Лавируя в поисках подходящего места для приземления, северная флотилия то и дело натыкается на разбросанные по всему небу отдельные воздушные шары, жалкие остатки этой ужасной воздушной битвы. Наконец, как только в паре километров от некой железнодорожной станции удается найти место для посадки, Фарандуль приказывает подать пушечным выстрелом сигнал к спуску.
По чистой случайности пушка была все еще заряжена ядром: снаряд свистит, разрывается на земле… и из грунта вдруг поднимается высокий огненный столб!.. Снаряд воспламенил нефтяной источник!
Мы не станем описывать прибытие Фарандуля в Кайман-Сити во главе победоносной армии. Скажем лишь, что в северной столице ему был оказан просто сумасшедший прием. Умиротворенная республика Никарагуа изо всех сил пыталась выказать Фарандулю свою глубочайшую признательность, но наш герой отказался и от наград, и от поста военного министра, и от президентского кресла, и т. д. и т. п… Он принял одно – концессию на разработку нефтяного источника, им же самим и открытого.
Месяц спустя он перепродал его обществу крупных капиталистов и разделил вырученную сумму, около пятнадцати миллионов, со своими друзьями, матросами «Прекрасной Леокадии». Первый же теплоход, направлявшийся в Европу, забрал их всех; долг звал Фарандуля в Париж, ему не терпелось лично рассказать господину Жюлю Верну все детали славного, но прискорбного конца сэра Филеаса Фогга и заключить в крепкие объятия своего доброго приемного отца, орангутана с острова Помоту, по-прежнему содержавшегося в ботаническом саду.
– Я уже иду к тебе, Африка, а там посмотрим, кто кого! – бормотал Фарандуль, склонившись во время морского путешествия над африканскими картами.
Часть третьяЧерез Африку. Четыре королевы
Глава I
Судно-кастрюля. – Ням-нямы выражают намерение съесть вареного Фарандуля. – Волнение в ученом мире. – Триумфальное прибытие на территории племени макалоло
Ночной сюрприз на берегах Н’кари
Гондокоро, 26 октября
Господину президенту Географического общества, Париж, бульвар Сен-Жермен.
Господин президент,
из моих последних сообщений Вы, должно быть, уже поняли, что я начинал отчаиваться обнаружить следы Сатюрнена Фарандуля, потерявшегося в самом сердце Африки. Все мои усилия, все мои тяготы оказались напрасными: в тех краях, что соседствуют с озером Альберт-Ньянца, никаких следов пребывания знаменитого путешественника мною выявлено не было. Я Вам уже подробно объяснял, как я отследил его путь сюда. Железное судно, построенное для него на верфях в Эндре, тайно перевезенное в Марсель и оттуда уже переправленное в Александрию, было спущено на воду в Каире. У первого же водопада Нила я обнаружил нубийцев, переносивших Фарандуля на своих плечах; та же ситуация повторилась и у второго, чуть далее его видели караваны и т. д. и т. п.
Настоящие трудности начались только в Хартуме. Никаких следов, ни малейших указаний: на протяжении десяти месяцев я тщетно обследовал Ямбукальфу, Бертá, Деуку, территорию племени макарака, озера Альберт-Ньянца и Виктория-Ньянца. Никто его не видел. Уж не сгинул ли он у одного из многочисленных порогов Нила, этой великой африканской реки? А может, был убит каким-нибудь неизвестным племенем? Предполагать можно что угодно.
Несмотря на опасности предприятия, несмотря на жестокие войны, опустошающие эти края, я уже намеревался отправиться к озеру Танганьика, чтобы продолжить мои поиски там, когда ужасная и, увы, слишком достоверная новость сразила нас наповал в Гондукоро: Фарандуль был съеден ням-нямами!!!
Сомневаться, к сожалению, в этом уже не приходится. Вот как до нас дошла эта весть. Вчера с берегов Альберт-Ньянцы прибыл некий караван, и я без особой уже надежды обратился с парой вопросов к носильщикам-неграм, и тут при описании мною железного судна и облика Фарандуля один из этих людей, высокий и статный ням-ням, ответил мне восклицанием и радостно потер живот, клацая при этом челюстями.
– Ты его видел? – спросил я у него через моего переводчика.
– Я его ел! – промолвил он, повторив свою пантомиму. – Вкусный был, очень вкусный!
Я был настолько ошеломлен и разгневан, что не сразу смог успокоиться, дабы адресовать новые вопросы ужасному антропофагу. Увы! Увы! Надежды нет уже ни малейшей: решив, что мы сомневаемся в правдивости его слов, наш людоед даже обиделся и подозвал двух своих товарищей, которым также довелось отведать мяса несчастного путешественника.
Все кончено! Фарандуль потерян для науки, его многочисленным друзьям не остается ничего другого, кроме как оплакивать его! Меня бьет дрожь при мысли о том, в какое отчаяние повергнет эта новость старшего помощника Мандибюля!
Вот так несчастливо, увы, закончилась моя миссия. Уже пакую вещи; сегодня же отправляюсь обратно.
P. S. Разумеется, я высказал ням-нямам все упреки, которых заслуживало их преступное поведение, заметив им, что, в свою очередь, я обреку их на презрение цивилизованной Европы – во всех серьезных журналах и сборниках, в академиях и других научных обществах. Несчастные плакали, но я был неумолим и продолжал отчитывать их в еще более жестких выражениях.
Жестокие упреки людоедам
Мы не станем описывать то смятение, в которое привело научный мир письмо специального корреспондента Географического общества. Мы вернемся на несколько месяцев назад и увидим, какие ужасные события происходили на просторах Центральной Африки.
Одиннадцать часов вечера. Воздух чист и свеж; термометр, показания которого днем колебались между 50 и 55, показывает уже всего 40 градусов выше нуля. Мы находимся на берегах широкого потока, воистину королевской реки, величественно сияющей при свете луны и отражающей, словно астрономическая карта, звёзды, эти бесчисленные рефлекторы, что мерцают на небосводе.
Огромные деревья, растущие вдоль берегов реки, образуют то тут, то там округлые рощицы или же уходят ввысь длинными колоннами, заканчивающимися веерной кроной. Среди них и баобабы с тысячами гигантских ветвей, сами по себе напоминающие целый лес, и обыкновенные, финиковые или же барассовые пальмы, и мангры и т. д. и т. п.
Это африканская земля, богатая пышной и неистовой растительностью; мы находимся на берегах Н’кари, неподалеку от озера Альберт-Ньянца, в краю, где редко бывают исследователи вроде Ливингстона или Стэнли. Метрах в десяти от воды разожжен огромный костер, перед которым, танцуя и жестикулируя, мечутся сотни черных теней; другие тени прорезают эти группы, принося и подбрасывая в огонь охапки ветвей. Лес, освещаемый длинными языками пламени, принимает все более и более причудливый облик; перед громадным костром негры с трудом тащат какой-то странный объект, форму которого невозможно разобрать отчетливо.
Наконец негры отступают в сторону, и этот объект становится хорошо видимым: он представляет собой небольшое железное судно весьма замысловатой конструкции, полностью покрытое металлической оболочкой.
Негры, которые, вероятно, отслеживали ход судна по реке, окружили его во время якорной стоянки; обнаружив все люки закрытыми, они наспех обвязали его веревками и без малейшего шума и толчков вытащили из воды на песок.
Подсунув под корпус судна кучи сухих листьев и веток, они разожгли костер, и тишина, свято соблюдаемая до сих пор, сменилась адским концертом.
Звучат тамтамы, вопят негры, где-то вдалеке рычат от страха львы.
Колдун поет:
Белый человек заперт в его посудине!
Белый человек будет сварен заживо,
он вкусный, он такой вкусный!
Скоро ням-нямы попотчуют себя белым человеком!
Но что сейчас произойдет? Какую сцену непростительного людоедства мы будем вынуждены с прискорбием наблюдать? Читатель, полагаем, уже догадался, что внутри этой железной посудины, гигантской кастрюли, поставленной на огонь шайкой гастрономов-людоедов, находится наш Фарандуль! Бедняге, стало быть, предстоит умереть – в расцвете молодости, вдали от друзей, вдали от Мандибюля!
Какая жалкая участь для этого героического человека! Погибнуть в результате варки! После стольких лет блистательных выступлений на мировой сцене незаметно исчезнуть в желудках ням-нямов! Проникнем же в это судно-кастрюлю и посмотрим, как он переносит свою казнь.
Фарандуль на своем корабле один. Терзаемый отчаянной мизантропией, до глубины души опечаленный своей фатальной встречей с сэром Филеасом Фоггом и Паспарту, Фарандуль пожелал убежать от своих товарищей; ничего не сказав даже своему другу Мандибюлю, он заказал для себя на одной из французских верфей со всех сторон обшитый железом пароход, настоящий панцирь, открывающийся и закрывающийся по воле путешественника. На этом судне, которое он назвал «Отшельником», Фарандуль отправился исследовать Центральную Африку, надеясь успокоить тревоги своего сердца посреди водоворота опасностей и приключений.
Судно-кастрюля
Этим вечером, найдя для «Отшельника» подходящую якорную стоянку в спокойной бухточке Н’кари, он заперся в своей скорлупке и уснул. Его разум перенесся во времена его детских забав с обезьянами Океании; Фарандуль опять оказался в своей приемной семье, с братьями-орангутанами, затем отправился завоевывать Австралию, снова увидел Мизору, юную малайку, несчастную жертву господина Крокнова… ангельская улыбка освещала ее скафандр…
Внезапно Фарандуль просыпается; отчетливое ощущение жара выдергивает его из приятного сна. Вот наконец и одна из тех опасностей, в которых он нуждается, дабы снова почувствовать вкус к действию! Одного взгляда через небольшой иллюминатор каюты достаточно нашему герою для того, чтобы оценить ситуацию. «Отшельник» стоит на костре, негры распевают свои триумфальные песни, ожидая того момента, когда можно будет слопать добычу.