— Я про это читал и кино видел, — без хвастовства сказал Ваня, — только никогда не думал, какая фамилия у князя Александра Ярославича была до того, как его Невским назвали.
— А фамилий в Древней Руси, Ваня, вообще не было, ни фамилий, ни отчеств.
— Как не было фамилий? — изумился Ванька. — Тот Иван и этот Иван, да одних Иванов небось тысячи на Руси было, как же их отличить?
— А это мы сейчас Митю спросим, он толковее объяснит, на то он и филолог. Слышишь, Митя, — окликнул Прохор, — мы тут с Иваном в Иванах запутались.
— Что, Ваня, трудно поверить, как люди без фамилий жили? — Митя с Васей подъехали ближе.
— И мне трудно, — признался Вася. — У нас в классе двадцать восемь человек, и четыре Ивана, и четыре Алены, как тут без фамилий разберешься.
— Иванов действительно на Руси всегда было много, недаром говорится, на Иванах Русь держится, только Иван Ивану рознь. Каждый Иван прозвище имел, а для верности еще и добавлял — «Иван Федоров сын». От прозвищ да прозваний по отцу и пошли нынешние фамилии. Самые-то простые из них от отцовских имен образованы. От имени Павел, например, целый ворох фамилий: Павлов, Паншин, Панаев, Панютин, Пашутин, Павлищев, Палин. А теперь скажите-ка, от какого слова фамилии Коняев, Конов, Кононов, Конаков, Коншин, Конашев?
— От слова «конь», — усмехнулся простоте вопроса Васька.
— Вот и нет, — засмеялся Митя, — если б от слова «конь», я бы и не спрашивал. А произошли они от имени Конон, было такое имя в Древней Руси. Забытые ныне имена много фамилий дали: и Кирсанов, и Зотов, и Протасов, и Сазонов, и Меркулов, и Уваров. Но еще занимательней разгадывать фамилии, рожденные прозвищами. Прозвища на Руси давали по разным случаям.
Посмеялись соседи над Степановым толстым брюхом — вот и стал Степан прозываться Брюханом, а дети и внуки его Брюхановыми. Белобрысого кликали Беляком, беззубого — Щербаком, а рябого — Шадрой. Их потомки — Беляковы, Щербаковы, Шадрины так и несут в своих фамилиях поминание о щербатом или рябом предке.
— Интересно как! — воскликнул Ваня.
— А если интересно, то вот вам загадка: что за прозвища такие, если от них пошли фамилии Глазунов, Ушаков, Голованов, Хлудов, Росляков, Коротыгин, Карташов, Беспалов?
— Глазуном звали глазастого, — уверенно начал Ваня. — Ушаком — ушастого.
— С оттопыренными ушами, — вставил Вася. — У нас такой в классе тоже есть. Мы его Чебурашкой зовем.
— Голован, видно, имел большую голову, — продолжил Ваня, — Росляк был длинным, а Коротыга — низеньким.
— А Хлуд, Карташ и Беспал, — напомнил Митя и, не дождавшись ответа, оглянулся на Васю. — Помогай своему другу.
— Нету таких слов в русском языке, — пожал плечами Васька. — Разве что Карташ — это который картавит…
— Правильно, — кивнул Митя, — а Хлуд — шибко худой, а Беспал — где-то палец потерял.
— А моего предка как прозывали? — нетерпеливо выглядывая из-под руки Прохора, спросил Ваня.
— Для начала хорошо бы знать, как тебя прозывают? — засмеялся Прохор.
— Базанов.
— Звали твоего прапрадеда Базаном, видать, крикливым был в детстве, — объяснил Митя.
— Да и праправнучек у него не очень-то смирный, весь в дедушку пошел, — не удержался Васька, высунувшись из-за Митиной спины.
Ванька решил в долгу не оставаться:
— А фамилия Сухотин от чего?
— Сухота — недужный. Болезненный, видно, был человек, иссушенный болезнью, — ответил Митя и услышал за спиной обиженное сопение, не очень-то обрадовался Васька сведениям о своем предке.
Кони мерно ступали по лесной дороге. В тишине, наполнявшей лес, слышно было, как похрустывают под копытами тонкие опавшие ветки, скрипит тяжелая сырая хвоя. День клонился к закату. И хотя солнце стояло еще довольно высоко, ощущалась собирающаяся в лесных болотистых низинках зябкая вечерняя влага.
Полянка открылась неожиданно, она оказалась за редеющим на краю дороги ольховником.
— Ваня, Вася, — тихо и строго сказал Прохор, как только слезли с лошадей, и Митя с Путятой тут же принялись за поиски грамоты. — Подземный ход приметили? — Он глазами указал на желтеющие головки зверобоя. — Как только я дам знак, ныряйте в лаз и ходу домой.
— А вы? — в один голос жалобно проговорили Ванька и Васька.
— Мы уйдем позже, надо у князя в стане побывать, раз уж случилось чудо попасть сюда.
Глядя в молящие глаза мальчишек, Прохор добавил:
— Домой, и немедленно. Поймите, ребятки, без вас мы выберемся, а с вами точно пропадем.
Последние Прохоровы слова прозвучали как приказ. Мальчишки молча уселись на краю поляны, где от спасительного хода их отделяла лишь поросль зверобоя, но близость дома не радовала.
Митя и Путята тем временем разглядели в траве жестяной бок нагретого на солнце — точь-в-точь как на Путяте — воинского шлема, под которым и сыскалась наконец скоробившаяся ленточка вытряхнутой утром из мешка второй половинки берестяной грамоты.
Путята торопливо разгладил ленточку.
— Слышали есте? — Путята прочел грамоту вслух.
— Цокает, ну, точно как моя бабушка, — заметил Васька. — Она тоже вот так говорит: «Цто, Васенька, хоцешь на завтрак?»
— Угу, — согласился с ним Митя, принимая от Путяты берестяную полоску, — цоканье в новгородских говорах сохранилось с древности. Цоканье — это когда люди не делают разницы между звуками Ц' и Ч', произносят их одинаково как мягкий Ц': цисто, цясто, нацяло, цело. Ну-ка, отгадайте, что я сказал? — подбодрил он настроившихся на разлуку и потому поникших ребят.
— Чисто, часто, начало, цело, — уныло ответил Ванька.
— А вот и не угадал, — неестественно оживленно обрадовался Митя. Ему тоже было жаль расставаться с ребятами, — Я сказал «чело», по-древнерусски это значит «лоб».
— И в княжеском войске есть «чело», — добавил Прохор, разглядывавший грамотку через Митино плечо. — Так называется передовой полк, принимающий на себя первый удар противника.
И рассматривая грамоту, и обдумывая сказанное в ней, Прохор между тем внимательно следил за Путятой, который, убедившись, что драгоценное послание уцелело, не попало в руки недруга, с тревогой осматривал найденный ими шлем.
— Митяя есть шеломъ, — скорбно проговорил Путята. — Погыблъ есть нашь Митяи. — Путята снял с себя шлем, склонил голову и перекрестился. Помолчали. Вздохнув, гридь махнул рукой в сторону перелеска, где паслись лошади, и, не оглядываясь больше на ребят, направился туда.
Прохор, схватив за руки мальчишек, тотчас метнулся к подземному ходу, быстро обнял и расцеловал их.
— Ну, ребятки, с Богом! — торопливо напутствовал Прохор.
Черный зев подземелья дохнул на них памятной еще с утра холодной сыростью.
Ошибка
После яркого солнца густая темнота каменного коридора ослепила ребят, они долго стояли молча, прислушиваясь и присматриваясь к темноте. Изредка слышно было, как разбивались о камни срывавшиеся с потолка капли воды, и снова в глухую тишину погружалось подземелье. Ребята двинулись вперед, помнили, что где-то здесь неподалеку Митя с Прохором оставили привязанный к веревке зажженный фонарик, и старательно вглядывались в темноту, надеясь уловить отблески света. Некоторое время они пробирались молча, потом Ваня заговорил:
— Вась, ты понял, о чем в грамоте было написано? Шведы пришли на Неву, и князь Александр собирает войско. Невская битва скоро! Эх, в какое время они нас домой отправили!
— Тебе же Прохор русским языком сказал, что с нами они пропадут, — отвечал Вася, но и он жалел о возвращении домой.
— Не глухой, тоже небось слышал, сердито заворчал Ваня. — Только уж не такие мы маленькие, чтоб из-за нас пропадать. Языка не знаем, так выучили бы, небось не безголовые.
Но долго сердиться он не умел и уже скоро, окончательно смирившись с мыслью о возвращении домой, Ваня, как бы извиняясь перед Васей за то, что еще минуту назад был рассержен на него, первым вступил в прерванный разговор:
— Слушай, друже Василий, а чего это князь у монастыря просит оружие?
— Не только оружие, но и жито, — уточнил Вася.
— Жито — это понятно, во всех монастырях и хлеб растили, и скот разводили, а вот оружия столько откуда у монастыря?
— Оружия? — переспросил Вася и тут же охнул, наскочив на большой камень. — У-у — ух! — застонал он, схватившись обеими руками за ушибленное колено. — Ты лучше скажи, откуда тут этот чертов валун взялся?
Действительно, откуда? Тут было над чем подумать, да подумать им было уже некогда, впереди пробивался свет, и тотчас, забыв обо всем, ребята припустили бегом, тут же и поняв за крутым поворотом, что не фонарик осветил им путь. Впереди, шагах в тридцати от них, там, где свод подземного хода круто падал вниз, заставив ребят невольно пригнуть головы, была приоткрыта маленькая, толстая, кованым железом обитая дверь, которая легко и мягко отворилась от Ваниного толчка, не скрипнув, выпустила ребят из подземелья.
Настороженно и с любопытством кладоискатели наши огляделись. Но правую и левую руку от них вздымались высокие крепостные стены, а прямо перед ними в розовых лучах закатного солнца стояла нарядная вся («как именинница», — ахнул Ваня, «ишь ты! " — выдохнул Вася), величавая церковь о трех маковках. Белокаменная, стройная, она тянулась ввысь, к небесам. Несущие золоченые кресты, высокие главы ее, напоминавшие формой воинские шлемы, в закатном свете казались зажженным трехсвечником.
Сошел со звонницы долгий мелодичный звон колокола, — от неожиданности наши ребята вздрогнули, — и поплыл над лугом, на котором стояла дивная церковь, над деревянными с узкими прорезями окон домами, что лепились к крепостным защитным стенам. И вслед за первым колокольным звоном, вслед ему, нагоняя, зазвучал колокольный перезвон — благовест, сливаясь в торжественный, сердце сжимающий колокольный оркестр. На дорожках, ведущих в храм, появились люди в длинных темных одеждах.
— Монахи! Да много! — прошептал пораженный Вася.
Ваня кивнул ему в ответ. Говорить он не мог. Большой шершавый ком застрял в горле, на глаза навернулись слезы. Они были в Юрьевом монастыре! Ваня сразу это понял, но не в том Юрьевом, куда они с бабушкой, Верой Васильевной, и Васей третьего дня ходили на экскурсию, где давно уже, много лет как музей. Они были в Юрьевом монастыре, куда не доехал пропавший Митяй с грамотой от князя, где готовили жито и оружие для предстоящей битвы с Биргером. Они но ошибке, пройдя другим коридором подземелья, так и не сумели покинуть тревожный тринадцатый век, но остались здесь теперь уже без Мити и Прохора, а, значит, без языка и малейшей надежды на возвращение отсюда. Ваня крепко сжал Васино плечо, тот повернулся, и Ваня увидел две светлые дорожки, пробежавшие от глаз к подбородку друга, и понял Ваня, что и Вася все понял. Не сговариваясь, словом не обмолвившись, крутнулись друзья на месте, чтобы метнуться к спасительному подземному ходу, но дорогу им заступил высокий худой человек с реденькой русой бородкой. Как и все на этом монастырском дворе, он был в темной одежде.