Необычайные путешествия Сатюрнена Фарандуля — страница 122 из 124

к, где его ждали многочисленные друзья.

– Все – нигилисты? – спросила русская красавица.

Фарандуль загадочно и туманно качнул головой, все еще не решаясь признаться ей в том, что знаменитым главарем нигилистов, ради освобождения которого она всем рискнула, была обычная обезьяна.

В явном намерении Фарандуля добраться на льдине до канинского маяка не было ничего необычного; наш герой, окинув берег проницательным взглядом моряка, узнал эти места и увидел, что ветер и течение несут их именно туда. За десять минут льдина была превращена во вполне сносное судно. Оглобля саней стала импровизированной мачтой, а шубы Фарандуля и мужика превратились в парус, который вскоре надул зюйд-вест.

Море было спокойным, туман почти рассеялся. Льдина плясала на волнах, но морскую болезнь ощущали разве что лошади. Фарандуль, у которого насчет них уже возникла одна мыслишка, был к ним чрезвычайно внимателен.

Через час вполне безопасного плавания Ольга заметила на северо-западе маяк.

– Если такой бриз сохранится, мы будем там через три четверти часа! – воскликнул наш герой.

Фарандуль не ошибся: через сорок три минуты умело направляемая им льдина была уже в паре кабельтовых от канинского маяка. Матросы давно его заметили и теперь следили за его навигацией с легко объяснимым беспокойством. Турнесоль распорядился приготовить тали и веревки; когда льдину как следует закрепили, Фарандуль отправил наверх бочку, в которой разместилась Ольга, – через несколько секунд девушка была уже на маяке.

Затем на платформу маяка, одну за другой, затащили слегка ошеломленных таким путешествием лошадей – никогда раньше на верхней платформе маяка лошадей не видывали. После животных Фарандуль отправил наверх сани, затем – кучера Ольги, а потом уже и сам вскарабкался по стене вместе со своим приемным отцом, оставив льдину во власти волн.


Лошади Ольги


– Ну что, – сказал он окружившим его матросам, – теперь мясом мы обеспечены, этих лошадок должно хватить нам дня на три. Как знать, может, за это время представится случай покинуть маяк?

При виде мнимых нигилистов у Ольги от изумления округлились глаза. Фарандуль уже собирался во всем ей признаться и подозвал приемного отца, чтобы представить его девушке в его истинном статусе, когда несший на платформе вахту моряк прокричал:

– Вижу какой-то парус!

Отложив объяснение на потом, Фарандуль взбежал на платформу и увидел примерно в полулье от них некое судно, шедшее в северном направлении.

– Скорее, сигналы!

Ольгин мужик быстро принес карабин и патроны. Один за другим Фарандуль расстрелял их все и в конечном счете все же сумел привлечь внимание судна. Искусно лавируя, корабль подошел к маяку поближе. Капитан и матросы выглядели крайне заинтригованными столь большим сборищем народа на маяке и особенно присутствием на платформе трех лошадей.

Капитан распорядился спустить на воду шлюпку, которая сначала приняла на борт лишь с полдюжины человек; пришлось сделать шесть ходок, чтобы перевезти на корабль всех. Через два часа на маяке остались лишь два русских смотрителя и три лошади, меланхолично расхаживавшие взад и вперед по платформе.

Судно оказалось русским бригом из Архангельска. Сперва капитан предложил Фарандулю доставить его в Краснов, но, когда тот пообещал ему внушительное вознаграждение, согласился полностью предоставить корабль в распоряжение нашего героя вместе с собой и командой. Так как при себе у Фарандуля не было ни единого су – вся касса, то есть четыре миллиона в траттах на предъявителя, находилась у Мандибюля, – он просто-напросто пообещал капитану миллион премии, если они найдут несчастного Мандибюля, после чего капитан тут же передал ему свой рупор, символ капитанской власти.

Судя по всему, кусок льдины с сельдями, которым управлял бедняга Мандибюль, должен был – после того как лег на другой галс в момент столкновения с маяком – вернуться на обычный маршрут следования сельдей и направиться к мысу Северный, чтобы затем обогнуть Лофотенские острова и двинуться вдоль побережья Норвегии, поэтому Фарандуль приказал дать полный вперед, и бриг понесся в том же направлении.

Теперь, когда они в безопасности на надежном судне, оставим Фарандуля и вернемся к Мандибюлю, нашему оказавшемуся в опасности несчастному другу.

Почувствовав, как на него обрушилась будка, Мандибюль машинально вцепился в первый же попавшийся ему под руку предмет. Этим предметом оказался один из железных буев. Не успев даже толком намокнуть, Мандибюль поспешно забрался внутрь и огляделся.

Повсюду царили смятение и неразбериха; сельди, доски, потерпевшие кораблекрушение люди и предметы обстановки кружились на волнах, сменяя друг друга. Первым, что он сумел как следует разглядеть, оказалась на секунду возникшая над волнами женская шевелюра. Мандибюлю повезло за нее ухватиться и вытащить из воды бедную мадам Гаттерас, находившуюся без сознания.

Что делать? На двоих в буе места не было. Поддерживая вытянутой рукой несчастную путешественницу, Мандибюль поискал для нее что-нибудь еще. Мимо проплывал второй буй, и Мандибюль с огромным трудом запихнул в него все еще бесчувственную мадам Гаттерас. Чуть более мощная, чем другие, волна подхватила эти два, связанные один с другим буя и забросила их на что-то прочное.

Мандибюль уже решил было, что их выкинуло на сушу, но, присмотревшись, заметил, что под ногами у него всё те же сельди. Эти сельди, продолжая свой путь, уносили их всё дальше и дальше от места катастрофы. Прислушавшись, Мандибюль едва уловил доносившиеся откуда-то издалека крики о помощи.

Он вздрогнул. Спаслись ли, как он сам, его спутники, или же им суждено сгинуть в морской пучине?

Мадам Гаттерас уже начинала подавать признаки жизни, и Мандибюль поспешил оказать ей первую помощь. Внезапно где-то совсем близко раздался выстрел, Мандибюль понял, что это сигнал, и подумал, как бы на него ответить? Ему повезло: в том буе, где он находился, хранились боеприпасы – три карабина и с десяток коробок патронов. Так он тоже, в свою очередь, сумел дать друзьям понять, что пока еще жив.

После долгой и ужасной ночи наконец наступил день, и Мандибюль смог реально оценить ситуацию.

Она, по правде сказать, была не из лучших. Оба буя, немного поврежденные упавшей на них будкой, лежали сейчас на последнем куске несчастного косяка сельдей, куске крошечном и не слишком прочном. Метров десяти в длину и пяти-шести в ширину, косяк этот уже начинал потихоньку распадаться. Увы! От огромного плавучего острова, ушедшего с полюса, после стольких несчастий осталось лишь это!


Сквозь бурю


Ошеломленная мадам Гаттерас печально взирала на волны, которые добивали почти до буев, нещадно раскачивая косяк из стороны в сторону. Дабы успокоить ее, Мандибюль призвал на помощь всю силу духа и постарался придать себе самый безмятежный вид.

– Ну вот! – сказал он. – Как видите, мы тут одни, совсем одни посреди океана! Теперь я могу, не опасаясь, что меня услышит ваш солиситор, открыть вам чувства моей души и сказать, как…

Его прервал мощнейший удар…

– Кашалот! – вскричала мадам Гаттерас.

Проклятье! То снова был один из тех ужасных кашалотов, которые вот уже несколько месяцев жирели за счет сельдей. Мерзкое китообразное как-то вышло на след последнего фрагмента косяка и теперь набросилось на добычу без малейшей жалости к несчастным выжившим.

Следующие два дня не внесли в ситуацию никаких изменений. Кашалот по-прежнему следовал за косяком, и Мандибюлю только тем и приходилось заниматься, что отбиваться от него гарпуном. Косяк мало-помалу уменьшался, каждая атака кашалота стоила ему нескольких сельдей.

Сражение в море и сражение в небе, тучи против туч, восточный ветер против ветра северного, волны против волн! В этой суматохе разбушевавшихся стихий бедному косяку повезло сбросить с себя врага: кашалот, вероятно перепугавшись, отказался от дальнейшего преследования.

Десять часов днем, четырнадцать часов ночью, снова десять часов днем, а буря все не стихала! При свете молний, при свете северного сияния, под мерцающими лучами луны косяк сельдей по-прежнему несся вперед вместе с двумя буями, из которых высовывались лишь волевое лицо Мандибюля и очаровательная, но немного растрепанная головка мадам Гаттерас!

Мандибюль благословлял бурю, так как она позволила ему услышать из уст спутницы самые нежные признания. Под раскаты грома эти два сердца поняли друг друга!..

Тем временем буря закончилась, а вместе с ней – и спокойствие наших друзей. Несчастный косяк сельдей, которому если уж не везло, так не везло до конца, затесался среди огромной стаи трески. О рок! О фатальность!

Эти лучеперые рыбины, ничего не евшие уже два дня, так обрадовались столь нежданной удаче, что устремились в атаку всем скопом, чем поставили в тупик отважного Мандибюля. Тщетно наш друг лупил по всей этой массе гарпуном – кольцо окружения сжималось все больше и больше, а косяк сельдей становился все меньше и меньше с каждой минутой.

То было начало конца. Можно дать отпор кашалоту, но как отбиться от этих неуловимых врагов?

– Мы пропали! – вскричала мадам Гаттерас.

– Еще нет! – ответил Мандибюль.

И, схватив карабин, он принялся выпускать в агрессоров пулю за пулей.

Косяк сельдей уменьшался с поразительной быстротой; вечером Мандибюль констатировал, что он стал меньше на два метра в длину и примерно на полтора в ширину. Буи погружались в него все глубже и глубже. Треска продолжала свою трапезу и ночью. К утру вокруг буев остался лишь метровый пояс сельдей. Мандибюль возобновил стрельбу, намереваясь расстрелять в треску – этих ненасытных рыб, если получится, весь свой боевой запас. Мадам Гаттерас лежала в своем буе, уже не находя в себе ни сил, ни желания даже пошевелиться.

Внезапно ее прелестная головка высунулась из буя.

– Вы слышали? – воскликнула она.

– Слышал – что?

– Пушечный выстрел!

Мандибюль вздрогнул. И действительно, ему показалось, что он слышит последние отзвуки пушечного выстрела.