«Кларисса Гарлоу» уже забросала градом снарядов два важных города и несколько поселков; теперь же аэростат направлялся во главе небольшой эскадры к крупному торговому порту, который ждала та же участь. Мандибюль, злой как черт, изводил себя тщетными планами побега, в то время как Ги де Божанси, охваченный неутолимой жаждой передачи сообщений, крутился вокруг голубей и супруги репортера «Таймс».
О горе! При каждом значительном событии Филоктет Мортимер отсылал с одной из своих птичек написанную микроскопическими буквами депешу. Голубей становилось все меньше и меньше; пора было переходить к решительным действиям.
Божанси уже успел завести знакомство с добродушной Барбарой, которую он очаровал длинными тирадами о священных правах женщин, и в какой-то момент на него снизошло озарение, заметно ускорившее ход вещей.
– Послушайте, – сказал он ей как-то утром, когда под звуки бомбард они дышали свежим воздухом на верхнем полуюте, – послушайте, дорогая Барбара, если вы позволите мне называть вас этим чудесным именем… мне нужно столько всего вам сказать, пусть даже тем самым я положу жестокий конец вашим поэтичным мечтам и разрушу ваши иллюзии в самом их цвете! Но так нужно! Я просто обязан вас спасти!.. Знайте же: Мортимер, этот предатель Филоктет, он – двоеженец, а может, даже и троеженец!!! Мой друг, генерал Мандибюль, знаком с мадам Мортимер, проживающей в Нью-Йорке, и, как мне известно, еще одна обитает в Париже, где я часто встречал Мортимера по долгу службы! Какая низость! Вместо того чтобы быть ангелом семейного очага, единственной супругой, вы стали бы для мерзавца Филоктета лишь третьим номером!
– Ужасно! Ужасно! – зарыдала несчастная Барбара.
– Но этого не будет! – воскликнул Божанси. – Бегите от этого негодяя. Ваша родина признаёт развод. О ангел, расправьте ваши крылья!.. И я осмелюсь надеяться, что когда-нибудь…
Барбара уже вытаскивала свою записную книжку, и довольный собой Божанси поставил подпись, где ему было указано.
– Бежим же! Бежим! – вскричал он.
Барбара попятилась, решив, что он хочет броситься вместе с ней через четырехкилометровый слой лазурного неба, отделявшего их от земли.
– Не бойтесь! Мы можем сбежать, но гораздо более комфортно, мой милый друг!
И Божанси шепотом открыл Барбаре все детали того плана побега, который он разработал вместе с генералом Мандибюлем. Барбару план вполне устроил; когда торжествующий репортер покинул вслед за ней полуют, все уже было обговорено, роли распределены и час назначен.
Спастись из воздушного шара, планирующего на высоте в четыре тысячи метров, – задача в любом случае не из легких, но сбежать из боевого аэростата, строго охраняемого часовыми, да еще и на глазах у нескольких бдительных офицеров, – затея и вовсе чрезвычайно опасная. И все же Мандибюль и Божанси решили рискнуть.
Божанси провел вечер в каюте корреспондента «Таймс»; ближе к полуночи, прощаясь с Мортимером, он внезапно сунул ему под нос наполненную хлороформом торпеду – уже порядком выдохшуюся, но все еще действенную при столь близком контакте. Не успев даже пикнуть, репортер осел на пол и уснул как минимум на неделю.
Божанси облачился в дождевик Мортимера, натянул капюшон на глаза и вышел за дверь вместе с Барбарой. Дежуривший в салоне офицер принял его за Мортимера и решил, что он собирается поэтично созерцать звезды со своей очаровательной половиной. Однако на полуют поднялась одна лишь Барбара – Божанси направился на нижнюю палубу, в одной из кают которой содержались пленники. Поравнявшись с охранником, он повторил свой маневр с хлороформированной торпедой, и караульный упал. Божанси живо открыл дверь. Мандибюль и его люди были уже наготове. Уснувшего караульного затащили в каюту, и один из пленников, надев дождевик охранника, занял его место. Теперь нужно было воспользоваться узкой бойницей, открывавшейся в бесконечность, и за счет силы рук подняться на верхний полуют, прежде охранявшийся вахтенным, которого должна была усыпить Барбара.
Легкий вскрик этого последнего дал беглецам понять, что у миссис Мортимер все получилось. Дальше все прошло без сучка и задоринки: с помощью крупной и могучей Барбары все восемь пленников забрались на полуют и крадучись направились к аэростату-баркасу.
Вдохнувшие хлороформ часовые
Там небольшая проблема все же возникла: баркас охраняли двое вооруженных мужчин. Взявшись под руки, Барбара и Божанси подошли к караульным и пару минут о чем-то с ними беззаботно болтали, после чего, внезапно раздавив две торпеды, дали им вдохнуть хлороформу и освободили тем самым проход.
Видели бы вы, с какой радостью недавние пленники устраивались в небольшом аэростате-баркасе! «Свободны! Свободны!» – повторял Мандибюль. Оставалось лишь отдать швартовы и как можно скорее удалиться от «Клариссы Гарлоу». Пока беглецы резали тросы, Ги де Божанси бросился к клетке с голубями корреспондента «Таймс», подхватил ее на руки и с ликующим видом возвратился обратно.
– Скорее! Скорее! – воскликнул он. – Отчаливаем! Должно быть, уже идет смена часовых!
Внутри огромного воздушного шара действительно уже поднимался какой-то шум: судя по всему, только что обнаружили первого из уснувших караульных. С трапа донеслись звуки шагов – кто-то направлялся на полуют.
Последний швартов был перерублен топором, и, отвязанный от шедшего против ветра громадного воздушного шара, аэростат-баркас устремился назад. И весьма вовремя: южные аэронавты уже били тревогу!
– Ур-ррр-а! – вскричал Мандибюль.
Небольшой аэростат-баркас вдруг резко бросило вверх, и, оказавшись в трехстах—четырехстах метрах над флотилией южных воздушных шаров, беглецы получили возможность наблюдать, как прямо под ними, мерцая синими огнями сигнальных фонарей, проплывает вся вражеская эскадра. На бортах воздушных судов царил полный аврал; пронзительные нотки паровых сирен возвещали об общих маневрах.
Вскоре, подхваченный ветром, аэростат-баркас был уже в семи или восьми километрах от южан. К несчастью, беглецы вдруг заметили, что весь флот развернулся и теперь идет по их следу.
– Погасите огни! – распорядился Мандибюль. – Попробуем раствориться во мраке ночи!
Благодаря этой уловке они выиграли еще несколько километров, но внезапно увидели, что южане исследуют глубины неба, надеясь отыскать в нем беглецов, с помощью лучей электрического света.
Как только Мандибюль и его люди были обнаружены, погоня возобновилась с новой силой.
– К машинам! – проревел генерал. – Поддать пару!
Бронированная корзина воздушного шара южан (в разрезе)
Ответом ему был вопль ужаса: угольный бункер оказался пуст! И как же теперь, не имея ни малейшей возможности управлять баркасом, соперничать с быстрыми паровыми аэростатами? «А, была не была!» – подумал Мандибюль и, чтобы подняться как можно выше, приказал сбросить весь балласт. Аэростат беглецов тут же подкинуло еще на тысячу метров вверх, и южная флотилия исчезла из виду.
Тем временем Ги де Божанси поспешно приводил в порядок свою корреспонденцию. Газета уже две недели не получала от него никаких вестей, поэтому нужно было срочно успокоить читателей, возобновив серию трогательных писем. Корреспондент «Таймс» оставил ему всего девять голубей; четырех Божанси уже выпустил, сунув каждому под крыло испещренный текстом листок. Уже и пятое сообщение было на подходе, когда пронзительное «Акульи кишки!» Мандибюля заставило его поднять голову.
– В чем дело? – вопросил он.
О ярость! Вдали снова возникли синие огоньки; лучи электрического света, словно идущие по следу собаки, искали от облака к облаку исчезнувший аэростат-баркас. Осознав, что охота возобновилась, Божанси выпустил своего пятого голубя.
Все, что могло быть выброшено за борт, было принесено в жертву, и воздушный шар поднялся еще на пятьсот метров, но спустя пять минут ужасные синие огни появились вновь! Электрический свет в очередной раз указал им на преследуемую добычу, и теперь они шли к ней на всех парах. Огромный ламповый прожектор флагманского аэростата, управляемого Филеасом, опережал все прочие, разбросанные по небу, словно созвездие синих лун. Вскоре южане, сочтя, что находятся уже достаточно близко от беглецов, приступили к канонаде.
Снаряды прорезали воздух на некотором расстоянии от баркаса и, вычерчивая длинные траектории, падали на землю; с каждой минутой огонь южан становился все более и более точным.
Божанси писал не переставая, радуясь возможности передать в редакцию столь волнующие новости; вот уже и шестой голубь, совершенно оглушенный орудийной пальбой, покинул воздушную шлюпку.
– Они уже близко! – вскричал Мандибюль. – Ну же! Выбрасываем все тяжелое за борт! Долой балласт, дети мои!
Весьма дородная Барбара, испугавшись, бросилась в объятия Божанси, который, как мог, ее успокоил.
Восемь пар сапог закружились в небе
Беглецы проворно избавились от всех ненужных или тяжелых предметов: паровой машины, угольного бункера, бронированных пластин, – оставив на крайний случай лишь одну небольшую пушку.
Воздушный шар за счет нового рывка затерялся в небесной лазури; синие огоньки погасли вдали. Божанси выпустил седьмого голубя с новостью об этом отрадном изменении их ситуации; надежду вселял еще и тот факт, что начал подниматься ветер.
– Продержимся часа два, – пробормотал Мандибюль, вот уже несколько минут наблюдавший за состоянием неба с опытностью старого моряка, – и мы спасены!
Так аэростат летал с час, то вне видимости, то на виду у неутомимых синих прожекторов; в конце концов, когда вновь засвистели снаряды, Мандибюль, дабы выиграть еще шестьдесят минут, сорвал с себя наименее необходимую одежду, снял сапоги и все это выбросил за борт. Его люди последовали поданному им примеру, и восемь пар сапог, восемь дождевиков, восемь рубах закружились в небе; Барбара пожертвовала своей Библией и несколькими незначительными предметами туалета, было частично разрушено леерное ограждение, и воздушный шар устремился вперед с еще большей скоростью.