Когда все было готово, Фарандуль захватил с собой также два или три шеста, которые намеревался использовать в качестве весел, и подал знак дамам.
– Что ж, – сказал он, – отплываем!
Гиппопотам, изумленный самим фактом подобного над ним издевательства, разъярился и пытался разорвать путы, но Фарандуль, взяв одну из своих удочек, насадил его морду на крючок, после чего, бросив удочку юному Ням-Няму, запрыгнул на огромное животное, которое сейчас, с поясом из бурдюков и всем прочим снаряжением, не узнали бы даже его сородичи. Затем, удостоверившись в прочности веревок, Фарандуль попросил королев вооружиться саблями.
– А теперь, – вскричал он, – осторожнее! Держитесь крепче, и давайте-ка вместе, в один миг, обрубим лассо! Раз, два, три!..
Пять лассо были обрублены одновременно, бегемот резко дернулся, распрямился и рванул к реке.
– Вот мы и получили прекрасный плот! Осталось лишь научиться им управлять, – сказал Фарандуль и, перехватив из рук Ням-Няма удочку, слегка повел ее рукоятью, чтобы гиппопотам ощутил укол.
Несчастное животное в один прыжок преодолело метров шесть-семь и плюхнулось в воду, намереваясь погрузиться поглубже и тем самым избавиться от стеснявшей его ноши, но, к безмерному удивлению бегемота, бурдюки удерживали его на поверхности. Он еще подергался немного, но крючок Фарандуля продолжал доставлять ему весьма неприятные ощущения, и вскоре, отказавшись от борьбы, гиппопотам выбрался на середину реки и стремительно поплыл вниз по течению.
Беглецы обменялись радостными рукопожатиями. Маленький Ням-Ням принялся изящно изгибаться в безмолвных ритмах некого характерного для его края танца.
Гиппопотам прыгнул в реку
– Да этот гиппопотам мало чем уступает моему бедному «Отшельнику»! – воскликнул Фарандуль. – На нем мы легко сможем преодолевать по двадцать – двадцать пять лье в день; осталось лишь расположиться поудобнее. Сами подумайте, дамы: на его борту нам предстоит проплыть четыреста или пятьсот лье, что составляет от пятнадцати до двадцати дней пути… Надо бы решить, как нам тут обустроиться.
Остаток утра был использован королевами для изготовления палатки из нескольких пледов, прихваченных с покинутого «Отшельника». К полудню, когда палящие лучи солнца начали отвесно падать на реку, безмятежно отдыхавшие под своим тентом дамы уже могли не опасаться их жара. Юному Ням-Няму было отведено место в передней части «судна», на шее у гиппопотама; Фарандуль, с импровизированным веслом в руке, расположился сзади, дабы всегда быть начеку.
Гиппопотам больше не дергался – лишь изредка, в качестве последнего протеста, приподнимал голову и громко пыхтел.
Примерно через десять лье пути Фарандуль решил, что будет справедливо предоставить ему небольшой отдых, и озаботился поисками тихого местечка для высадки на берег.
Река Н’кари на своем пути огибает множество островов. Гиппопотам был направлен в центр этого небольшого архипелага и остановился после внезапного натяжения толстой лески с крючком, впивавшимся в морду. С помощью этой лески, служившей своеобразным якорем, бегемота привязали к самому толстому из росших на берегу деревьев, но на всякий случай на борту был оставлен Ням-Ням.
Теперь беглецам нужно было накормить свое «судно». К счастью, рядышком обнаружилось тростниковое поле, которое и предоставило необходимый корм. Опустошив поле, Фарандуль сложил камыши в полтора десятка пуков, два самых крупных из которых послужили для «судна» обедом, тогда как остальные, образовав плавучую кладовую, были привязаны к его кормовой части.
Когда пассажиры снова заняли свои места на подкрепившемся бегемоте, Фарандуль нашел способ придать животному еще бóльшую скорость; он приладил к спине гиппопотама снабженную реей пяти- или шестиметровую мачту и поставил небольшой парус. На реке уже задувал легкий бриз, и вскоре бегемот поплыл по ветру – к величайшему изумлению целого стада этих животных, повстречавшегося на выходе с острова.
Королевы отобедали еще на суше, уничтожив остатки провизии, и теперь ужин нужно было добыть на охоте: Калунда подстрелила из лука несколько диких уток из пролетавшей мимо стайки, и подбитые птицы тотчас же были подвешены к мачте. Охота немного развлекла прекрасных беглянок, которым совершенно нечем было заняться во время плавания.
Фарандуль заметил, однако же, что одна из белых королев выглядит озабоченной; то была брюнетка Каролина, обычно самая экспансивная.
Когда он поинтересовался, что ее гложет, Каролина вдруг разрыдалась.
– Ну будет вам, будет! – воскликнул Фарандуль. – Что означает эта слабость, ваше величество? Сами ведь видите: все складывается лучше некуда! Край, по которому мы путешествуем, восхитителен и спокоен, на небе – ни облачка, условия на борту вполне сносные, что вам еще нужно? Гнавшиеся за нами страусиные лучницы остались далеко позади, маловероятно, что они нас настигнут, даже если все еще преследуют, – стало быть, все идет хорошо!.. Быть может, вы жалеете о вашей короне?
– Да нет же! – ответила Каролина. – Меня беспокоит тетушка.
– Какая еще тетушка?
– Ах да, я и забыла… Дело в том, что в прошлом году, довольная своим положением, я подумала, что было бы неплохо вызвать ее сюда… в общем, я ей написала, снабдив подробными указаниями относительно того, как сюда добраться… и принялась ждать… но тут случились все эти события, ужасная мысль о том, что нам с Анжелиной предстоит быть съеденными, помутила мой разум, и я совершенно забыла о тетушке… только сейчас вспомнила… Вот беда-то будет, если она приедет в Макалоло!
– И только-то? – воскликнул Фарандуль с облегчением. – Полноте! Полноте! Успокойтесь: ваша тетушка даже еще не выехала, а если и выехала, то я уверен, что ей также удастся занять в Макалоло какую-нибудь небольшую армейскую должность… Да она вас благословлять еще будет!..
К успокоенной этими добрыми словами Каролине тотчас же вернулась вся ее безмятежность. Остаток дня прошел в приятной атмосфере. Гиппопотам плыл по течению, даже не прикладывая особых к тому усилий. Время от времени Фарандуль бросал перед ним, метрах в пяти или шести, пучок тростника, до которого животное добиралось за пару секунд и поглощало его прямо на ходу; ближе к вечеру Ням-Ням обнаружил, что бегемот уснул. Тут же была найдена подходящая якорная стоянка, и путешественники остановились, даже не разбудив гиппопотама.
Тот край, который они пересекали, после Макалоло выглядел совершенно необитаемым, так что Фарандуль, уже не опасаясь встреч с людьми, теперь спокойно разжигал костры, дабы защитить лагерь от нападений хищников. Вот и в этот вечер лагерь, разбитый в тени высоких деревьев небольшого полуострова, являл собой восхитительное зрелище: со стороны суши подходы к нему прикрывали большие костры, с веток свисали гамаки для дам, а у берега, развалившись в грязи, мирно посапывал поставленный на якорь гиппопотам-плот.
Ночь выдалась чудесной и спокойной, наполненной рыком парочки бродивших у костров львов.
Спустить тяжелое животное на воду на следующее утро оказалось задачей не из легких: бегемот начисто забыл свои вчерашние приключения и теперь, наблюдая за последними приготовлениями своих пассажиров к отплытию, испуганно вращал глазами. Ням-Ням освежил ему память старым проверенным способом: резко натянувшаяся леска с крючком быстро вернула гиппопотама в жестокую действительность.
Бегемот вздохнул, тут же все вспомнил и, больше уже не прибегая к уверткам, отчалил от берега.
Прекрасный день и великолепное путешествие! Берега Н’кари становились все более и более живописными, высокие лесистые скалы с необычайной четкостью отражались в ее спокойных водах, вдали пенились цепочки довольно крутых холмов.
Гиппопотам, при содействии приятного легкого бриза, величественно плыл посередине реки; связка бурдюков и белый парус придавали судну весьма импозантный вид; расположившиеся на спине животного королевы наслаждались этим приятным плаванием, уже и не вспоминая о недавних опасностях.
Утро прошло в оживленных спорах с крокодилами; эти ящеры позволили себе начать охоту на гиппопотама и под водой успели даже парочку раз вонзить зубы в его ноги, вследствие чего беглецам пришлось вооружиться луками и револьверами и открыть стрельбу по самым неосмотрительным. Те из стрел, которые крокодилы не уносили торчащими из глаза в качестве сувениров, всплывали на поверхность и быстро вылавливались шлюпочным крюком.
Развлечение, доставленное беглецам крокодилами, не помешало Фарандулю с некоторой досадой заметить, что в этом месте своего течения Н’кари выписывала многочисленные петли; в любом другом случае он бы спокойно полюбовался все более и более разнообразными красотами пейзажа, но в данных обстоятельствах эти витки реки, эти непрерывные зигзаги вызывали у него явное неудовольствие, а все потому, что за то время, которое судно теряло, вычерчивая эти изгибы, страусиные лучницы должны были уже значительно продвинуться и, возможно, даже обогнать гиппопотама, чтобы чуть дальше, через пару-тройку лье, перекрыть ему путь. Во второй половине дня у Фарандуля появился и еще один повод для опасений. Застреленные накануне утки были уже съедены, но ведь чем-то еще нужно было и ужинать!.. Берега реки, столь богатые дичью чуть выше, теперь, казалось, были отданы на откуп крупным хищникам, львам и носорогам, которых нередко можно было увидеть на равнине.
– Слишком уж гладко все шло со вчерашнего дня, – говорил себе Фарандуль. – Должны же когда-то снова были возникнуть трудности! Наш сегодняшний ужин начинает представляться мне весьма проблематичным.
Лагерь
За весь день, плавая среди меандр Н’кари, судно практически не продвинулось. Вечером на берегах стали встречаться многочисленные носороги, а уже при высадке юный Ням-Ням, слишком спешивший сойти на берег, едва не был унесен огромным львом, притаившимся в зарослях тростника.
Пришлось продолжить спуск по реке в надежде отыскать какой-нибудь островок, на котором можно было бы переночевать.