— Красота! — похвалился Онфим «погорельцам», робко стоявшим в стороне от остальных мальчиков. — Христолюбивый князь украсилъ есть церкъвь всякыми красотами, добрѣ церкъвь украсилъ и иконы на золотѣ добрымь писаниемь устроилъ, яко же подобаеть церкъви на красоту.
Ни Ване не доводилось прежде бывать на церковной службе, ни Васе, но обоим представлялась она чем-то темным, давящим, тревожным, где грустные лица у всех и покорно опущенные головы. Здесь же оказалось все не так. И радостно — праздничный свет свечей и лампад, и добрые лики святых на фресках, и лица у всех осветленные, и покойные напевные голоса, и общий хор такой теплый, такой искренний, что все тревожившее ребят, пугавшее неизвестностью вдруг освободило их. Впервые на древнерусской земле им стало покойно, и подумалось вдруг, что все будет ладно, все будет хорошо. Не заметили ребята, как служба прошла, как произнесено было последнее «аминь».
Выступил вперед игумен Арсений. Каждое его слово старались понять ребята, не все разобрали, но в главное вникли.
— Многу печаль в сердьци своемь вижю васъ ради, чада, — говорил игумен Арсений. — Не тако скорбить мати, видящи чада своя боляща, яко же язъ, грѣшьныи отець вашь, видя вы боляща безаконьными дѣлы. Молю васъ, братье и сынове, премѣните ся на лучьшее, обновите ся добрымь обновлением!». Страшьно есть, чада, въпасти въ гнѣвъ Божий. Какие казни отъ Бога не восприяхомъ? Не плѣнена ли бысть земля наша? Не взяти ли быша гради наши? Не вскорѣ ли падоша отьци и братья наша трупиемь на земли? Не ведены ли быша жены и чада наша въ плѣнъ? Не порабощени ли быхомъ оставшеи горкою си работою отъ иноплеменникъ? Се уже колико лѣтъ продолжаеть ся томление, и мука, и голоди, морове животъ нашихъ, и въ сласть хлѣба своего изъести не можемъ, и въздыхание наше и печаль сушать кости наша. Кто же ны до сего доведе? Наше безаконье, наши грѣси, наше непослушанье, наше непокаянье. Доколе не отступимъ отъ грѣхъ нашихъ? Пощадимъ себе и чадъ своихъ. Азъ бо, грѣшьныи вашь пастухъ, повеленое Господомь творю, слово Его вамъ предаю. Убоите ся, въстрепещите отъ зла, сътворите добро! Послышались возгласы:
— Господи, вижь смирѣние наше, отпусти вся грѣхы наша, възврати ярость Свою отъ насъ!
Горькие слова проповеди отца Арсения заставили задуматься Ваню с Васей. Ведь им отныне здесь жить, видеть, как терзают Русь иноплеменники — татары, шведы и немцы, а быть может, и погибнуть под их мечом.
Монахи в смиренном поклоне подходили к игумену под благословение. Он возлагал им на головы свои руки и отпускал с благодатными словами молитвы.
Ваня заметил вдруг, что Онфим, прислонясь к стене, тонким металлическим стерженьком старательно выцарапывает на голубом поле фрески какие-то буквы. Делал он это украдкой, постоянно оглядываясь. Присмотревшись, Ваня сложил написанные буквы в слова, получилось странное заклинание: «Господи, помози рабу Твоему Онфиму!»
— Ты зачем стены портишь?! — Ваня возмущенно дернул Онфима за рукав и даже забыл подумать, что Онфим по-русски не понимает.
В ответ Онфим покачал белобрысой головой и протянул стерженек Ване:
— И ты тако напиши!
Ваня, сам не зная почему, послушно взял стерженек, мягко, как карандаш, легший в его ладонь, и тоже склонился над фреской.
Нижнее, свободное от росписей лазурное поле фрески оказалось почти сплошь исчерчено надписями. Здесь на разные голоса жалобно взывали к Богу чужие беды, горести, страхи:
…«Семенъ писалъ въ бѣдѣ»… «Охъ душе грѣшнои»… «О Пресвятая Богородице, избави мя отъ бѣды»… «Охъ, охъ, тъшьно, Владыко, нѣту поряда»…
«А что, если это поможет спастись?» — с надеждой подумалось Ване, и, минуту помедлив, он процарапал на еще не исписанном голубом пятачке:
«Господи, помози… " Больше слов сюда не уместилось, но и этой коротенькой молитвой Ваня немного укрепился, отпустил давивший сердце неутолимый страх.
После службы отец Сергий повел своих подопечных через монастырский двор в низенькое бревенчатое здание, в просторной горнице которого стояли лавки. Мальчики быстро заняли свои места. Новеньких усадили на последнюю, стоявшую у стены скамью, здесь же примостился опекавший их Онфим, привычно разложив на коленях кусочки бересты.
Урок начался с молитвы. Стоя, мальчики хором повторяли за отцом Сергием знакомые Ване по бабушкиным чтениям слова молитвы Господней:
Ваня и Вася шевелили губами, делали вид, что повторяют молитвенные слова, но губы боялись непонятных слов. Это не ускользнуло от внимательного взгляда отца Сергия, который, решив, что погорельцы еще не оправились от пережитого горя, не поставил им этого в укор.
После молитвы начался урок истории, как поняли мальчишки, прислушавшись к размеренному чтению толстой в обтянутых кожей досках книги:
— Володимеръ же князь сѣдяше въ Кыевѣ и служьбы дѣяше идоломъ Перуну, Хорсу, Дажебогу, Мокоши. В лѣто 6496 иде Володимеръ съ вои на Корсунь градъ гречьскыи. И затвориша ся корсуняне во градѣ. Людье изнемогоша водною жажею и предаша ся. Въниде Володимеръ въ градъ и дружина его. И посла Володимеръ къ царю гречьску и рече: «Сеи градъ славьныи възяхъ, даи же сестру твою за мя, аще ли не даси, сътворю граду вашему, яко же и сему сътворихъ». Царь же гречьскъ глагола: «Не достоить хрестияномъ за поганыя даяти. Аще ся крестиши, то и се получиши, и царство небесьное приимеши, и съ нами единовѣрьникъ будеши». Рече же Володимеръ: «Прииди съ сестрою и крести мя». Сестра же не хотяше ити: «Яко въ полонъ, рече, иду, луче бы ми сьде умьрети». И едва принудиша царицю ту. Она же сѣдъши в кубару, целовавъши ужикы своя с плачемь, приде чрезъ море. И приде она къ Корсуню, и изъидоша корсуняне съ поклономь, и въведоша царицю въ градъ, и посадиша въ полатѣ. В се время разболѣ ся Володимеръ очима и не видяше ничтоже. И рече къ нему царица: «Аще хощеши избыти болѣзни сия, то въскорѣ крести ся». И Володимеръ повелѣ крестити ся. И егда крести ся, ту и прозрѣ. И приде Кыеву, повелъ идолы огневи предати. По семь же посла по всему граду, глаголя: «Аще не обрящеть кто заутра на рѣцѣ богатъ ли, убогъ или нищь ли работьникъ, противенъ мнѣ да будеть». Наутрия же сниде ся безъ числа людии крестити ся на Днѣпре. Вълѣзоша въ воду и стояху инии до шеи, а друзии до персии, друзии же младенци держаша, попове же молитвы твориша. И нача Володимеръ ставити по градомъ церкви и люди приводите на крещенье, и нача поимати у нарочитыя чади дѣти и даяти на ученье книжьное».
Отец Сергий замолк и, поглаживая белую бороду, добро глянул на притихших мальчиков. С минуту в горнице стояла удивительная тишина. Потом Онфим нерешительно спросил:
— Отче, а кто повесть сию написалъ есть?
— Чернець написалъ книгы сия, именемь Несторъ, — неспешно ответил отец Сергий. — И книгы сия именують ся: «Повесть временьныхъ лѣтъ».
Он закрыл книгу и бережно положил ее в небольшой сундучок, стоявший позади него у стены. Начался опрос, и, пока отец Сергий укорял за незнание вихрастого мальчишку: «Лѣность всему мати, еже отрокъ умѣеть, то забудеть, а его же не умѣеть, тому не учить ся», Ваня наклонился к задумавшемуся Васе:
— Ты все понял, что он читал?
— Не-е, — помотал головой Вася. — Идолам каким-то князь Владимир поклонялся, а потом их огню предал. А что за идолы и к чему им кланяться?
— Это славянские языческие боги, — зашептал Ваня. — Перун — бог-громовержец, Даждьбог — бог солнца, Мокошь — богиня земли. Мне мама про них читала, — Ваня судорожно вздохнул, но объяснения продолжил: — А после принятия христианства, после крещения, этих старых богов Владимир приказал сжечь.
— Слушай, Вань, — обрадовался подсказке Вася, — а чего это греческий царь отдал Владимиру свою сестру в плен?
— Да не в плен, — охотно отвечал ему Ваня, — а в жены. «Дай за мя сестру». Это и у нас в русском языке сохранилось: отдать невесту замуж, за мужа, значит, а если жених невесту просит, то он говорит:
«Отдайте за меня невесту». Понял?
Вася кивнул.
Увлеченные беседой, они не замечали, как Онфим удивленно слушает непонятный ему разговор, и, идя вслед за Ваней и Васей во двор после урока, Онфим все качал головой, дивясь услышанным словам…
Выйдя на луг, они расположились в тени невысокой надвратной церковки.
— А отець Сергий есть учитель вашь? — медленно, боясь, что натворит ошибок, выговаривал Вася.
— Отець Сергий есть чернець, наставляеть насъ ученью книжьному, сказаеть намъ, откуда есть пошьла русьская земля, и како русьская земля стала есть, и кто первее нача на Руси княжити, — принялся разъяснять Онфим.
На крыльцо вышел отец Сергий и махнул рукой ученикам: пора! Ребята поднялись с травы и охотно побежали в свой «класс».
— Нынѣ, — отец Сергий поднял вверх указательный палец, — реку вамъ, чадьци мои, како книжьная словеса отъ некнижьныих различают ся. Книжьная словеса суть — глава, страна, власть, градъ, храмъ, а по-русьску нарекуться — голова, сторона, волость, городъ, хоромъ. Розумѣете ли? — остро взглянул он на своих малолетних слушателей. Те дружно кивнули.
— По-книжьному мы речемъ: «Князь Ондрѣи прия власть въ градѣ семъ», а по-русьску: «Князь Ондрѣи приялъ есть волость во городе семъ». По-книжьну сказають: «Отьци и деди наши взяша въ плѣнъ пълкы половецькыя», а по-русьску: «Отьци и дѣди наши взяли суть въ полонъ полкы половецькыя».
«Так вот что означают так удивившие его в повестях отца Сергия, странно звучавшие слова, — думалось Васе. — «Поплѣниша», «прия», «постави», «съкрушиша». Так, оказывается, о прошедшем времени в книгах говорится. В жизни русичи говорят: «пришелъ», «приишли», а в книгах пишут совсем по-другому: «Приде», «придоша». Как бы это получше запомнить…"
— Василько, — услышал Вася шепот Онфима, — держи!
Он протянул Васе клочок бересты, на котором была выцарапана подсказка. Вася стал разбирать два ряда слов, а разобрав, подписал к ним еще один ряд — то, как переводились эти слова на его русский язык:
С такой подсказкой в кармане Васе зажилось веселее. Он вновь прислушался к словам учителя, который, хитро прищурившись, задал вопрос Онфиму: