Необычайные путешествия Сатюрнена Фарандуля — страница 33 из 124

Тысячи биноклей лихорадочно следили за перипетиями битвы. Локомотив Фарандуля уже потерял часть дымовой трубы – бикеловисты встретили этот результат оглушительным «ура!». В шесть часов сорок шесть минут поезда разделяло уже не более пары километров. Фарандуль послал последний снаряд, который, как станет известно позднее, унес шляпу Бикелоу; тот ответил последней же серией из четырех снарядов, разрыв которых едва не разнес в щепки два фарандулийских вагона.


Места по двадцать долларов под мостом Дьявола


Одиннадцать поездов соревновались в скорости


Кочегар Фарандуля был убит; машинист, человек энергичный, поспевал везде. В шесть часов сорок семь минут корреспондент «Нью-Йорк геральд» выпустил очередного почтового голубя; бедная птица, лишь чудом разминувшаяся с последним снарядом Бикелоу, унесла в Омаха-Сити короткую депешу следующего содержания:

Шесть часов сорок семь минут. All right! У Фарандуля все в порядке. Принял семь снарядов; один угодил в локомотив, шесть – в вагоны с любителями держать пари. Из вагонов валит густой черный дым, ущерб пока неизвестен. Столкновение – через минуту!

ДИК БРОУКЕН.

Прошло еще полминуты.

Разделяемые теперь крайне небольшим расстоянием, поезда вот-вот должны были наброситься друг на друга, как два огненных монстра.


Встреча на мосту Дьявола


Оставалось преодолеть мост Дьявола: поезд Бикелоу влетел на мост первым; послышался ужасающий треск, настил моста прогнулся под весом перегруженных вагонов! В тот момент, когда локомотив Бикелоу, достигнув конца моста, находился уже почти лицом к лицу с локомотивом Фарандуля, ужасно натянувшиеся железные тросы с оглушительным грохотом порвались и мост рухнул, сбросив весь свой груз в пропасть.

Поднялся такой шум, какого никогда еще не подхватывало эхо этих гор. Поезд Фарандуля, быстрый как молния, преодолел бездну!

Слетев с моста, бикеловистский поезд послужил ему настилом, если можно так выразиться, или, скорее, поезд Фарандуля перелетел на другой берег за счет эффекта набранной скорости.

Вот уже последние его вагоны исчезали вдали!

Что до бикеловистов, то их шестьдесят вагонов с пятидесятиметровой высоты обрушились в Небраску.

* * *

В двух километрах от моста локомотив Фарандуля, наконец-таки обузданный, с глухим ворчаньем останавливается; фарандулийцы спрыгивают на землю и обмениваются горячими рукопожатиями. Повсюду звучат поздравления. Они одержали полную победу!

Фарандуль и Гораций Биксби заключают друг друга в объятия. Дик Броукен, сидя на гаубице, составляет новую депешу и тут же отправляет в «Нью-Йорк геральд» с очередным голубем, после чего спускается вниз, чтобы присоединиться к шумному празднованию.

– Теперь, по получении сатисфакции, – говорит Фарандуль, – я отказываюсь от семнадцати неблагодарных женщин; пусть об этом телеграфируют Бригаму Янгу!

Спустя четверо суток Фарандуль, его секунданты и Восходящая Луна уже триумфально въезжали в Нью-Йорк.

Фарандулийский кризис, однако, еще далеко не закончился. Бикеловисты, потеряв немыслимые суммы, не скрывали своей ярости, в то время как среди фарандулийцев, счастливых и гордых, уже находились такие, кто на полном серьезе предлагал выдвинуть кандидатуру Сатюрнена Фарандуля на пост президента Соединенных Штатов.

Бывшие комитеты отказывались распускаться и утверждали, что теперь они переименовываются в избирательные комитеты, – до выборов нового президента оставалось всего полгода.

Популярность нашего героя не знала границ!

К несчастью, все эти события пробили значительную брешь в его заработанном в Бразилии состоянии. К десяткам тысяч долларов, что были потрачены в Солт-Лейк-Сити, добавились еще и те расходы, которые повлекла за собой дуэль, расходы, которые из гордости наш герой не пожелал переложить на плечи своих сторонников.

С другой стороны, не привлекал его и пост конституционного главы парламентского государства; инстинкты человека действия звали Сатюрнена в совершенно другие дали. К величайшему неудовольствию своих сторонников, Фарандуль отказался выдвигать свою кандидатуру куда бы то ни было.

К этому решению его подтолкнул новый друг, Гораций Биксби, выдающийся инженер Центральной Тихоокеанской железной дороги.

За те два дня и три ночи, что мужчины провели вместе на платформе локомотива, они успели составить полное один о другом представление и прекрасно поладили.

Этот Гораций Биксби действительно был человек весьма примечательный: являя собой истинный тип чистокровного янки, он вместе с тем был выдающимся инженером, изобретателем и конструктором, энергичным ученым, сочетавшим грандиозность и глубину идей с отвагой и упорством в действии – качествами, весьма точно характеризующими американцев, этих любителей приключений.

Его история известна всей Америке. Некогда на собственном поразительном примере он доказал величие и могущество НАУКИ, при помощи которой человек способен, обладая самыми скромными средствами или даже вовсе без средств, справиться с любыми трудностями, триумфально преодолеть любые препятствия!

В 1850 году Гораций Биксби, исследуя в поисках золота равнины мексиканской Соноры, после яростной битвы, в которой все люди из его экспедиции были убиты или скальпированы, имел несчастье угодить в руки отряда свирепых индейцев.

Сраженный одной из первых же выпущенных индейцами стрел, Биксби пришел в себя уже после ухода краснокожих. Совершенно нагой, покрытый ранами и даже скальпированный, он уполз с места этой кровавой резни так далеко, как только смог, и случайно обнаружил индейское каноэ, что его и спасло; обессилевший, он улегся на дно этого хрупкого суденышка и доверился прихоти волн.

Через много часов, очнувшись, он обнаружил себя в открытом море; кругом бушевала ужасная буря.

Биксби оказался живучим как кошка; он совладал с болью, тогда как его каноэ вышло победителем в борьбе со стихией. Спустя двенадцать или пятнадцать дней навигации взору его предстала земля, скорее даже остров, одинокий утес, о который беспрестанно разбивались огромные волны Тихого океана.

Биксби причалил к берегу и первым же делом занялся поисками убежища, в котором смог бы отдохнуть после всех этих треволнений. Спустя неделю он уже шел на поправку; раны его зарубцевались, аппетит вернулся, и выздоравливающий принялся исследовать свою вотчину в поисках какой-либо пищи.

Остров был абсолютно необитаемым, однако Биксби, совершенно голый и даже, повторимся, скальпированный, не отчаивался. Решив по примеру Робинзона создать себе как можно более комфортные – насколько это было возможно – условия существования, он приступил к работе.

Биксби заметил, что индейцы скальпировали его не в полной мере и у него остались три волоска. Эти три волоска да небольшой перочинный ножичек, подобранный на поле боя, – вот и все, что имелось в его распоряжении. Столь скудного подспорья ему, однако же, хватило для того, чтобы выбраться из затруднительного положения благодаря промышленным чудесам, объяснить которые под силу лишь науке.

Вот что стало единственной отправной точкой для всех тех поразительных достижений, коих этот новый робинзон добился, применив на практике известные ему научные методы.

Из трех волосков Биксби изготовил небольшую ловушку, в которую одна за другой угодили несколько птичек. Из их перьев он сплел тетиву для лука, вырезанного с помощью ножичка; наконечники стрел он смастерил из острых птичьих костей. От стрел пали более крупные животные, и вскоре Биксби уже регулярно питался и ходил в довольно элегантных для столь редко кем-либо посещаемого острова одеждах.

За два года его остров значительно преобразился. У Биксби появились дом, мебель, железная и оловянная посуда, нечто вроде небольшого металлургического завода, фабрики по производству сахара и т. д.; он разрабатывал месторождения железной руды и каменного угля, им же самим и обнаруженные, так что светлое промышленное будущее острову было обеспечено. Биксби помышлял уже даже о том, чтобы провести пару-тройку линий железной дороги, соединив тем самым несколько своих домов, и электрический телеграф. Долгими вечерами этот выдающийся человек занимался искусством, коим для него являлись дифференциальная математика, статистические исследования, физические и химические опыты и т. д. Терзало его лишь одно: рядом не было ни единого друга и наперсника, с которым он мог бы разделить радость своих триумфов, энтузиазм своих научных открытий.

Компанию Робинзону составлял Пятница, тогда как Биксби, казалось, был обречен на одиночество. Задавшись целью заполнить эту лакуну, наш энергичный ученый нашел выход: проведя два дня в раздумьях, он изобрел фонограф!

Сразу же скажем, что этот фонограф является не тем простым прибором, который мы знаем, но полноценным фонографом, все еще неизвестным в Европе, так как Биксби, занятый новыми проблемами, по возвращении в Соединенные Штаты забыл запатентовать это восхитительное изобретение; один из его коллег, ученый Эдисон, частично узнал секрет этого открытия и выбросил в изумленный мир тот фонограф, который каждый в Париже некогда мог слышать в зале бульвара Капуцинов, но этот несовершенный аппарат отнюдь не в полной мере воплощает образец Биксби – он лишь повторяет то, что ему сообщают, но не отвечает.

Итак, Биксби теперь не нуждался в спутнике: Пятницей для нашего героя стал его фонограф. Одиночеству и скуке пришел конец: его экспансивная душа наконец-то нашла наперсника; теперь он мог доверить все свои мысли фонографу, и тот – что, повторимся, как раз таки и отличает его от фонографа обычного – ему отвечал.

Когда, утомившись, ученый нуждался в долгой беседе под крышей своего жилища, он заводил непринужденный разговор с фонографом, и разговор этот, как правило, заканчивался уже ближе к ночи.

Придя к мысли о том, что (пусть в качестве средств освещения мы и использовали то смолу, то свечи, сальные или же восковые, то газ, то свет водородной горелки) наиболее ярко бледные лучи луны светили до эпохи уличных фонарей, Гораций Биксби вбил себе в голову новую идею – о том, что было бы неплохо как-нибудь усовершенствовать эту старую луну и перейти к электрическому освещению.