Холбрук понимал, что Белый дом, Пентагон и ЦРУ хотели, чтобы Пакистан разорвал связи с талибами и сделал больше для борьбы с терроризмом. Но этого никогда не случилось бы без хотя бы некоего подобия нормальных отношений между двумя странами. Холбрук здесь предпочитал сравнение с айсбергом: «В отношениях есть надводная часть, – говорил он, – но есть и подводная». Подводная часть включает сотрудничество в области разведки и безопасности, к чему мы очень сильно стремимся, в то время как надводная часть представляет собой помощь и поддержку, которую мы оказываем Пакистану. Вот тут сравнение с айсбергом не работало. Некоторые страны, в отличие от глыб льда, делают большей надводную часть, что помогает стабилизировать общую ситуацию – по крайней мере, так заявлял Холбрук. А в 2011 году, после его смерти, айсберг просто затонул.
Уже в 2009 году половина дипломатического состава американского посольства в Пакистане работала больше на разведку и на борьбу с терроризмом, чем на дипломатию и развитие. Наше консульство в Пешаваре скрывало за кирпичными стенами разные антенны. И это того стоило. ЦРУ собирало важную разведывательную информацию по Пакистану, которая давала возможность американским беспилотным летательным аппаратам (БПЛА) наносить удары по целям Аль-Каиды и несколько раз позволяла предотвратить террористические удары на Западе. Администрация Обамы начала проводить удары БПЛА в Пакистане в массовом масштабе, ликвидируя структуру контроля и управления Аль-Каиды и выводя из строя всю организацию66. Даже при всей двойственности действий Пакистана и чинимых им проволочках между ЦРУ и МРУ по-прежнему имело место сотрудничество по Аль-Каиде, и все, что заявляла администрация по поводу успехов в борьбе с Аль-Каидой, зависело от этого сотрудничества67.
Однако охота за террористами не нашла поддержки среди населения Пакистана, а налеты беспилотников особенно раздражали пакистанцев. В открытых заявлениях власти отрицали какие-либо дела с Соединенными Штатами по этому поводу, но гражданам было совершенно понятно, что беспилотники летали с ведома властей и даже при их содействии. Пакистанцы считали, что БПЛА были свидетельством ежедневного нарушения суверенитета их страны, что демонстрировало ее слабость и беззащитность. Ходили нелепые слухи о побочном ущербе, о случайной гибели гражданского населения, когда беспилотники нацеливались на террористов. Неважно, что они ликвидировали множество террористов, включая главаря ТТП Байтуллу Мехсуда, печально известного джихадиста, который взял на себя ответственность за множество бомбовых атак на гражданское население и который, как считалось, повинен в убийстве бывшего премьер-министра Беназир Бхутто в декабре 2007 года. Гнев становился еще сильнее в связи с ростом количества налетов беспилотников в течение 2009-го и последующих годов.
Политика «не спрашивай, не говори» в отношении беспилотников устраивала пакистанских лидеров, но она имела разрушительное воздействие на американо-пакистанские отношения. Нам было известно, что вопрос о БПЛА был темой передач на телевидении в больших городах Пакистана, но наши руки были связаны. Для одной программы был повод – в местах, где действительно имели место атаки беспилотников, ближе к ФУГП, это не выглядело как провокация. Там местные точно знали, куда попадают ракеты и в кого, и у местных не было особой любви к тем, на кого они нацеливались. Но тема беспилотников была секретной в правительстве США. Нельзя было говорить о них открыто на публике и тем более обсуждать, кого они поражают и какова их результативность. Сотрудники посольства называли беспилотники «волдемортами» по имени злодея из «Гарри Поттера» лорда Волан-де-Морта – Того-кого-нельзя-называть.
К 2012 году беспилотники превратились в большую проблему для Пакистана. Популистски настроенный политик и бывшая звезда игры в крикет Имран Хан создал влиятельное политическое движение частично за счет протестов против ударов БПЛА, которые, по его утверждениям, вызвали растущую волну экстремистской жестокости в Пакистане. В то время у беспилотников было два набора целей: «высокопоставленные» цели, означавшие известных лидеров Аль-Каиды, и «цели с отличительными признаками», означавшие сосредоточение плохих парней, или, как некоторые в Пентагоне называли их, МПВ (мужчин призывного возраста). Большая часть противоречий возникала вокруг одного вопроса: действительно ли атаки БПЛА приводят к ликвидации террористов или они убивают гражданское население, вызывая тем самым антиамериканскую истерию. Пакистанская служба безопасности смогла использовать эти противоречия – когда десятки беспилотников начали нацеливаться на талибов в 2011 году, МРУ стала разжигать движение против беспилотников для того, чтобы заставить Соединенные Штаты согласиться с более сокращенным списком целей.
В это время Пакистан неоднократно требовал установить совместное управление программами БПЛА, что означало нашу совместную работу по сбору разведданных (такие сведения собирались ЦРУ, а потом ими избирательно делились с Пакистаном) и управлению беспилотниками. Они также просили продать им БПЛА. Пакистанцы не возражали бы, если бы убивающие террористов беспилотники носили на себе опознавательные знаки Пакистана. К тому же они предлагали поражать цели, передаваемые на беспилотники, своими истребителями F-16. Каждый раз ответ ЦРУ был отрицательным: мы не станем продавать БПЛА, не будем совместно управлять ими или разрешать использовать свои самолеты для поражения тех же самых целей. Программа должна была оставаться сугубо «американской». А таковая она вызывала антиамериканские настроения.
С начала 2009 года нам было известно, что проблема беспилотников означала проблемы во взаимоотношениях с Пакистаном в сфере разведки. В начале моей работы с Холбруком, когда мы разрабатывали новую пакистанскую политику, один из заместителей Холбрука спросил его: «Если мы хотим серьезного вовлечения Пакистана, не следует ли нам внести некоторые изменения в политику БПЛА, может быть, чуть отступить?» Холбрук ответил: «Даже не суйтесь в это дело. Ничего не изменится». Нам необходимо было строить нормальные отношения с Пакистаном, несмотря на негативное воздействие на процесс программы использования беспилотников.
Холбрук все-таки всегда верил, что, демонстрируя Пакистану дорожную карту установления более глубоких отношений с Америкой в различных сферах, можно было бы отвлечь его внимание от взаимоотношений в области разведки. Ключ привлечения Пакистана на свою сторону состоял в том, чтобы просто дать Пакистану больше (гораздо больше) помощи на более длительный период (гораздо более длительный) с тем, чтобы изменить динамику отношений, делая акцент на использование экономического сотрудничества. Если бы пакистанским руководителям было что рассказать своему народу об успехах в этом направлении, то ЦРУ стало бы проще работать и со временем Пакистан перешел бы к иным взаимоотношениям с Америкой. Каждый пакистанец должен был бы увидеть пользу от отношений с Америкой, а в 2009 году они ее не видели. Намного легче быть сердитым на Америку, если считаешь, что ничего не получаешь от взаимоотношений, кроме ударов беспилотников и ответной мести за это в виде разрушительных взрывов террористов-смертников.
Чтобы противостоять такому развитию событий, Холбрук приступил к созыву Друзей демократического Пакистана на международную встречу в Токио, призванную помочь Пакистану перестроить его экономику. Он получил обязательства на пять миллиардов долларов, предназначенных на содействие Пакистану. «Это настоящие ценные бумаги международной открытой подписки», – хвастался Холбрук, надеясь, что начало работ соберет еще больше в виде вложений в основные средства в будущее Пакистана.
Холбрук думал, что нам следовало бы оказать еще большую помощь Пакистану, и не только военного характера. Нам следовало бы приложить максимум усилий, чтобы помощь была заметна и чтобы она могла значительным образом улучшить повседневную жизнь пакистанцев. Холбрук получал информацию из бесед с пакистанцами разных слоев общества. Министр финансов Пакистана (а позднее министр иностранных дел) Хина Раббани Хар провела семинар для Холбрука по вопросу об американской помощи Пакистану. Они встречались в Стамбуле на веранде роскошного отеля «Чираган-Палас», бывшей резиденции оттоманских султанов, где тогда проходила международная конференция по Пакистану. Хар сказала Холбруку следующее: «Ричард, позвольте мне рассказать вам кое-что про вашу помощь. Во-первых, никто в Пакистане не видит, на что вы ее расходуете. Народ может показать на мост, построенный китайцами, но никто не может назвать ни одного объекта, созданного с вашей помощью. Во-вторых, большая часть средств не доходит до Пакистана, деньги расходуются в Вашингтоне. Из каждого доллара, который, по вашим словам, вы даете Пакистану, возможно, только 15 центов доходит до Пакистана. И в заключение, вы никогда не спрашивали нас, что нам нужно и на что нам следовало бы дать помощь. Поэтому ваша помощь никак не влияет на ваш имидж и не служит вашим целям в Пакистане. Если вы хотите иметь какой-то результат, вам необходимо отладить это дело».
И это дело стало целью Холбрука. Американская помощь могла все изменить, если бы ее можно было увидеть и если бы она была эффективна. Только в таком случае пакистанцы стали бы считать, что отношения с Америкой имеют какую-то ценность.
Если мы хотим изменить Пакистан, рассуждал Холбрук, нам следует мыслить в категориях плана Маршалла. Когда журналист спросил его, не слишком ли много для Пакистана пять миллиардов долларов помощи, Холбрук ответил, что «Пакистану надо 50 миллиардов, а не пять». Белый дом не хотел этого слышать – это означало борьбу с конгрессом и растрату политического капитала на убеждение американского народа. Кроме того, потребовался бы смелый внешнеполитический шаг, к которому администрация Обамы была просто-напросто не готова.
Тем не менее на Афганистан мы тратили гораздо больше. На каждый доллар нашей помощи Пакистану мы расходовали 20 долларов на Афганистан. Но деньги эти далеко не уходили – это выглядело, как будто вода уходит в песок. Мы сделали бы себе большое благо, если бы изменили это соотношение. Судя по всему, у нас не возникало проблем с тратой денег, причем не на то, что поистине вело бы к переменам и служило бы нашим интересам. Даже генерал Петреус это понимал. Я помню, как он сказал на встрече по Пакистану: «Вы имеете то, что вы оплатили. Мы не так уж много вложили, чтобы многого ожидать в Пакистане».