Нужно сказать, что игре на фортепиано господин Крокнов обучился специально для того, чтобы радовать своих подопечных. Как и все здравомыслящие люди, господин Крокнов ненавидел музыку и особенно фортепианную, но он сказал себе, что, будучи доисторическим изобретением, последним пережитком варварства, который цивилизация когда-нибудь обязательно отвергнет, это дикое искусство, возможно, вполне подойдет не слишком возвышенным натурам его воспитанников.
Музыкальный вечер в аквариуме
В ту ночь господин Крокнов занимался исключительно китом; напрасно другие рыбы, приклеившись к стеклам, ждали концерта, столь приятно навевавшего сон вечерами.
Кит юлой вертелся в своем аквариуме, а господин Крокнов в отчаянии ломал руки, не зная, как смягчить его страдания! Тщетно он с битый час чесал бедняжке голый затылок – даже это не помогало.
Внезапно кит резко дернулся; челюсти его широко распахнулись, а глаза, напротив, закрылись. Решив, что животное вот-вот испустит дух, господин Крокнов бросился к фортепиано, на котором, орошая клавиатуру слезами, взял отчаянные аккорды «Реквиема» Моцарта, чтобы хоть как-то облегчить несчастному киту уход из жизни.
Когда он снова поднял голову, кит был отнюдь не мертв и уже не один: рядом с ним стояло странное существо! Протерев глаза, господин Крокнов констатировал, что этот самозванец есть не кто иной, как облаченный в скафандр водолаз!
Живо вскочив на платформу аквариума, господин Крокнов спустил в резервуар лестницу и, не говоря ни слова, жестом предложил подняться водолазу, в котором наши читатели, безусловно, узнали Мизору, выжившую в животе проглотившего ее обжоры-кита благодаря суперпрочному костюму.
Господин Крокнов и Мизора спустились в спальню ученого. С сердитым видом скрестив на груди руки, господин Крокнов разразился проклятьями в адрес стоявшего перед ним водолаза:
– Ага, негодник!.. Стало быть, это вы издевались над моим китом! Знайте же, гнусный мучитель, что я могу предать вас суду, – вы не имели права портить мою собственность!
Мизора, не знавшая ни единого английского слова, ничего не поняла из этой речи. К тому же бедняжка едва держалась на ногах; не соизволив ответить, она упала в кресло и потеряла сознание.
– Только этого еще не хватало! – проворчал Крокнов. – А он не церемонится, этот парень!.. Однако же у меня нет времени за ним ухаживать, когда несчастный кит, которого он так измучил, страдает еще больше!.. Полноте, полноте, друг мой, придите в себя! Вот, выпейте-ка, это бутылочка подслащенной воды, приготовленной для малютки-тюленя, у которого сейчас корь… выпейте, выпейте скорее, чтобы я мог вернуться к моему киту!
И господин Крокнов, не сводя глаз с кита, ткнул бутылочкой с подслащенной водой в железный шлем Мизоры.
– Ну же, пейте!.. А! Ему ведь скафандр мешает!
Поставив бутылку на стол, господин Крокнов счел своим долгом расстегнуть пряжку скафандра Мизоры.
Внезапно он вскрикнул и выронил шлем: взору пожилого ученого предстало очаровательное личико девушки, бледное от волнений этих ужасных тридцати часов; длинные, черные как смоль волосы распустились и теперь служили чудесным обрамлением для матовой белизны ее кожи. Жизнь, похоже, уже возвращалась к Мизоре; ее большие глаза с усилием открылись, и теперь она пыталась сориентироваться.
Ее взгляд упал на стеклянную перегородку большого резервуара, где кит, чувствовавший себя уже гораздо лучше, довольно спокойно плавал взад и вперед. При виде монстра, который, тычась носом в стенки своей тюрьмы, пристально смотрел на нее маленькими круглыми глазками, Мизора издала слабый вопль и снова потеряла сознание.
Никогда еще ни один ученый не пребывал в большем волнении, чем господин Крокнов: сердце его стучало, очки то и дело подскакивали на носу, взгляд поочередно обращался то к киту, то к девушке.
А как он бил себя ладонью по лбу! В конце концов, сбросив на пол несколько атласов и чучело тунца, стоявшее на низеньком табурете, он присел рядом с девушкой и принялся легонько постукивать ей по руке, приводя в чувство.
Три или четыре едва слышных вздоха были ему ответом. Подпрыгнув от радости, господин Крокнов сбегал за бутылочкой с подслащенной водой и попытался влить в рот девушки хотя бы несколько капель.
– Как она прекрасна! Как же она прекрасна! – бормотал господин Крокнов, хлопоча над девушкой. – Какие роскошные волосы! Какие изящные ручки!.. А нос! Какой прелестный изгиб! Какие глаза! Какие брови! Какие зубы!.. Как она прекрасна! Как же она прекрасна! Выпейте-ка это, дитя мое! Уф! Какая женщина!.. Вот так приключение! Прогуливаться в скафандре по дну моря и оказаться проглоченной китом! Она любит рыб! Как она прекрасна, как же она прекрасна! Я тоже их люблю, к тому же я всегда мечтал о миссис Крокнов, которая любила бы рыб… но так и не нашел подобной женщины… потому и остался холостяком. Да, дитя мое, как видите, я – холостяк!.. Выпейте, выпейте, дитя мое!.. Это было для малютки-тюленя! Прекрасно тонизирует!.. Как она прекрасна! Как же она прекрасна!
Господин Крокнов уже не владел собой; ни один из его друзей не узнал бы знаменитого ученого, автора восьми добросовестных томов о повадках омара, длинных, требующих огромного терпения исследований о привычках коралловых полипов и множества прочих мудреных работ в этом суетливом и что-то сбивчиво лопочущем человеке, который, опустившись на колени перед Мизорой, испускал исступленные вздохи и орошал слезами умиления плетьми свисавшие с кресла руки несчастного дитяти.
Тут следует признать, что господин Крокнов давно уже лишился волос и зубов, но все еще обладал сердцем, и только что это сердце впервые в жизни забилось в бешеном ритме!
До сих пор господин Крокнов полагал, что оно, это сердце, всецело предано рыбоводству, но вот оно вдруг взбунтовалось, опрокидывая все на своем пути и диктуя условия своему бывшему хозяину – мозгу господина Крокнова!
Господин Крокнов, ученый с мировым именем, даже не пытался сдержать свои чувства.
– О ангел! – говорил он Мизоре, так как теперь он уже начал называть ее ангелом и перешел на «ты». – О ангел! Я люблю тебя и предлагаю тебе мою руку и мой аквариум! Соглашайся! Ты любишь рыб – я тоже их люблю!.. Я люблю тебя – полюбишь меня и ты; мы все здесь полюбим друг друга! Ангел, ответь!
– О ангел! – говорил он Мизоре…
Мизора, уже пришедшая в себя, открыла глаза. Сначала она совсем ничего не поняла из слов господина Крокнова, которого приняла за пожилого врача, потом, по пылкой пантомиме ученого, начала осознавать, что, чудом избежав смертельной опасности, попала в ситуацию не менее ужасную.
Оттолкнув от себя господина Крокнова, бедняжка Мизора – бледная, с растрепанными волосами и затуманенным взглядом – гордо распрямилась.
– Что вам от меня нужно? – вскричала она по-малайски. – Да будет вам известно, я дочь раджи Тимора и невеста Сатюрнена Фарандуля, капитана «Прекрасной Леокадии»! Бойтесь мести моего отца или же – еще более ужасной! – моего возлюбленного Фарандуля!
Из всей этой речи господин Крокнов понял лишь одно: Мизора сердится. Молодое сердце господина Крокнова разорвалось от этой грустной мысли, и его обладатель в отчаянии завертелся у ног строптивой девушки.
– Прости меня, нежная голубка! Я готов отдать кита и весь мой аквариум, лишь бы ты на меня не сердилась! Ты не поняла – я люблю тебя… и предлагаю тебе мое сердце, мою руку, мой аквариум!.. Позволь мне рассказать тебе о моей любви, только выслушай: твое появление перевернуло всю мою жизнь, при виде тебя я испытал то, что люди сведущие в этих материях называют l’amour coup de foudre – любовью с первого взгляда! Я не изучал психологию чувств; безумец, я отрицал любовь, и один-единственный миг открыл мне это! О ангел, я люблю тебя!..
– Дрожи! Мой Фарандуль придет и спасет меня!
И господин Крокнов, как и был – стоя на коленях, протянул руки к Мизоре.
Та вдруг отскочила назад, поспешно надела на себя шлем, застегнула пряжку скафандра и, быстрая как молния, взлетела на платформу аквариума.
– Старик! – вскричала она. – Ты только что доказал мне, что есть чудовища и более опасные для молодых девушек, чем те, которые встречаются на дне моря! Раз уж ты меня к этому принуждаешь, я возвращаюсь к киту… Дрожи! Мой Фарандуль придет и спасет меня!
Произнеся эти слова, героическая девушка спустилась в аквариум. Кит, такого явно не ожидавший, содрогнулся от испуга и отплыл в дальний конец бассейна. Мизора прекрасно осознавала, каким опасностям она подвергается в обществе этого животного, но была готова пренебречь ими, лишь бы сохранить себя непорочной для своего возлюбленного; ей было приятно увидеть, что это она вызывает страх у кита, а не наоборот.
Прожорливое китообразное также – и в полной мере! – осознавало ту ошибку, которую совершило, пожелав перекусить столь неудобоваримым созданием, и теперь старалось держаться от Мизоры подальше.
Тем временем господин Крокнов, стоя на платформе, в отчаянии ломал руки и даже рискнул выдернуть свой последний волос. Он то готов был броситься в аквариум, дабы покончить с жизнью, то пытался смягчить Мизору. Твердая и непреклонная девушка категорически отказывалась покинуть спасительное убежище.
На рассвете господин Крокнов удалился, и вскоре двери заведения распахнулись перед толпой, сбежавшейся со всего Мельбурна посмотреть на кита – новый экземпляр в коллекции знаменитого ихтиолога.
Изумлению собравшихся не было предела, когда, помимо кита, они увидели в центральном бассейне некое облаченное в скафандр существо, судя по всему жившее с этим огромным китообразным в полном согласии. Тут же был и господин Крокнов, принимавший поздравления самых разных мельбурнских ученых обществ; засыпанный вопросами, он попытался дать несколько расплывчатых объяснений, чем возбудил лишь еще большее любопытство.
Служащие, должным образом расспрошенные, оказались не столь скрытными, слухи распространились в толпе, и вскоре уже весь Мельбурн знал, что аквариум господина Крокнова пополнился живой сиреной, столь ладно скроенной, столь восхитительно красивой, что директор вынужден был распорядиться надеть на нее скафандр, прежде чем явить взорам любопытствующей публики.