Эти альянсы имеют большую силу. В ноябре 2009 года, когда администрация Обамы была занята тем, что убеждала Пакистан в необходимости сотрудничества по Афганистану, китайские и пакистанские официальные лица собрались в Исламабаде на празднование старта нового китайско-пакистанского проекта высокого уровня: производство до 250 единиц истребителей JT-17 в Пакистане[29]. То была сделка на пять миллиардов долларов, и только первая часть более широкой инициативы по развитию военной техники308. Проект очень примечателен, и не только тем, что символизирует китайскую поддержку Пакистану в его военно-стратегическом соперничестве с Индией, но и тем, что он говорит о глубине связей между Китаем и Пакистаном309.
Премьер-министру Пакистана Юсуфу Разе Гилани нравится повторять набившее оскомину описание китайско-пакистанской дружбы: о том, что она «выше, чем Гималайские горы, и слаще, чем мед»310. Пакистанцы также говорят, что Китай – «всепогодный» друг. Это предположительно можно трактовать так, что Америка в лучшем случае только друг «на хорошую погоду»311.
В атмосфере горечи и взаимных обвинений, последовавших за обнаружением бен Ладена, жившего в самом центре военного поселения, Пакистан вновь обратился к старой идее относительно того, что Китай всегда стоит за Пакистан, несмотря ни на что. Пакистанцы с готовностью расскажут вам о важной помощи Китая во время войны 1965 года с Индией (хотя Иран тоже сыграл такую роль поддержки) или о помощи Китая Пакистану во время войны 1971 года, Каргильской войны 1990 года[30] и даже сегодня: Китай является единственной страной, поддержавшей Пакистан после абботтабадского фиаско312.
Китай может быть «всепогодным другом», но он по-прежнему не любит снежные бури или торнадо. Китаю не нравится, когда Пакистан слишком сильно перегибает палку с Индией или провоцирует гнев Америки. Китай рассчитывает на Пакистан как на стратегическую базу, а не повод для головной боли. Волны экстремистов, подготовленных в Пакистане, могут разжигать огонь сепаратизма в Синьцзяне, и, как случалось раньше, бесчисленные китайские инженеры могут быть похищены представителями разных пакистанских племен за выкуп. И все же подлинный гнев Китая вызывает исходящая из Пакистана угроза региональной силовой игры. Китай хочет использовать Пакистан в своих собственных интересах, и он не хочет становиться пешкой в региональных играх Исламабада. Это проявилось, например, в том, что, даже когда Китай наращивал свои капиталовложения в военные возможности Пакистана, он свел на нет свою поддержку Пакистана по вопросу о Кашмире313.
Китай был также источником моральной поддержки, страной, к которой Пакистан обращался в случае угроз со стороны Индии или давления со стороны США. На протяжении последних десяти лет Китай культивировал это чувство тем, что углублял стратегические вложения в Пакистан. Наряду с истребителями, трубопроводами, портом и мостами Китай строит дороги и электростанции, а также обещает ядерные реакторы гражданского назначения, подобно тому, который отправится в Турцию. Заключенные соглашения о свободной торговле предполагают расширение товарооборота между двумя странами до 15 миллиардов долларов США в 2015 году. На Китай уже приходится 11 % импорта Пакистана314.
Китайских бизнесменов полно в отелях в Лахоре и Карачи, где они изучают перспективы инвестирования даже в компании, выпускающие программное обеспечение. «Чайна Мобайл» приобрела контрольный пакет акций «ПакТел»; китайские производители оружия продают ежегодно военную технику Пакистану на сумму 7 миллиардов долларов США. Фактически на Пакистан приходится большой объем мировых продаж оружия Китаем, Китай является крупнейшим поставщиком для нужд обороны Пакистана. Пекин продает свои самолеты (включая те, которые могут доставлять ядерный боезаряд), корабли и передовые системы предупреждения. Существуют планы продажи подводных лодок. Китай помогает Пакистану строить свой собственный военно-промышленный комплекс, создавая совместные проекты, включающие не только истребители, но также танки, ракетные фрегаты, баллистические ракеты и даже спутники связи и дистанционного зондирования315. Китай недвусмысленно хочет, чтобы у Пакистана была сильная армия – а особенно мощными были бы ВМС – как стратегический актив в Западной Азии.
Сотрудничество также распространяется и на вызывающую противоречивые оценки программу ядерного оружия Пакистана. Печально известный А. К. Хан, отец пакистанской атомной бомбы, открыто признавал китайскую помощь в виде урана для ядерного оружия, технических чертежей ядерного оружия и тонн гексафлорида урана, который пакистанские центрифуги могут перекрутить в уран, доведенный до предельной возможности использования в атомном оружии316.
Пакистан еще больше сблизился и стал теплее относиться к Китаю, когда президентом этой страны был генерал Первез Мушарраф. А сейчас связи между двумя странами носят строго деловой характер. Президент Зардари дважды в год посещает Китай. Он говорит, это нужно для того, чтобы «учиться», однако известно, что богатый Зардари имеет личные капиталовложения в Китае. Он, дескать, демонстрирует способ установления более тесных связей, которые дополняют растущее военное и научно-техническое сотрудничество между двумя странами.
Китай также ценит Пакистан за то, что тот играет роль шипа в бок Индии. Пакистанские интриги отвлекают все внимание Индии, напрягают что есть мочи ее военные ресурсы и в перспективе могут лишить Индию чувства безопасности, которое она хотела бы иметь для того, чтобы добиться желаемого экономического роста. Китай не поощряет войну между Индией и Пакистаном, но реальная угроза со стороны Пакистана, подкрепленная ядерным оружием, представляет собой некое преимущество для Китая. Индия надеется перетянуть Китай на свою сторону обещанием доступа на широкий индийский потребительский рынок, но Китай видит в Индии больше соперника в деле продажи дешевой экспортной продукции и приобретения товаров широкого потребления, чем рынок для китайских товаров. И, разумеется, Индия сейчас близкий стратегический союзник Америки в большой игре по сдерживанию Китая.
Стратегическое расположение Пакистана – при возможной военно-морской базе в Гвадаре – недалеко к востоку от Ормузского пролива представляет собой факт огромного значения для Пекина, поскольку он рассматривает стратегию для Западной Азии и региона Залива и учитывает возможность противостояния силам США и Индии в этом районе. Роберт Каплан пишет об этом следующим образом: «На Индийский океан приходится половина контейнерных перевозок в мире. Более того, 70 % общего объема перевозок нефтепродуктов проходит через Индийский океан на пути из Ближнего Востока в Тихий океан. Когда эти товары перемещаются по маршруту, они проходят по судоходным линиям перевозок нефти, включая Аденский залив и Оман – точно так же, как и через некоторые узкие места мировой торговли: Баб-эль-Мандебский, Ормузский и Малаккский проливы. 40 % мировой торговли проходит через Малаккский пролив; 40 % всей законтрактованной сырой нефти проходит через Ормузский пролив»317.
Поскольку торговля энергоресурсами и товарами между Востоком и Западом, равно как и между Африкой и Азией, продолжает расти, цифры, приведенные Капланом, тоже будут только расти.
Индия таким же образом рассматривает бассейн Индийского океана как стратегически важный район. Настроенная на то, чтобы стать четвертым крупнейшим потребителем энергии в мире (больше только Соединенные Штаты, Китай и Япония), Индия вскоре будет импортировать 90 % необходимой ей нефти из Персидского залива по маршруту, который проходит непосредственно мимо Макранского побережья Пакистана. Индия также импортирует уголь из Африки и Юго-Восточной Азии, и он тоже должен пересекать Индийский океан. Даже если бы Индия перешла на природный газ, с учетом ограниченной пропускной способности ее трубопроводов, она должна будет рассчитывать на танкеры, идущие из Персидского залива или Индонезии318.
В силу этого Гвадар становится ключевым пунктом в стратегии «нитки жемчуга», который дал бы Китаю стратегический контроль над торговлей через Индийский океан, а также стал бы подготовительной площадкой для защиты маршрутов поставок от пиратов или более глобальных соперников. Гвадар сегодня представляет собой довольно безлюдное место, больше похожее на покинутую строительную площадку, чем на загруженный порт. Но имейте в виду, что китайцы в Пакистане с дальним прицелом. Важность Гвадара станет очевидна в будущем.
Иран тоже является давним другом Китая. Он оказался среди первых ближневосточных стран, последовавших примеру Америки в открытии для Китая в 1970-е годы319. Но отношения между двумя древними нациями корнями уходят гораздо глубже. Как иранские дипломаты в середине 1970-х годов узнали, к своей радости, Китай до сего дня хранит бесценную коллекцию манускриптов классической персидской литературы – некоторые из них даже не сохранились в самом Иране. Речь тут идет о временах Великого шелкового пути, когда нагруженные товарами караваны шли туда и обратно по Азии по одному маршруту, по которому Марко Поло пришел из Персии в Китай и привел монголов на Ближний Восток.
Эта историческая связь подкреплена общим взглядом на то, что не только как современные национальные государства, но и как древние цивилизации, Китай и Иран заслуживают соответствующего места под солнцем. Иранцы впадают в экстаз, когда китайские руководители цитируют поэзию о правах древних наций, разукрашивая злоупотребления, от которых Китай и Иран страдали в руках западных держав, и предполагаемую злобную роль тех же самых держав, продолжающих мешать Китаю и Ирану подняться наверх.
Руководителям Ирана нравится идея сильного Китая как баланса против Америки. Биполярный мир – более спокойное место для Ирана. Иранские правители представляют в мечтах мир, в котором Китай будет противостоять Америке, как это делал Советский Союз в определенный момент, защищая Иран от американского давления.