Матросы не теряли времени даром: то тут, то там на косяке плавали многочисленные обломки плота и будки, Мандибюль распорядился собрать их вместе. Нужно было также потушить огни парового буя в целях экономии горючего и дабы не раздражать сельдей; прежде чем это сделать, Фарандуль приказал подогреть немного рома – необходимо было вернуть дам к жизни после этой ледяной ванны.
– А теперь – за работу! – воскликнул Фарандуль.
За два часа матросам удалось соорудить на подвижном косяке сельдей более твердый пол. Фрагменты мачт, прислоненные к пустым бочкам, образовали огромный каркас, перекрытый более легкими поперечными перекладинами. Этот каркас обтянули всем, что смогли найти из парусины и холщовой ткани, – в итоге, с горем пополам, наши друзья собрали почти такую же будку, какая была у них до встречи с айсбергом.
Когда все было закончено, каждый признал, что такой модуль, каким бы непрочным он ни был, все же гораздо лучше, чем несчастный плот, бросаемый из стороны в сторону шквальным ветром, – если бы не легкая качка и что-то вроде муравейника под ногами, можно и вовсе было подумать, что они все еще на острове.
Матросы потирали руки – не только от радости, но и для того, чтобы немного разогреть их. Один лишь Сезар Пиколо проявлял признаки беспокойства: он бродил по косяку сельдей, тщетно призывая к себе тюленей, своих учеников, исчезнувших после кораблекрушения. Лишь два откликнулись на его призывы; кусая губы от отчаяния, он привел их в центр косяка и привязал к мачте.
– Осталось всего два! – печально сказал он Мандибюлю. – На один обед хватит, а дальше? У нас же никакой провизии!
– О рассеянный философ! – ответил Мандибюль. – А как же наш косяк? Будем есть его!
И, повернувшись к мадам Гаттерас, он добавил:
– Простите, мадам, вы любите свежую селедку? Дело в том, что до нового указания наш шеф-повар будет подавать ее теперь и на завтрак, и на обед, и на ужин.
На косяке сельдей
Глава VI
Несчастья сельдей. – Провиант на 27 397 лет. – Немного судопроизводства. – Малообоснованные рекламации солиситора Коджетта. – Блестящая оборона косяка
Странная и совершенно новая для мореплавателей ситуация! Затерянные в море, унесенные косяком сельдей! Один лишь Мандибюль не помнил себя от радости.
– Я ходил на всех кораблях и посудинах земного шара, я знакóм со всеми судами, от обычной рыболовной лодки до трансатлантического лайнера, от венецианской гондолы до малайского проа, но чести плыть на косяке сельдей я удостоен впервые!
– Давайте-ка, – сказал Фарандуль, – попробуем немного тут, на борту, все упорядочить. У нас здесь восемнадцать матросов, трое немецких ученых, мадам Гаттерас и ее солиситор, Сезар Пиколо и семь певичек – итого тридцать один человек, плюс два тюленя. Из всех запасов у нас имеется бочонок рома… это ведь все, что нам удалось спасти, не так ли?
– Прошу прощения! – воскликнул Мандибюль. – Я спас кое-что еще…
– И что же?
– Я спас четыре миллиона пятьсот пятьдесят восемь тысяч шестьсот шестьдесят четыре франка и шестьдесят пять сантимов в траттах на предъявителя, выписанных на банки основных городов побережья Англии, Норвегии и России. Все еще приличная сумма, с которой мы утонем в достатке, как только достигнем какой-либо из этих стран.
– Ну да, осталось только до них добраться.
Их услышал Турнесоль.
– А сельдей нам на весь путь хватит? – спросил он. – Думаю, затянув немного пояс, я смогу ограничиться восемнадцатью в день, но нас здесь тридцать один человек…
– Можете спокойно есть все тридцать шесть, – ответил Мандибюль. – Я об этом уже думал; голода нам опасаться не следует. Следите за моими подсчетами: наш косяк насчитывает почти тысячу метров в длину, пятьсот – в ширину и десять – в глубину, что в итоге дает пять миллионов кубических метров сжатых сельдей. По моим прикидкам, на каждый кубический метр приходится тысяча восемьсот сельдей, это дает нам девять миллиардов особей. Делим на тридцать – получаем примерно триста миллионов сельдей на каждого человека. Как видите, мы можем плыть довольно спокойно. Что меня расстраивает, так это однообразие меню: в нем одни лишь сельди.
– Я хотел бы знать точно, – сказал Турнесоль. – Если я буду съедать по тридцать в день, на какой промежуток времени мне хватит этих трехсот миллионов?
– Черт возьми! Я очень надеюсь на то, что какое-нибудь китобойное судно или даже порт повстречается нам гораздо раньше, так как, из расчета тридцать штук в день, ваших трехсот миллионов сельдей вам хватит на двадцать семь тысяч триста девяносто семь лет и девяносто пять дней!
– Да, но как же високосные годы? И не нужно ли нам сберечь как можно больше сельдей, чтобы косяк не развалился?
– Вы забываете о том, что будут рождаться и новые, паникер вы этакий! Уже через пару недель у нас будет вшестеро больше сельдей, чем сегодня, и мы сможем прогуливаться по косяку длиной в полтора лье!
Турнесоль хлопнул себя по лбу:
– А ведь и правда, как-то совсем не подумал об этом! Что ж, тогда я не буду церемониться и попробую растолстеть. Пойду спрошу у шеф-повара, не закоптит ли он мне часть косяка…
Фарандуль во время этой беседы занимался размещением пассажиров в будке, установленной в центре косяка. Эта будка представляла собой, увы, не слишком уютное убежище: ветер продувал ее со всех сторон, ничто в ней не держалось, не закрывалось, крыша и стены – все это было сделано из кусков. Нужно было как можно скорее укрепить это жалкое жилище, если они не хотели умереть от холода.
Сначала, во избежание контакта с сельдями, был уложен пол: то, разумеется, был отнюдь не венгерский паркет, так что и о том, чтобы натереть его воском, речи не шло. То был обычный настил плота, сооруженный из досок и перекладин, связанных между собой веревками. В центре, для установки над ней плиты, была оставлена квадратная дыра. То было жестоко по отношению к несчастным сельдям, но, в конце концов, не могли же наши друзья обойтись без огня, а о том, чтобы установить плиту прямо на доски, и вовсе не могло идти речи.
Один из железных буев поставили ровно в центре дыры, и за счет последних запасов каменного угля и горючего из парового буя разожгли большой костер. В целях экономии очаг будки стал также и очагом кухни, шеф-повар расположился возле него и приступил к исполнению своих обязанностей, а именно к приготовлению на гриле трех сотен сельдей для трапезы, необходимость в которой остро ощущалась, хотя никто и не знал в точности, вследствие кромешной тьмы, как ее, эту трапезу, называть – завтраком или обедом?
Шеф-повар остался чрезвычайно доволен своим рабочим местом. Никогда еще на борту кораблей, на которых он служил, или же на суше, во время экспедиций в Азию и Америку, ему не представлялась возможность совершенствовать свое мастерство с такими удобствами. Ему оставалось лишь наклоняться к дыре рядом с плитой и вытаскивать нужное количество сельдей – их всегда было полным-полно под рукой, так как на месте извлеченных тут же оказывались другие.
Как только из стайки выхватывали и кидали на гриль триста сельдей, косяк тотчас же утрясался, и, похоже, отсутствие выбывших совсем не беспокоило остальных. Тем более им и самим было чем заняться: железный буй, служивший плитой, быстро нагрелся, из-за чего ближайшие к нему рыбы постоянно находились в горячей воде. То было единственное неудобство, не имевшее для сельдей серьезных последствий: из соображений гуманности было решено всегда выбирать рыб, предназначенных для съедения, из наиболее ошпаренных.
Рабочее место шеф-повара
Первый обед шеф-повара на борту, очень обильный и спрыснутый несколькими каплями обжигающего рома, был принят потерпевшими кораблекрушение на ура. Треволнения этого богатого эмоциями дня были забыты, и после еды каждый вернулся к работе по обустройству косяка под чутким руководством Фарандуля и Мандибюля. Шатающиеся перегородки были укреплены, дыры заколочены досками, а натянутая над всем каркасом просмоленная холщовая ткань преградила доступ внутрь морозному воздуху.
И как раз вовремя, так как термометр Мандибюля показывал снаружи уже 46 градусов ниже нуля. Температура внутри будки была более терпимой – всего минус 31 градус у огня.
Первым же делом Фарандуль установил четкий внутренний распорядок: было решено, что дамы всегда будут располагаться рядом с буем-плитой, а мужчины, разделенные на небольшие группки, станут по очереди занимать оставшиеся места в первом ряду.
Как только такое решение было вынесено, все принялись устраиваться поудобнее для тихого и спокойного вечера, вполне заслуженного долгими часами геркулесовых работ.
Одна лишь мадам Гаттерас выглядела охваченной меланхолией.
– Вероятно, мадам, – произнес Мандибюль, подойдя к ней, – вы сожалеете о том, что ваш муж оказался таким мерзавцем?
– Да нет, – ответила несчастная мадам Гаттерас, – я сожалею о другом – что я оказалась невольной виновницей ваших бед. Но есть и кое-что еще: мистер Джеймс Коджетт, мой солиситор, только что заявил мне, что будет вынужден поднять сумму своего гонорара… Когда еще в Лондоне мы обговаривали финансовые условия, он предупреждал меня, что дорожные расходы – всецело моя забота и что я должна буду обеспечить его уютной каютой первого класса. Косяк сельдей, на котором мы плывем, представляется ему плавсредством самой последней категории, и потому он требует за это компенсацию в две тысячи фунтов стерлингов.
– Не говоря уже о всевозможных дополнительных рекламациях за насморк и болезни, которые могут воспоследовать, – воскликнул мистер Джеймс Коджетт, бесцеремонно вмешиваясь в их разговор. – Вы же понимаете, мадам, что неудобства, вызванные делом «Гаттерас против Гаттераса», гораздо более серьезны, нежели обычные заседания суда в Лондоне. Едва ли вы найдете много адвокатов и солиситоров, готовых, как я, использовать все те причудливые плавательные средства, на которых вы вынуждаете меня путешествовать вот уже какое-то время… Позвольте мне перечислить: сначала была плавучая льдина, затем – паковые льды…