воскликнул он. Деревья заглушали его голос. Несколько невидимых ворон выразили своё сочувствие. – Невероятно. Почему я бензин не проверил? – Дорога впереди уходила вдаль, теряясь среди деревьев. Он откатил мотоцикл на обочину и поставил на подножку, подумав при этом: «Полнейшей глупостью себе же навредил».
Некоторое время Мох стоял, прикидывая возможности. Двигатель мотоцикла потрескивал, остывая. Сова-сипуха с ближайшего дерева следила за человеком, держа в клюве безнадёжно дергавшуюся мышь. Вместе с туманом подступал пронизывающий холод. Того и гляди замёрзнешь. Чем пережидать ночь в лесу, Мох решил идти дальше пешком. Так можно было согреться, а при дневном свете по-настоящему сообразить, что предпринять. Бросив скорбный прощальный взгляд на мотоцикл, он с трудом потащился по дороге, которая сделалась до того разбитой и топкой, что казалась путём в иной мир, вымощенным булыжником.
Лунный свет наполнил туман призрачным свечением. Чем дольше длилась ночь и неповоротливее становились части тела, тем больше Моха охватывало странное чувство, будто шагал он по морскому дну. В полубессознательном состоянии он воображал себя морским существом, пробиравшимся через густую глинистую грязь в лесу из бурых водорослей. Поняв, что засыпает на ходу, он пошарил в бушлате и достал сбережённый косячок. Его ещё Имоджин скрутила. Никотин поможет прогнать дремоту. Он понюхал самокрутку, надеясь, что в ней один только табак.
Из леса донёсся резкий звук. Мох замер, нагнувшись, так и не донеся спичку до схваченной губами цигарки. Всю ночь слышались какие-то шумы, но он посчитал, что вызывали их падения на землю то ли сосновых шишек, то ли сухих веток. Только тут шумело по-иному: не удар, а хруст, будто под тяжестью кость сухая ломается. Мох прикурил-таки цигарку. От этого одиночество его словно уменьшилось. Уже много часов мысли терзало одно: карета Элизабет. Если она направлялась на Козодой, то ушла ли вперёд или остаётся сзади? Вполне могло быть, что Элизабет верхом на собаке или Эхо были где-то рядом, и в этом случае наполнять воздух табачным дымом, возможно, не стоило. Наверняка они отстали. Эхо не мог передвигаться быстрее. Чудище в своём хомуте тащилось вперёд с неумолимой предсказуемостью вращения Земли. Хотя следы грузовика Имоджин (или какой-то другой тяжёлой машины) какое-то время были заметны, следов кареты не было. Местами обочина дороги была вытоптана тяжёлой поступью. Булыжник выворочен силой машинных колёс. Мох вглядывался в туман, не рискуя кричать. Потом, будто сила его сосредоточенности материализовала предмет, под соснами появилась фигура большой собаки. И пропала так же быстро, как появилась. Это был не мускулистый пёс, на котором ездила верхом Элизабет, а крупное крадущееся животное с густой шерстью. Волки. Замечательно.
Едва эти мысли успели утвердиться в его сознании, как среди деревьев замелькал свет фар, следом послышался безошибочный звук автомобильного мотора. Мох стоял на возвышении дороги и размахивал руками над головой. Машина одолела поворот и рванула на него, сияя огнями. Водитель не ожидал увидеть кого-то и слишком промедлил затормозить. Мох прыгнул с дороги, а машина вильнула в другую сторону. Её занесло и накренило, она въехала в лес и остановилась в каких-то дюймах от громадного ствола древнего дерева.