Фарандуль и Мандибюль обошли остров кругом, но, несмотря на все усилия, обнаружили лишь кое-какие обломки и фрагменты мачт, с помощью которых можно было построить лишь очень узкий плот, который не вместил бы такого количества пассажиров. Не важно: он был нужен любой; разобранные электробуи также могли дать какие-то материалы – как и бараки Гаттерас-хауса и забытый капитаном Гаттерасом рояль.
Вернувшись, наши друзья застали весь экипаж за разогревом посредством обязательных физических упражнений; Кирксон носил двух дам на вытянутых руках, солиситор Коджетт обучал боксу Сезара Пиколо, все старались как можно больше двигаться по приказу сурового Турнесоля, который никому не позволял отлынивать.
Отведав еще парочку учеников Сезара Пиколо, все принялись за работу. Даже дамы активно участвовали в строительстве спасительного плота – так приказал Фарандуль, и не из недостатка галантности, но потому, что в ужасной атмосфере Северного полюса можно было жить лишь при условии беспрестанных энергичных действий.
Носить доски на плечах, передвигать реи и фрагменты мачт, орудовать топором – все это было делом полезным, но утомительным. Вечером, когда плот уже приобрел первичные контуры, всем пришлось снова заняться зарядкой в ожидании огня.
Следующий день провели так же; к вечеру плот уже был абсолютно готов, и деликатная операция спуска его на воду была назначена на утро грядущего дня.
Несмотря на 50 градусов мороза – а именно такая температура стояла теперь на острове, – море, постоянно волнующееся и подогреваемое теплыми водами Гольфстрима, оставалось практически свободным ото льдов. Можно было отплывать; план Фарандуля заключался в том, чтобы позволить этому течению подхватить плот и спуститься вместе с ним в менее пустынные районы, где им, возможно, повезло бы наткнуться на какое-нибудь китобойное судно.
Строительство плота
С первыми лучами зари, то есть примерно в полдень, плот был спущен на воду. Он получился совсем небольшим, трем десяткам человек на нем было тесновато, но с этим пришлось смириться. Фарандуль рассчитывал, что тот из буев, внутри которого находилась паровая машина, отбуксирует плот за пределы пояса рифов полярного острова и будет ускорять ход плота до тех пор, пока не закончатся небольшие запасы угля, оставшиеся у них после гибели гондолы-шлюпки. Захватили они с собой – хотя это и стоило матросам немалых трудов, так как пришлось отрывать эти аппараты от поверхности острова, – и несколько железных буев. Пусть сейчас эти буи и стесняли наших друзей, впоследствии, когда воздействие полюса перестало бы ощущаться, они могли оказаться им крайне полезными.
Каждый работал отважно, чтобы ускорить момент отплытия. Из крыши Гаттерас-хауса над деревянным настилом плота удалось соорудить практически со всех сторон закрытую будку, а Сезар Пиколо привел еще десятка три бывших учеников, коих привязали к носу плота вместе с балкой, на которой они могли бы время от времени отдыхать. К двум часам все было готово. До наступления темноты оставался еще час: нужно было воспользоваться этим временем для выхода за пояс рифов.
Минут за пять до отплытия Фарандуль и несколько матросов сбегали в Гаттерас-хаус и, к удивлению остальных, вернулись с двумя бочками, которых прежде никто не видел. То была ценная находка: ром из личных запасов Гаттераса, обнаруженный Фарандулем в укромном месте. Все захлопали в ладоши; несколько пустых бочек, найденных все в том же тайнике, послужили для укрепления плота.
Паровой буй разогревался, все было готово.
– Отплываем! – прокричал Фарандуль.
После часа усилий хрупкому плоту наконец удалось преодолеть опасную линию рифов, и паровой буй потащил его на всей скорости к водам Гольфстрима. Дабы отпраздновать это событие на весь экипаж был налит большой стакан рома, и кто-то предложил пожертвовать еще парочкой учеников Сезара Пиколо для вечернего приема пищи.
Они отплыли! Уже исчезал на горизонте этот роковой остров, этот ужасный Северный полюс, едва не ставший могилой для стольких храбрецов из-за гнусного предательства капитана Гаттераса. Но не все еще было сказано: смогут ли они противостоять ледяным заторам и морозу со столь ограниченными средствами – узеньким плотом и сомнительной прочности убежищем? Первая ночь выдалась кошмарной, никому не удалось уснуть, и Фарандуль вынужден был распорядиться начать общий спарринг по боксу во избежание неотвратимого обледенения несчастных мореплавателей. Если где на борту еще и можно было не окоченеть, то лишь рядом с котлом парового буя: с одной стороны буя народ замерзал, с другой – напротив, поджаривался. Каждый из пассажиров плота занимал это место по очереди. К несчастью, к утру мороз усилился, и серьезные беды представлялись неминуемыми: зарядка и бокс уже не приносили нужного эффекта, к тому же мореплаватели и так чувствовали ломоту в теле после дневных экзерсисов – почти все носы были либо отморожены, либо свернуты набок после боксерских боев.
Нос господина Коджетта
Нельзя было терять ни минуты: Фарандуль распорядился налить немного рому в каждый из железных буев, взятых с собой на всякий случай, и поднес огонь к жидкости, хотя и не без труда, – пламя спичек-свечей замерзало мгновенно. Наконец ром вспыхнул.
Какая радость! Все начали возвращаться к жизни, кровь побежала по венам, наиболее пострадавшие, как только их обливали, стремительно таяли без каких-либо последствий для их здоровья. Один лишь Джеймс Коджетт, солиситор мадам Гаттерас, едва не потерял главное украшение своего лица, орлиный нос, коим он наверняка гордился, но большой глоток горячего пунша спас этот бедный орган – Джеймс Коджетт почувствовал себя словно воскресшим, пусть и слегка обжегшимся, но живым!
Радость бедняг длилась недолго: пунш защитил их от немедленного обмораживания, но, пока они употребляли его внутренно и наружно, им уже грозила другая, не менее ужасная опасность: к плоту приближались гигантские айсберги, сначала матросами не замеченные.
Посреди глубокой ночи отблески пламени, исходившего от горящего пунша, внезапно высветили по правому и левому борту зубчатые глыбы ледяных гор, огромные скалы, вершины которых, покрытые тысячами шипов, похожих на причудливые колоколенки, терялись в черном мраке неба.
Эти покачивающиеся на больших волнах айсберги возвышались над хрупким плотом всем величием своих утесов. Наши герои едва успели их заметить: в тот самый момент, когда айсберги показались в отблесках пламени, произошел страшный удар, наткнувшийся на ледяные шипы плот тотчас же распался на части, наспех сколоченная будка взлетела в воздух со всеми теми, кто в ней находился, деревянные шесты разлетелись на кусочки, а пунш погас под проливным дождем холодной воды.
Величественные айсберги быстро миновали место катастрофы, и воцарилась полная тишина…
Тем не менее через минуту пронзительное «Эй! Эй!» показало, что не все погибли… То был Турнесоль, вынырнувший на поверхность воды и теперь всматривавшийся во мрак в поисках обломков плота.
Другие «Эй! Эй!» ответили ему всего в нескольких гребках: с полдюжины человек, вцепившихся в какую-то перекладину, услышали его и затащили на свой кусок дерева. Затем появились Мандибюль, тянувший за собой мадам Гаттерас в пустой бочке, Сезар Пиколо верхом на другом бочонке, великолепная певица Леа д’Арсис на рояле, Эскубико и Кирксон на широкой доске, затем – Джеймс Коджетт и остальные матросы верхом на мачте.
Но Фарандуль? Неужели он исчез под айсбергом? В тот самый миг, когда матросы уже начали с беспокойством пересчитывать спасшихся, появился и Фарандуль. В момент катастрофы он находился в паровом буе; удар отбросил на этот буй установленную на плоту будку, которая упала на нашего героя вместе с немецкими учеными и гаврскими певицами. Бедняги вцепились в буй и теперь пусть и не без труда, но все же держались над волнами…
Никто не погиб!.. Но было ли это к лучшему? Мог ли оставаться у этих несчастных, потерпевших кораблекрушение в пяти или шести лье от острова, хотя бы лучик надежды?
Удручающие эпизоды кораблекрушения
Внезапно Турнесоль вскрикнул и воздел руки к небу, выпустив свою доску.
– Здесь можно стоять! – завопил он.
Фарандуль немедленно направил в его сторону фонарь.
Странная штука, но рядом с Турнесолем на поверхности воды плавал и последний бочонок с ромом!
Почти тотчас же распрямились и остальные матросы: вода едва доходила им до лодыжек… Но как такое возможно? Неужели их выбросило на какой-то неизвестный клочок суши? Или они на отмели? Однако мимо по-прежнему проплывали айсберги…
Фарандуль схватил бур и тут же почувствовал сопротивление; вытащив бур, он обнаружил на конце инструмента трепыхающуюся сельдь!
– Косяк сельдей! – воскликнул он. – Спасены! Мы спасены! Это большой косяк сельдей, который спускается в это время года к берегам Голландии!
Восхитительное северное сияние, появившееся как раз таки в эту минуту, осветило для наших друзей горизонт; все небо вспыхнуло, длинные дорожки света озарили высь насколько хватало глаз…
Фарандуль погасил ненужный фонарь и запрыгнул на косяк сельдей, чтобы провести разведку. То был огромный косяк, с таким нетерпением ожидаемый европейскими рыбаками, тут этих рыбин были миллионы, сбившиеся в кучу одни на других метров на пятьсот в длину и примерно на тысячу – в ширину. В центре косяка все это их скопление было покрыто не более чем сантиметровым слоем воды, нужно было переместиться в это место и расположиться там.
Живой пол двигался под ногами, чуть-чуть проседал, но, не забывая о мерах предосторожности, на нем вполне можно было держаться. В середине, как на то и надеялся Фарандуль, скопление рыб было плотнее, уже более компактная масса сельдей оказывала большее сопротивление; наш герой воткнул в косяк кусок мачты и взмахом руки подозвал друзей.
После нескольких минут колебаний дамы рискнули: оставив буи, они направились к центру косяка, держась за руки. Пару раз вся цепочка падала, но в итоге дошла.