— Как же мы от одного князя к другому переметнемся? Не подозрительно ли? — усомнился Митя.
— Нисколько, — успокоил его Прохор. — Обычное дело для Древней Руси, когда князь набирает в дружину умелых воинов, которым платит, дает им землю, а они сопровождают его в походах, воюют вместе с ним, однако людьми остаются свободными, вольными выбирать, у какого князя служить!
— А мы справимся? — продолжал сомневаться Митя. — Я ведь лука в руках не держал, хоть бы для начала попробовать.
— Тут пробами не обойдешься, — «успокоил» его Прохор. — Этому искусству древнерусский воин двадцать лет обучался, сызмала. Да и меч в руках держать тоже, наверное, непросто. Но ведь и нам же не завтра в бой. Нам сейчас главное — не вызвать подозрений в княжеском стане, согласен?
Эх, знать бы, состоялась уже Невская битва или нет! Посуди сам. В 1240 году, пользуясь ослаблением Руси от татар, на нее двинулись рыцари — крестоносцы. Немецкие и датские рыцари собирались нанести Руси удар с суши, из своих ливонских владений. Шведы же решили напасть с моря. Большой шведский флот двинулся к устью Невы. Пять тысяч человек войска было на шведских кораблях. Шведы были уверены в успехе. Они знали, что не придут на помощь Новгороду другие князья. Истерзана, обескровлена Русь татарами. Надеялись шведские рыцари и на неожиданность нападения.
— Но неожиданности не получилось, — заметил внимательно слушавший Прохора Митя. — Новгородская сторожевая застава, стоявшая в устье Невы, заметила шведские корабли.
— Да, неожиданности не получилось, — подтвердил Прохор, — старейшина Пелгуй послал гонца в Новгород с вестью о незваных гостях. Князь Александр Ярославич решил скорым маршем выйти навстречу врагу со своей конной дружиной и теми пешими полками, которые были в городе, под рукой.
Русское войско застало шведов на привале. Вражеские корабли стояли при впадении Ижоры в Неву, перекинув на берег мостки. Рыцари ночевали в шатрах. Опершись на копья, дремала стража. Остальные воины спали на кораблях. Шведов было гораздо больше, чем русских. Но князь Александр Ярославич рассчитывал на внезапность нападения. В сомкнутом строю княжеская дружина выехала из леса и ударила в центр спящего шведского стана. Пешцы под командованием новгородца Миши бежали вдоль берега, рубили мостки, отталкивали суда. На берегу шла жестокая сеча.
— Сам князь Александр Ярославич сошелся в рыцарском поединке с Биргером, так? — уточнил Митя. — В житии Александра Невского сказано, что князь «возложи Бирьгеру печать на лице острыимь своимь копиемь».
— И летопись о том же свидетельствует. А победа тогда была полной, — закончил Прохор, — причем достигнута малой кровью: в сражении пало всего 20 ратников Александра Ярославича. Битва же произошла 15 июля 1240 года. А сегодня какое число? Как думаешь?
Ответить Митя не успел и высказать свои еще многие сомнения тоже. С тропы раздался тихий свист, вернулся Путята.
Теперь они ехали медленно, то и дело останавливались, прислушивались. Прохор вспомнил, как объяснял Путята мальчикам в порубе дорогу к князю: «Ити надобѣ лѣсомь до рѣкы, на десной сторонѣ рѣкы князь станомь стоить, на шуеи сторонѣ рѣкы слобожане рыщють. Переправита ся на десну сторону да ступаита къ Вышате — тысяцькому. Онъ васъ ко князю приведеть». И вправду ехали они левым берегом реки, а на другом, правом берегу вился дымок, слышалось конское ржание.
Искали место от чужого случайного глаза, чтобы переправиться на другой берег. Река была широкая, многоводная, быстрая. Путята свою одежду благоразумно привязал к шее лошади, Митя и Прохор держали ее над головой, уже у самого берега сил им стало не хватать, и они, отчаянно сопротивляясь сильному течению, выпустили одежду из рук. Скорая вода тут же ухватила, закрутила, потащила вниз добычу — диковинные для русичей Прохоровы джинсы с майкой и с ними заодно Митину, ничем не подозрительную одежду. Мокрые и озябшие, под осуждающим взглядом Путяты, парни забрались на своих коней.
Под княжеский стан в лесу была вырублена большая поляна, огородили поляну частоколом, внутри раскинули шатры и полстницы. За частоколом под присмотром сторожей паслись расседланные кони. Здесь же, разведя костер, свежевали огромную лосиную тушу охотники. Сидели полукружьем собаки, дожидаясь своего куска свеженины.
Из ворот княжеского укрепления вышел высокий человек в наброшенном на плечи плаще и направился было к сторожам, но, заметив подъезжающих путников, двинулся к ним. Глубокий шрам, протянувшийся от глаза к уху, делал его властное лицо суровым и даже свирепым.
— Здраво, Вышато, — сойдя с коня, Путята почтительно поклонился воеводе. Студенты поклонились тоже.
Вышата на приветствие не отвечал, стоял молча, пристально разглядывая прибывших. Путята стал торопливо докладывать:
— Былъ есмь я въ Гюргевѣ. Съвѣдалъ есмь, яко пропалъ есть Митяи, въ Гюргеве не доѣхалъ. Грамотъку княжю я нашелъ въ лѣсе и шеломъ. И самъ я много перетерпѣлъ отъ недругъ. Не виделъ бо есмь зла на пути ни отъ поганыхъ татаръ, ни отъ звѣря лютаго. А слобожане по путьмъ сторожи поставиша и мене похытили. А я волею Божьего избылъ бѣды тоя.
Путята протянул воеводе мешочек с берестяными полосками. Вышата вытряхнул грамотки из мешочка, прочитал, зажал в кулаке, указал на Митю и Прохора:
— Кто суть?
— Чюжеземьца два, — отвечал Путята, покаянно опустив голову, понял гридь, что нельзя было ему приводить чужаков в княжеский стан.
— Отколѣ и почто нази? — спросил Вышата, хмуро оглядывая раздетых чужеземцев.
— Одежю истопила еста въ реце, — объяснил Путята виноватою скороговоркой. — А отколѣ — не съвѣдаю.
Митя и Прохор, поеживаясь от вечерней прохлады и недоброго ожидания, топтались за Путятиной спиной.
— Вышато, — решил вступиться за себя Митя, — почто намъ не вѣриши? Мы вашей братии не обидѣлѣ, ни грабиле товара силою, безъ правьды, насилия не дѣялѣ никому же. Пусти насъ, Вышато.
Вышата не отвечал, хотя и не спускал с них жесткого пристального взгляда, затем крикнул сторожам:
— Блюдите ихъ.
И ушел воевода в шатры, приказав следовать за ним Путяте. Митю и Прохора подвели к костру, кинули им холщовые порты да рубахи, да по куску печеного лосиного мяса, вот и псе снаряженье, вся еда, весь кров. Но и этому были рады изнемогшие за день путники, они без сил привалились к высокой толстостволой сосне и мгновенно уснули.
На рассвете Прохор открыл глаза, огляделся и снова смежил веки. Он понял, что все происшедшее с ними вчера не сон, а самая что ни на есть действительная явь. И как ни мечталось когда-то историку увидеть собственными глазами время, о котором он знал только по раскопкам да древним летописям, нынешнее их положение представлялось ему отчаянным. Их не выслушали даже, сразу заподозрили в них врагов, отдали под стражу. Из-под полуприкрытых ресниц Прохор разглядывал охранявших его дружинников. Один ворошил угли затухающего костра, другой вострил деревянную стрелу, рядом на траве лежали лук с ослабленной тетивой, она натягивалась лишь в бою, и расписной колчан со стрелами. Митя шевельнулся во сне, вскрикнул. Тотчас вскочивший на ноги стражник подошел к нему, низко наклонился, убедившись, что Митя спит, вернулся к костру. Бежать отсюда немыслимо, надо стоять на своем, думал Прохор, мы — дружинники князя Ярослава. Ярослав княжит в дальней Галицкой земле. Путь до него неблизкий, русская речь там отличается от здешней. Митя уверяет, что в ту пору русская земля говорила по-разному. Отличался выговор отдельных слов, произношение звуков. Вот в Новгороде, к примеру, «цокают» — одинаково произносят Ц и Ч, да и то не все, а во Владимире цоканья как не бывало. Да и одинаковые предметы в далеко отстоявших друг от друга древнерусских княжествах могли называться по-разному. Скажем князю, не по душе нам пришлось Ярославово княжение, захотелось попытать счастья в Новгородской земле под рукою князя Александра. Вот и двинулись мы в путь, в дороге встретили Митяя.
Он грамоту в монастырь вез, обратной дорогой обещал нас к князю проводить. Да на пути нас ограбили бродники, а Митяй вырвался, они его вдогон и убили, а грамота и шлем в руках наших остались. Да тут слобожане подвернулись. Похватали нас и в поруб вместе с Путятой посадили. Ну а дальше-то история известная, ее Путята доскажет.
Прохор перевел дух. Вроде складно получалось. Он глянул на Митю, тот лежал с открытыми глазами и думал.
— Скажешь князю все как договорились, — тихо молвил Прохор. Митя понимающе кивнул. Он перебирал в памяти древнерусские слова, искал подходившие для его речи.
В княжеском шатре, куда привели студентов их сторожа «судъ оправливати», как пробасил один из них, было темно, но вслед за ними вошедшие воины откинули полог, и весь шатер осветился ровным розовым утренним светом. Откуда-то из-за полога вышел и быстро сел на невысокое возвышение человек в красной одежде с шитыми золотом оплечьями, в красных мягкой дорогой кожи сапогах, на голове у него была отороченная собольим мехом небольшая шапочка. Это и был князь Александр Ярославич. Князь был голубоглаз, с русыми, коротко подстриженными кудрями и такой же русой короткой бородкой. Он спокойно, внимательно осмотрел стоявших перед ним пленников, разрешил говорить.
Митя рассказывал неторопливо, боялся ошибиться словом, но от того каждое слово его звучало весомо, уверенно. И закончил Митя хорошо:
— Тобѣ, княже, предълагаемъ животъ нашь весь.
Но не князь изрек слово, а Вышата. Чуть ступив вперед, он наклонился к князю и громко выговорил:
— Они, княже, лъжуть тобѣ. Достойно есть тобѣ, княже, еже бы ты тыя люди казнилъ, тьгда и инии людие быша бояли ся, кто лихую думу на тобѣ думаеть.
Князь дернул плечом, отмахиваясь от лихого Вышатина слова, с непонятной усмешкой кивнул пленникам:
— Слышали есте?
— Княже, — Митя услышал свой дрожащий в мольбе голос и выпрямился, стараясь говорить тверже: — Княже, въ тобѣ есть власть: или жити намъ, или умрѣти. Не прѣдай же насъ въ смерть. Будем тобѣ, княже, служити, не щадя головы своея.