азумие.
Тщетно генералы следили за солдатами и строго наказывали виновных – зло приняло столь значительные масштабы, что дисциплина была серьезно подорвана; даже сами четверорукие командиры в салунах, которые открывались перед ними словно по приказу, не всегда находили в себе силы отказаться от предложенного им шампанского. Тем временем ловкие агенты за счет низкой лести и постыдного лебезения перед распустившими хвосты четверорукими офицерами пробуждали гордость и тщеславие в сердцах генералов-квадруманов и пытались вызвать у них зависть к двуруким спутникам Фарандуля и самому Фарандулю.
Взгляды Англии были направлены главным образом на полковника-квадрумана Макако, главу генштаба генерала Мандибюля.
То был, как мы уже говорили, настоящий феодал, гордившийся уже одним фактом своего происхождения из благородного древнего племени; давно привыкший к покорности обезьян-вассалов своего семейства, он полагал себя вправе всем приказывать и тяжело приспосабливался к дисциплине, введенной Фарандулем в армии. Агенты коварного Альбиона быстро распознали это злобное и завистливое свойство его характера, и полковник Макако тотчас же был окружен льстецами и угодниками из их числа, которым в итоге удалось-таки усыпить его совесть.
В гостиных Мельбурна красивейшие женщины, состоящие на жалованье у Англии, не жалели для него ни шампанского, ни лести. Перед ним открыто высмеивали Сатюрнена, принижая заслуги последнего и, напротив, превознося достоинства неотразимого Макако! И полковник Макако с улыбкой отвечал на эти небескорыстные речи одобрительным ворчаньем на грубом и не слишком приятном языке обезьян, обитающих в горах Борнео.
Всего за какие-то два-три месяца полковник Макако проникся глубокой враждебностью к Фарандулю и особенно к генералу Мандибюлю, чьи приказы он принимал с яростью и открытой холодностью.
Уже готовый к пронунсиаменто, он ожидал лишь оказии для того, чтобы поднять знамя восстания вместе со сторонниками, коих насчитывал немало в генеральных штабах, в том числе и среди тех, кого сильно развратили склонность к шикарной жизни, неприятие дисциплины или же злоупотребление спиртными напитками.
Так обстояли дела после пятнадцати месяцев оккупации, когда в одно прекрасное утро по Мельбурну распространилась новость о том, что английский флот был встречен в море двумя фарандулийскими судами, из которых лишь одному удалось спастись благодаря ловкости его состоящего из матросов-квадруманов экипажа.
Это была сущая правда, и пока жители Мельбурна обсуждали эти известия, Фарандуль отдавал последние приказы касательно срочного сбора войска.
Нежданная встреча с английским флотом произошла вблизи мыса Кэмпбелл. Одному из фарандулийских кораблей, как мы уже сказали, удалось ускользнуть; другой, оказавшись в ловушке, сошелся в ужасном бою с неприятелем. Этим героическим судном была «Молодая Австралия», 12-пушечный шлюп под командованием капитана Джонатана Баттерфилда, бимана американского происхождения, добровольно вызвавшегося помочь квадруманам в их борьбе за право на цивилизованную жизнь.
Пять больших английских фрегатов – «Сокрушающий», «Воинственный», «Ужасающий», «Ненасытный» и «Плотоядный» – окружили маленькую «Молодую Австралию», извергнув на нее огонь и железо. Джонатан Баттерфилд, ни на секунду не покидавший своего поста, оказал сопротивление чудовищным английским броненосцам; его отважный экипаж, состоявший лишь из семи десятков обезьян и нескольких механиков-биманов, проявил героизм, достойный Античности. Когда вражеские пушечные ядра вызвали пожар в твиндеке шлюпа, квадруманы, не обращая внимания на предупредительные окрики англичан, сцепили свое судно с «Плотоядным». Огонь бушевал и стремительно распространялся, но обезьяны уже покинули шлюп и теперь громили палубу броненосца; и даже когда, примерно через час, «Молодая Австралия» наконец взорвалась, унеся с собой часть английского фрегата, последние из обезьян, укрывшиеся на марселях «Плотоядного», все еще защищались.
Сражение на марселях «Плотоядного»
Спустя двое суток после этого сражения английский флот подошел к Порт-Филиппу, и в спешном порядке сбежавшаяся на берег фарандулийская армия заняла все прибрежные укрепления. Тут же было объявлено осадное положение; обнародованная прокламация, в которой утверждалось, что имеющихся в распоряжении вооруженных сил вполне достаточно для обеспечения безопасности провинции, призывала население к спокойствию.
К несчастью, в армии уже проявились серьезные симптомы неповиновения; одни полки начинали роптать, другие требовали дополнительной раздачи спиртного, и среди всех особенно выделялся корпус полковника Макако – своим плохим поведением и брожением умов.
Генерал Мандибюль, оставшийся в Мельбурне для поддержания порядка, удивлялся пренебрежительному отношению полковника Макако к служебным обязанностям – тот больше вращался в свете, нежели бывал в своем генштабе.
Вечером, после блестящей морской битвы у мыса Кэмпбелл, некий бывший чиновник-биман давал в честь Макако большой званый ужин. Полковник и некоторые из его офицеров стали на этом суаре предметом настоящей овации, вследствие чего надулись спесью и в буквальном смысле задрали хвосты.
Одной из тех роковых женщин, которых – увы! – ищущий причины историк всегда находит под спудом любой великой катастрофы, предстояло возникнуть на сцене и окончательно склонить весы на сторону Англии. Леди Арабелла Кардиган, британская шпионка самой обворожительной внешности, совершала свой первый выход в свет: она лишь на днях прибыла из Европы с четкими инструкциями министерства, и ее прекрасные глаза мгновенно помутили разум квадруманского генштаба, и так уже серьезно расшатанный многократными усилиями английских агентов.
Красота леди Арабеллы, величественно продефилировавшей через все гостиные под руку с хозяином дома, приковала к себе все взоры.
Макако порхал вокруг буфета; предупрежденный одним из офицеров, он вернулся в большую гостиную в тот самый момент, когда леди Арабелла просила об одолжении быть ему представленной.
Патрицианская красота блондинки-англичанки сразила преисполненного энтузиазмом полковника наповал; большие глаза, длинные белокурые косы, изящная талия, аристократический аромат – все это привело Макако в полный восторг. Оркестр как раз заиграл опьяняющий вальс, и Макако, обхватив леди Арабеллу за талию, закружил ее в вихре танца. Они проплыли по всем гостиным, раскачиваясь по прихоти ритма и безустанно вертясь по воле исступленной музыки.
Макако в порыве эмоций, возможно, сжимал крепче, чем следовало, талию леди Арабеллы и запечатлевал тайные поцелуи на любезно предоставленной ему руке.
Казалось, леди Арабелла задалась целью совершенно вскружить голову пылкому полковнику-квадруману. Нежно прижимаясь к его плечу, она вальсировала с ним всю ночь… Десять, пятнадцать, тридцать вальсов были ему обещаны; хозяин дома только и успевал, что давать указания оркестру, и тот, останавливаясь лишь для того, чтобы влить в себя пинты жидкости, одну за другой играл бесконечные музыкальные фантазии. Танцоры давно уже дошли до изнеможения, запыхавшиеся танцовщицы восстанавливали дыхание на диванах, а Макако все вальсировал и вальсировал!
Капельмейстер уже получил подкрепление, дабы заменить упавших на поле боя, но блондинка-англичанка казалась неутомимой, и на устах ее блуждала все та же улыбка.
В гостиных было полно английских агентов; более внимательные, нежели квадруманы, наблюдатели уже давно бы заметили те тайные взгляды, которыми обменивались мимоходом леди Арабелла и некоторые подозрительные субъекты.
Заговорщики
Дело в том, что работа по деморализации, проводившаяся на протяжении нескольких месяцев, начала давать новые и ощутимые плоды.
Спустя несколько часов после бала по уши влюбленный Макако явился к леди Арабелле Кардиган, чтобы положить к ее ногам свою шпагу и свою преданность. Заговорщики его уже ждали; тут же состоялось совещание, главная роль в котором отводилась прекрасным глазам леди Арабеллы. Когда пришло время расставаться, Макако был готов на все ради свержения Сатюрнена I и захвата трона, который страстный полковник рассчитывал делить с белокурой леди.
Какие грезы! Каким упоением они наполняли тщеславного квадрумана!.. Он будет править! Абсолютный властелин Австралии, он прокатит свое величество по Европе, о которой слышал столько рассказов, посетит ту самую Англию, в которой леди Арабелла владеет землями и замками.
Нужно было действовать. Агенты Англии в общих чертах обрисовали полковнику его план: пользуясь тем, что вся армия сосредоточилась в Порт-Филиппе, он должен был всеми возможными способами как следует «обработать» солдат и в одно прекрасное утро взять под стражу генералов-биманов и особенно приемных братьев Сатюрнена, способных за счет своего влияния подавить мятеж. Неотразимый Макако, опьяненный нежными словами и томным взглядом полуприкрытых глаз леди Арабеллы, уже льстил себя надеждой, что после этого он окажется в полной безопасности и сможет – что бы там ни задумала Англия – остаться правителем Австралии.
По прибытии Макако в лагерь Порт-Филиппа случаи неповиновения значительно участились. Как ни старались Фарандуль и его генералы, им так и не удалось восстановить порядок, и мало-помалу анархия проникла даже в лучшие армейские подразделения. Агенты Англии удвоили свою активность, и, несмотря на строгие запреты Мандибюля, в армию хлынули новые реки крепких напитков, поставляемых бойцам дамами-биманками, в данном случае выступавшими в качестве своего рода буфетчиц.
Хотя вход в лагеря и казармы биманам был категорически воспрещен, последним все же удалось под различными предлогами – как правило, под видом даров патриотически настроенных граждан – преподнести старшим офицерам несколько бочек изысканного спиртного. Тот из полков, что занимал небольшой редут на самом краю линии обороны, получил таким образом с дюжину ящиков виски, которые тотчас же, во избежание упреков полковника Эскубико во время инспекционного обхода, бойцы и оприходовали.