Элла кивнула.
– Хорошо, хорошо. – Необычайн-директор Ривера поджала губы.
Макдоналд глубоко вдохнул:
– Нам нужно задать тебе вопрос… довольно неприятный, но, мы надеемся, ты нас поймешь.
Теплые карие глаза госпожи Риверы встретились с глазами Эллы.
– Мы тебя ни в чем не обвиняем и обязательно будем расспрашивать и других учеников, но дело в том, что у твоей бывшей соседки по комнате Самайры аль-Нави пропала лампа. Помнишь, она стояла у нее на тумбочке?
Вопрос удивил Эллу.
– Помню.
У нее вдруг быстрее забилось сердце. Что именно хотела узнать госпожа Ривера?
– Это семейная реликвия. Представляешь, как Самайра расстроилась? – вставил Макдоналд. – А ты больше не заходила в свою бывшую комнату в башне «Малая Медведица»?
– Нет, – проговорила Элла.
Необычайн-директора снова переглянулись.
– Точно?
Вопрос словно обжег Эллу. Ее щеки вспыхнули.
– Вы думаете, это я взяла?
За всю свою жизнь Элла стащила лишь кусочек сырого теста для печенья, когда бабуля на минуту отвернулась. Девочка отлично знала, в какую часть Подземного мира отправляются воры, и совершенно не желала там оказаться.
– Я не брала.
– В этом нет ничего страшного. Может, тебе просто стало интересно? Ведь мир необычайнов незнаком для тебя, ты только привыкаешь к его чудесам. – Бумажные животные в волосах госпожи Риверы улыбнулись Элле.
Но девочку уже охватил гнев. Ее затрясло.
– Я не брала!
Она бросилась вон из холла. Необычайн-директора что-то кричали ей вслед, но она мчалась так быстро, как могла, чтобы никто не увидел ее плачущей. Слезы застилали глаза, но Элла продолжала бежать.
Джиа стояла перед фейри-чайной «Видимое-невидимое». Скрытая в самом конце нижней улицы, чайная отличалась от обычных домов лишь цветком на двери. До того как необычайны стали заносчивыми и равнодушными, в каждом квартале Бетельмора имелись развлечения на любой вкус. Раньше необычайны любили повеселиться, но теперь, казалось, смех был под запретом. Может, это все из-за Джии?
Она взялась за дверной молоток, готовая ступить сквозь завесу и немного поразвлечься. Дверь открыла приземистая женщина, закутанная в какое-то рванье:
– Ты знаешь цену.
Джиа насыпала женщине полные ладони блестящих побрякушек и золотых стелл.
– Мило. – Расплывшись в беззубой улыбке, женщина пустила ее внутрь.
Джиа последовала за ней по длинному коридору. С каждым шагом женщина становилась все прекраснее. Светящаяся кожа, яркие глаза, изящно заостренные на концах ушки.
Им открылся зал: в уютных нишах на роскошных подушках сидели прелюбопытные гости. Мимо носились слуги. Одни скрывались за шелковыми экранами и раздвигали бумажные ширмы. Другие толкали перед собой сервировочные столики, заставленные вазочками с розовым фейри-кремом, хурмой и гранатами, медовыми круассанами и липкими шафрановыми кексами.
У Джии заурчало в животе и рот наполнился слюной: она уже много дней не ела как следует. Воздух наполнил густой аромат, от которого она сразу расслабилась.
– Чего нынче пожелаете? – Женщина провела ее в шикарный отдельный кабинет. – Омолаживающую процедуру? Или сыграете в азартную игру и испытаете судьбу? Или хотите забыть?
– Мне нужно вспомнить.
– А, тогда я знаю, как вам помочь.
Женщина сняла с ближайшего сервировочного столика круглый чайник и поставила перед Джией чашку. Едва из носика чайника полилась горячая серебристая жидкость, тонкий фарфор чашки начал менять цвет – на стенках расцвели крошечные нежно-розовые тюльпаны. Они закивали Джии, раскрыли лепестки, обвили ими изогнутую белоснежную ручку.
Джиа сделала глоток, ожидая, когда чай начнет действовать и позволит оживить в памяти ту ночь, когда она все потеряла. Ей предстояло вспомнить, как умер ее ребенок. Это был единственный способ проникнуть в семейный склеп.
Существование между жизнью и смертью в Картах смертельной судьбы притупило ее чувства, стерло остроту воспоминаний.
В глазах у Джии резко потемнело, и она позволила себе провалиться во мрак. Она снова была на сцене. Это было главное выступление в ее жизни. В уши ударил тошнотворный шум толпы… и треск ломающихся костей, когда она выдернула нити жизни из Финеаса Эстли.
Соперник вызвал ее на дуэль, желая показать миру необычайнов, кто из них лучший шпрехшталмейстер. Соревнование состояло из трех раундов, полных волшебства и чудес. Победитель получал состояние соперника – и славу. Джиа выиграла первый раунд, проиграла второй и боролась за третий.
Наблюдая за сценой, она словно переживала ее заново.
Постоянный смех Финеаса приводил ее в бешенство.
«Женщины не способны держать на себе все представление, веди отдельные зрелища. У твоего отца получалось лучше».
Злость вспыхнула в Джии с новой силой. Не в силах больше сдерживать свое чудо, она пробормотала запретное заклинание, и вырвавшаяся из нее вспышка разорвала противника пополам.
Кровь хлынула на зрителей, словно с небес пролилась красная краска. В первом ряду сидела мать Джии с ее крошечной дочерью. Белокурые волосы малышки стали алыми.
Визг и вопли толпы заглушили звон часов. Джиа оглянулась – стрелки показывали 9:22 вечера.
Она резко открыла глаза. Воспоминание было так свежо, что Джиа почти ощущала вкус крови на губах.
В этот раз она прольет еще больше крови.
Глава тринадцатаяЧертежи
Влетев в пустую башню Вкуса, Элла спряталась за одним из мягких диванчиков и сжала пальцами камею-чародею. Она уже готова была позвать родителей, но останавливала мысль о том, что, если вмешается мама, все станет еще хуже. Нет уж, Элла сама разберется со своими проблемами. Ну или хотя бы попробует это сделать.
Она смахнула слезы и попыталась успокоиться. В этот момент кто-то окликнул ее. Элла осторожно выглянула из укрытия – ей махал рукой Мастерджи Такур. Девочка вытерла лицо и встала.
– Вы тоже на меня сердитесь?
– Вовсе нет, – мягко ответил он. – Почему я должен сердиться?
Элла пожала плечами. Ей вспомнилась их последняя встреча.
– Необычайн-директор Макдоналд сказал, что ты расстроилась, и я пошел тебя искать. Ты не против?
Она покачала головой.
– Так что же случилось?
От его ласкового голоса Элла снова расплакалась:
– Они разговаривали со мной так, будто я сделала что-то… будто мне здесь не место. Почему?
– Ну конечно, твое место здесь. – Мастерджи Такур крепко обнял девочку. – И я могу это доказать. Пойдем со мной.
Положив руку Элле на плечо, он повел ее по коридору. За высокими окнами виднелись башни, украшенные каемками ноябрьского снега. Два небесных озера промерзли насквозь, стеклянно поблескивали три обледеневшие теплицы.
Они подошли к запретному лифту, и Элла снова ощутила уже знакомое притяжение. Она подумала, не сказать ли об этом Мастерджи Такуру, но решила, что не стоит.
А учитель опустил особую монетку в щель у входа. Едва они вошли, двери захлопнулись, и лифт помчался вниз, потом налево и направо. Этажи проносились мимо с такой скоростью, что у Эллы закружилась голова.
– Наш Институт можно назвать палимпсестом. Помнишь, я уже объяснял тебе это слово?
– Это когда по старому тексту пишут новый.
Элла много раз записывала это слово в тетрадь, ей нравилось, как оно звучит, нравилась сама идея того, что слова пишутся над или под другими словами.
– Очень хорошо. – Мастерджи Такур указал на окошко лифта: – Сердце Арканума спрятано глубоко.
Лифт остановился перед большой черной дверью.
КОМНАТА ОСНОВАТЕЛЕЙ.
Лифт уже пытался привезти сюда Эллу.
– Сюда. – Мастерджи Такур достал из кармана ключ.
Дверь отворилась со скрипом, за ней оказался небольшой холл с портретами во всю стену.
– Ух ты! – Элла снова почувствовала загадочное притяжение. – А что это за место?
– Отсюда начинался Арканумский институт. – Мастерджи Такур подошел к ближайшему портрету. – Раньше я часто сюда приходил. Пытался понять Основателей, их замыслы и устремления, когда они создавали это место.
Сердце Эллы забилось чаще. Притяжение усиливалось по мере того, как она обходила комнату, останавливаясь у каждого портрета.
– Чьи усы лучше? – Мастерджи Такур приблизил свое лицо с подрагивающими усами к изображению Луиса Вийяреаля. – Дома в Раджастане я обычно побеждал в соревновании.
– Конечно ваши. – Элла привстала на цыпочки, чтобы заглянуть в глаза Индиры Патель, и заметила три кинжала, спрятанные в ее волосах. – А Основатели ладили между собой?
– Их объединяла общая цель, но, конечно, были и разногласия. Чьим обычаям следовать? Чьи законы лучше? Нужно было найти компромисс, взять от каждого все самое лучшее и создать что-то новое… необычайное. – Мастерджи Такур прошел вперед. – Но ты еще не видела самую интересную часть.
Элла последовала за ним в шестиугольную комнату, где стояли круглый стол и пять стульев. Над столом зависли плотные, сияющие листы бумаги.
– Что это? – спросила девочка.
– Чертежи Арканума, – ответил Мастерджи Такур.
С бьющимся сердцем Элла шаг за шагом приблизилась к парящим чертежам. Широко раскрыв глаза, она следила за тем, как ежесекундно меняются и двигаются белоснежные линии на серо-голубом фоне. Тянулись ввысь башенки, скользили фуникулеры, каждый коридор вел во множество залов.
– Они похожи… – Элла растерянно оглянулась на Мастерджи Такура.
Его усы дрогнули, в глазах вспыхнули искорки, и Элла нашла в себе смелость договорить:
– На чародейные карты.
– Понимаешь, милая? Ты здесь не чужая…
Мастерджи вдруг поперхнулся и закашлялся так же ужасно, как в прошлый раз возле Арканумского Столпа. Элла в испуге бросилась к нему.
– Что с вами? Вам плохо?
Его глаза расширились. Выхватив из кармана носовой платок, Мастерджи Такур попытался закрыть рот. В горле у него что-то скрипело и хрипело, и Элле стало страшно. Учитель нащупал карман и достал оттуда ручку.