Столбик термометра, опустившийся за последнюю неделю до 48 градусов, значительно поднялся. Чем дальше продвигалось судно, тем более мягким становился климат: теперь уже температура ниже 41 градуса не падала. Матросы объясняли этот феномен соседством вод Гольфстрима, сохранивших в своем длинном путешествии от Мексиканского залива до полюса остатки тепла.
Идя на полном ходу, гондола-шлюпка уже восемь дней плыла в спокойных водах свободного моря, когда утром девятого дня вдруг послышался крик: «Земля!» Вдалеке, на севере, виднелся берег, простая точка, увенчанная клубом дыма.
Радостная новость вызвала на борту полнейшее смятение. Английские и немецкие ученые, вот уже две недели не выходившие из своих кают, высыпали на палубу с подзорными трубами. Берег увеличивался в размерах с каждой минутой, вскоре стала отчетливо различима уже вся его конфигурация: то был остров, окруженный поясом рифов.
Фарандуль рассматривал его с особой тщательностью. Внезапно он с ликующим видом распрямился и воскликнул:
– Северный полюс! Этот остров – тот, что нам нужен!
Все до единого моряки принялись бросать в воздух медвежьи шапки и громогласно кричать «уррра!».
– Но тут же действующий вулкан! – воскликнули немецкие ученые.
– Обычная головня́, – ответил Мандибюль. – Нужно быть готовыми к тому, что будет слишком жарко после того, как было слишком холодно.
И действительно, весь остров походил на огромную головню. Громадное кольцо пламени опоясывало центральное плато, над которым возвышался вулканический пик, дымивший, словно Везувий.
– Через несколько часов увидим! – сказал Фарандуль. – Мы и так идем полным ходом, а сейчас скорость даже увеличилась за счет необычного феномена: наша гондола-шлюпка, вся обшитая железом, испытывает притяжение полюса и буквально летит к острову!
На носу происходила трогательная сцена. Немецкие ученые – Кнапп, Рабус и Коплипманн – сходили за своими тюленями и теперь, держа их на руках, показывали им остров.
– Polus! Polus! Polus! – повторяли тюлени. – Pater, mater!
Внезапно внимание Фарандуля привлек крик Германна Кнаппа.
Один из тюленей только что отчетливо произнес имя «Цезарь».
– Цезарь! Вы слышите? Сомнений быть больше не может! Ни малейших! – бормотал Кнапп, вне себя от радости. – Он сказал: «Цезарь»!
Тем временем море вдруг стало весьма неспокойным. Фарандуль не отрывал подзорную трубу от глаза: скалы, до которых едва доходили волны, и высокие зубчатые рифы, казалось, несли вахту вокруг этого острова, охраняя его от посягательств.
Гондола-шлюпка, все сильнее и сильнее притягиваемая магнитным полем полюса, становилась все менее и менее управляемой; для прохождения между опасными подводными скалами Фарандулю приходилось постоянно оставаться начеку, а экипажу – потребовалась вся его сноровка и ловкость.
Наконец километрах в шести от берега перед матросами вырос практически непроходимый пояс устрашающего вида рифов. Фарандуль решил не бросать на них судно и занялся поисками пригодного для якорной стоянки места между двумя скалами.
Вскоре таковое было найдено, и шлюпка, войдя за счет искусного маневра в спокойную бухточку, открывавшуюся в центре архипелага высоких скал, остановилась и бросила якорь.
– Так что? – спросил Германн Кнапп. – Выходит, на полюс мы все же не попадем?
– Почему же? Еще как попадем, и даже быстрее, чем вы думаете! Только не в нашей гондоле-шлюпке, которую мы рискуем здесь разбить о рифы.
Германн Кнапп отпрянул:
– Только не вплавь! Я совсем не умею плавать…
Вместо ответа Фарандуль указал ему на странные аппараты, которые уже готовили к спуску на воду матросы:
– Это спасательные буи особой системы. Вот смотрите: в центре буя располагается совершенно герметичная железная бочка, снабженная сверху конической задвижкой с хрустальным иллюминатором. Благодаря намагниченному железу, оказавшись в воде, эти буи сразу же поплывут прямо к полюсу за счет одного только факта притяжения.
Магнитные буи
– Но как вернуться к вашей гондоле-шлюпке?
– Это мы тоже предусмотрели: в самом крупном из этих магнитных буев мы везем небольшую паровую машину – назад она притащит их на буксире. Ну а теперь – в дорогу! Вы с нами?
Четыре человека остались охранять гондолу-шлюпку. Остальные матросы, а также английские и немецкие ученые погрузились в магнитные буи: каждый, захватив с собой оружие и боеприпасы, влез в отдельную железную бочку, конические задвижки закрылись, после чего буи, один за другим, были подведены к выходу из бухточки и отцеплены от тросов. То было занятное зрелище: ощутив свободу, буи развернулись в направлении полюса и с поразительной скоростью поплыли к острову.
Те два, в которых находились Фарандуль и Мандибюль, плясали на гребне волн во главе процессии. Шесть километров, отделявшие линию рифов от скал острова, они преодолели менее чем за четверть часа.
Метрах в ста от берега Фарандуль выстрелил из ружья в воздух – то был условный сигнал, по которому всем предстояло приготовить оружие. Сразу же после выстрела Фарандуля послышалась целая серия других выстрелов, и по железным бочкам электробуев застучали пули.
Северный полюс был обитаем!
Притягиваемые магнитным полем полюса, железные буи гулко стукнулись о скалы через пару минут. Матросы поспешили выбраться из своих панцирей, чтобы подготовиться к защите от негостеприимных обитателей полюса, когда, перескакивая с одного камня на другой, навстречу им выбежал истощенный, весь в лохмотьях мужчина. В тот же миг послышались новые выстрелы, но пули разбились об огромную скалу, за которой укрылись наши друзья.
Незнакомец, размахивая длинными руками, летел среди пуль. Наконец, целый и невредимый, он упал на руки изумленным матросам.
– Ну наконец-то я вас дождался! – воскликнул он по-французски. – Спасен! Слава моему Богу!
Немецкие ученые побледнели: на Северном полюсе говорили по-французски!
– Прежде всего, – продолжал незнакомец, – будьте начеку: на вас могут напасть в любой момент, так как губернатор…
– Какой еще губернатор? – спросили немецкие ученые в один голос.
– Губернатор Северного полюса! Он там, наверху, окопался со своими людьми. Отсюда – ни шагу, здесь вы в безопасности. Среди этих скал, которые сейчас защищают нас от пуль, легко держать оборону, и потом, я знаю тут одну пещеру, где нам и вовсе их атаки будут не страшны…
Полуголый мужчина, говоривший им все это, похоже, совсем не страдал от холода, да и матросы, в их меховых пальто, уже начинали тяжело дышать.
– Уф! – воскликнул вдруг Мандибюль. – Не могу больше! До чего же занятные тут, на Северном полюсе, температуры! Мне почему-то даже жарко стало.
Он избавился от части своих меховых одежд. Остальные матросы, последовав его примеру, удивленно переглянулись: им все равно было очень жарко. Мандибюль сбегал к бую и вернулся с термометром, который он благоразумно захватил с собой.
Несказанное изумление отразилось на его лице.
– Тридцать пять градусов выше нуля! – воскликнул он. – На Северном полюсе!!!
Незнакомец потащил матросов в пещеру, бросив по пути:
– Сейчас я вам все объясню! Но сначала скажите: это не мои ли тюлени привели вас сюда?
– А! – пробормотал Фарандуль. – Так вы и есть этот потерпевший кораблекрушение?
– Тюлени! – прерывисто дыша, в один голос воскликнули трое немецких ученых. – «Латинские» тюлени?
– Да, мои тюлени! – ответил незнакомец.
– Ну да, ваши тюлени – тюлени, которые говорят на латыни, которые произносят латинские слова «pater, mater, polus»! Берлинский научный конгресс, изучив их, пришел к выводу, что где-то в полярных льдах существуют остатки некоей римской колонии…
– Римская колония – это я!
Германн Кнапп, Отто Рабус и Ульрих фон Коплипманн гневно распрямились:
– Вы! Ваши тюлени! Полноте! «Pater, mater, polus…» и Цезарь… один из них совсем недавно произнес это великое имя…
– Так Цезарь – это тоже я! – воскликнул незнакомец. – Сезар[31] Пиколó, бывший профессор философии в Гаврском коллеже, путешественник поневоле и вынужденный обитатель этого острова! Вот уже восемь лет, как я прозябаю на этих скалах, подвергаясь нападкам со стороны пиратов губернатора.
– Восемь лет!
– Да, господа, восемь долгих лет я уныло брожу тут вдоль берега, ожидая помощи, которая все никак не приходила! Да и мог ли я на нее надеяться? Цивилизованный мир даже не знал о существовании этого острова, а у меня не было никакой возможности дать знать о моей несчастной судьбе. Конечно, я слышал немало историй о том, как потерпевшие кораблекрушение находили способ сообщить о своем положении, помещая документы в бутылки, которые затем они доверяли морю, но у меня здесь даже бутылки не было. Я провел тут уже три года, когда, после длительных размышлений, в голову мне пришла такая мысль: когда-то на народных гуляньях я видел цирковых тюленей, более или менее отчетливо произносивших «папа» и «мама». Я решил использовать эту речевую способность тюленей для того, чтобы попытаться послать миру весточку о себе. Тюленей здесь полным-полно, весной и осенью тысячи этих животных покрывают берега острова, вот я и занялся их обучением. Знали бы вы, сколько сил и терпения у меня на это ушло!.. Беспрестанно находясь среди них, резвясь вместе с ними на суше и даже в воде, я поднимал их малышей на руки и пытался научить их говорить. До чего же трудная это была работа! На сотни издававших вычурные и нечленораздельные звуки приходился лишь один ученик, произносивший все более или менее похоже! Увы, у меня не было возможности давать им дополнительные задания, чтобы хотя бы за счет этого склонять упрямцев к труду. Первых результатов я добился после трех лет кропотливой работы; после трех лет беспрестанных усилий у меня уже были две дюжины учеников, отчетливо произносивших слово «polus»…
– Но почему, черт возьми, вы обучали их именно латыни? – спросил удивленный Мандибюль.