Элла стиснула кулаки:
– Но у меня получится. Мои отметки…
– Ну вот, ты опять перебиваешь. Здесь так не принято. Мы ведем себя более сдержанно, даем собеседнику договорить. Мы предпочитаем спокойные и приятные беседы.
– Извините. – Элла опустила голову, стараясь успокоиться.
Зам Набокова поцокала языком:
– Иногда бывает, что мы отчаянно о чем-то мечтаем, а на деле оказывается, что это совсем не то, что мы себе представляли. Судя по имеющейся у меня информации, это как раз твой случай.
Она нажала кнопку у себя на столе, и тут же влетел фотошар и бросил на стол пачку гелиограмм.
Проекции отобразили ее и Бриджит в ту самую ночь на Звездпочтамте, а затем Эллу около кабинета Мастерджи Такура. Девочка наклонилась над гелиограммами поменьше, ища Джейсона и Бриджит, но их не было. Все выглядело так, словно она разговаривала сама с собой, а потом зашла и вышла из кабинета Такура.
– Но… но…
Элла не могла выдать друзей, но понимала, что с фотошаром какие-то проблемы, раз он стер изображения Бриджит и Джейсона. Она не могла защитить себя, не наябедничав на товарищей.
– В Аркануме не может быть никаких «но». Никаких «но» в нашей работе. У необычайнов так не делается. Ты должна запомнить это, если хочешь остаться с нами.
У Эллы внутри все вскипело от негодования. Дома она не раз видела, как незначители грубо разговаривали с папой, особенно полицейские, которые останавливали его, когда он вел машину. Такое случалось в городах, где проживало мало чародеев. Папу обзывали, говорили, что он странно одет, задавали ему множество вопросов о том, куда он направляется и чем занимается. Слова зама Набоковой звучали не менее резко.
– Кроме того, профессор Уинчестер сообщил, что ты находилась в комнате, в которой тебе быть не положено. Я не очень понимаю, как ты вообще туда проникла. Комната Основателей закрыта для учеников.
Элла хотела ответить, но снова промолчала. Вряд ли Мастерджи Такур обрадуется, если узнает, что она сообщила про чертежи.
– Тебе есть что сказать?
– Извините. Сегодня я просто хотела помочь Бриджит. – Элла сжала зубы.
Зам Набокова подозрительно прищурилась.
– И попала сюда. Представляю, как расстроятся твои родители и крестная, узнав о твоем поведении. – Она нажала кнопку на столе, и где-то звякнул колокольчик.
– Пожалуйста, не говорите им, – взмолилась Элла. – Я буду хорошо себя вести. – Она с таким трудом заставила себя это сказать, будто у нее рот был забит песком.
Зам Набокова задумалась, поджав губы:
– Хорошо, пока это останется между нами, но надеюсь, что больше не увижу тебя в этом кабинете.
– Да, мэм. Больше не увидите. Обещаю, – с колотящимся сердцем выпалила девочка.
Зажужжал робот:
– Слушаю вас, заместитель Набокова.
– Будьте добры, закрепите за Эллой Дюран робота-воспитателя на шесть недель. – Преподаватель посмотрела в глаза Эллы, полные слез. – Шесть недель. За это время ты должна исправиться – или, возможно, мы окончательно решим вопрос твоего пребывания здесь.
Ее слова подействовали на Эллу как пощечина.
Дорогие мистер и миссис Дюран, сообщаем вам в этом письме об инциденте, имеющем отношение к вашей дочери Элле Дюран.
Накануне ночью в комнату, где она проживает с другой ученицей, Бриджит Ибсен, пробрались мелкие арканумские грызуны под названием кротти и устроили беспорядок.
Мы приносим свои извинения за доставленные вашей дочери неудобства. Были приняты меры по уборке комнаты и ликвидации грызунов.
Если у вас возникнут какие-либо вопросы, пожалуйста, пишите на звездную почту заместителю необычайн-директоров по воспитательной работе Набоковой.
Глава двадцать перваяТайны и кляпы
– Может, поговорим о том, что произошло? – спросила тетя Сьера, когда Элла пришла к ней в чародейную мастерскую.
Вестибокс выкрикивал что-то о побеге из Карт смертельной судьбы и о присутствии в этом деле чародейского следа. В дверях маячил робот-воспитатель.
Элла предпочла бы заниматься сотней других дел, лишь бы не обсуждать выволочку, которую ей устроила зам Набокова, и разгром их с Бриджит комнаты. При одной мысли об этом ее накрывала волна стыда и гнева.
– Мы найдем виновников, – пообещала крестная.
– Все нормально.
Все было нормально. Элла не хотела обсуждать то, что она изо всех сил пыталась забыть.
– Нет, не нормально. – Тетя Сьера сердито цокнула языком и подвинула Элле стул. – Я тоже ощущаю напряжение. Кто-то шлет мне письма с угрозами. Тру́сы. Значит, скорее всего, ты с этим тоже сталкиваешься. Давай поговорим.
– Я не хочу об этом говорить, и, пожалуйста, дай мне самой во всем разобраться. Только не рассказывай родителям.
Элла даже представить не могла, что поступление в Арканум будет связано с кучей неприятностей, проблемами на уроках, недобрыми записками и косыми взглядами.
– Не хочешь с родителями, тогда поговори со мной. – Элла почувствовала на себе строгий взгляд крестной. – Ну-ка успокойся и рассказывай.
У Эллы задрожали руки.
– Что с Мастерджи Такуром? Я знаю, что-то не так. Мне кажется, с ним случилось что-то…
Она не решалась сказать «плохое». Не хотела произносить это слово вслух. Бабушка утверждала, что слова способны воплощаться в реальность.
– Да, согласна, это немного странно. По нескольким вестибоксам сказали, что он сбежал, по другим – что его уволили. Это тебя расстраивает, малышка? Но я уверена, что он вернется. Знаю, ты к нему очень привязалась.
– Но тебе же, наверное, что-то известно? – стояла на своем Элла. Она хотела получить ответы на свои вопросы. Настоящие ответы. А все всё время пытались вывернуться. – Человек не может просто раствориться в воздухе, как будто кто-то произнес магическое заклинание.
Тетю Сьеру передернуло.
– Я не хочу слышать слово «магия» и производные от него, Элла. Это звучит оскорбительно для меня. Слышать его не могу. Каждый его звук действует мне на нервы.
– Ты же поняла, что я имею в виду.
Элле хотелось вывалить все, что они обнаружили в кабинете Мастерджи Такура. Признаться, что она сотворила заклинание «Горячий след». Но было очевидно, что, выслушав ее, крестная велит прекратить расследование и терпеливо ждать.
– Да, и все же постарайся всегда выражаться точно. – Тетя Сьера потерла виски. – Вокруг сплошной хаос. Побег из тюрьмы, из Арканума забирают детей, тебя преследуют… Все это так давит. – Она встала и подошла к бутылочному дереву. – Мы должны быть очень осторожны.
Элла поправила мантию, потом шагнула к столу, где лежал набор чародейных карт.
Крестная бросил на нее проницательный взгляд.
– Выкладывай. Я же вижу, у тебя еще остались вопросы.
– Мастерджи Такур показал мне комнату Основателей, – сказала Элла. – Место, где они собирались и обсуждали будущую школу.
– Какой он молодец. – Тетя Сьера погладила племянницу по щеке.
– Там были чародейные карты.
Крестная резко выпрямилась:
– То есть?
– Не знаю. Они были похожи на чертежи. Я раньше таких не видела. Мастерджи хотел рассказать мне о них, но сразу начал кашлять и задыхаться. В первый раз у него случился такой приступ, когда мы стояли у Арканумского Столпа. Я тогда подумала, может, он заболел или поперхнулся. Но теперь это повторилось.
На лице тети Сьеры отразился ужас. Она вскочила и быстро заходила по комнате:
– Это затычка!
– Что?
– Кляп. Способ заставить человека молчать о чем-либо. До меня доходили слухи, что необычайное правительство использует это заклинание, чтобы человек не проболтался о некоторых вещах. Они не любят, когда кто-то раскрывает их секреты, и затыкают рот тем, кто, на их взгляд, должен помалкивать.
Элла прижала ладонь к груди и нащупала камею-чародею. От страха руки покрылись пупырышками.
– Но почему они не хотят, чтобы Мастерджи Такур рассказывал о чародеях? Зачем им придумывать что-то такое ужасное? Что он собирался сказать?
– Кошмар.
Тетя Сьера побарабанила пальцами по столу, потом посмотрела на Эчи, и Элла поняла, что они мысленно переговариваются.
– Институт бережет свои тайны, как наседка – яйца. Яростно охраняет их. – Крестная закусила губу. – Но сейчас, когда здесь появились мы, у этого умело выстроенного круглого гнезда вдруг стали заметны острые углы, и его обитатели испугались, что какие-то тайны могут вывалиться наружу.
Элла не до конца поняла, что имеет в виду ее тетя, но сразу заволновалась, что одна из этих тайн может быть связана с Мастерджи Такуром.
– Я не видела его с января, а завтра уже пятое апреля.
Крестная поцеловала ее в лоб:
– Не волнуйся. Сделанное во мраке не останется там навсегда.
Джиа смотрела на разъяренную красную кассию под стеклянным колпаком. Каждый раз, когда она его поднимала, цветок вспыхивал и шипел, готовясь плюнуть в нее ядом, и категорически отказывался поделиться бесценным нектаром, таящимся в его чашечке, как будто ему были известны планы Джии и он твердо решил помешать ей. Ни в коем случае нельзя было спешить и подвергать себя риску получить ожог. Если Джиа попадет в больницу, то потеряет время, а она не желала, чтобы что-то встало между ней и ее судьбой.
Джиа стукнула по стеклу, и растение снова зашипело.
– Кассия слушается лишь немногих, – сказал ее пленник.
– Ну да, и ты как раз один из этих немногих, – поморщилась она.
Пленник не ответил. Джиа зло зыркнула на него.
Его шатало под тяжестью цепей, он вонял, как мерзкое чудовище, запертое и забытое в подземелье. В необычайной тюрьме к заключенным относились гораздо лучше. Но гость слишком яростно сопротивлялся и отказывался помогать ей. Он вынудил Джию поступить с ним вот так, хотя изначально она не собиралась обращаться со старинным другом подобным образом. Впрочем, он, судя по всему, уже давно не считал ее другом. Никто не хотел быть другом женщины, приговоренной за убийство.