Во главе шел высокий, сухопарый мужчина с красным лицом, рыжими волосами и рыжей же бородой – тип истинного шотландца. Из всех атрибутов цивилизованного человека у него сохранился лишь монокль, коим саранча побрезговала. Потупив взор, за ним следовали две дамы, мать и дочь, такие же рыжеволосые и краснолицые, как и глава семейства.
– Дункан Фергюс Мак-Клакнавор, лэрд[17] Килликранкский, графство Перт, Шотландия; миледи Розамунда Мак-Клакнавор и мисс Флора Мак-Клакнавор, – произнес рыжеволосый мужчина по-французски, переходя к представлениям.
Плотно закутанные в одеяла дамы поклонились и едва слышно пробормотали несколько слов, среди которых были: «eternally grateful… very grateful… gratefully… gratefulness, yes, yes, yes!»[18]
Семейство Мак-Клакнавор
– Ох! Вы наш спаситель! – продолжал лэрд Мак-Клакнавор. – Без вас нам пришлось бы возвращаться в Каир в том виде, в котором нас оставил этот рой саранчи…
– Shocking! Shocking! – воскликнули дамы и снова рассыпались в благодарностях.
– Ну что вы, дамы, право же, не стоит!..
На этом разговор и остановился. Фарандуль собирался было предложить шотландскому каравану присоединиться к его собственному, но догадался, что миледи Мак-Клакнавор предпочла бы надолго не задерживаться в обществе джентльмена, заставшего ее в столь «shocking» положении, и потому караваны разошлись, – вскочив на лошадей, шотландцы направились в сторону Донголы, города, расположенного между третьим и четвертым порогами Нила.
Тем временем Фарандуль и его друзья держали совет, так как Сатюрнена кое-что уже начинало тревожить: дичи теперь практически не встречалось, и если летавшие у берега Нила птицы еще служили каравану скудной пищей, то все остальное путешественникам приходилось покупать у нубийцев, а деньги уже были на исходе! Их-то подсчетом и решил заняться Фарандуль. Высыпав содержимое своего кошелька на землю, он предложил спутникам собрать все их ресурсы в общую кассу.
У Дезоляна после краха его экспедиции сохранились всего две пятифранковые монеты – остальное украли негры; четыре королевы и Ням-Ням имели при себе лишь каури – раковины, служившие деньгами в Африке, но бывшие не в почете у квазицивилизованных народов.
Общая сумма оказалась крайне незначительной, составив двести двадцать пять франков французскими монетами по сто су и турецкими пиастрами и девяносто пять сантимов биллонами, – то был сущий пустяк!
– А бриллианты короны! – воскликнула Анжелина, опуская раскрытый мешочек с бриллиантами на горстку серебряных монет. – Или вы о них уже забыли? Вот что нас спасет! Доберемся до Каира – и мы опять на плаву!
– А вам известно, что отсюда до Каира еще более трехсот лье? – вскричал Фарандуль. – Мне следовало продать лэрду Мак-Клакнавору эти три одеяла или же занять у него пятьсот франков!
И Фарандуль вскочил на ноги, чтобы посмотреть вслед исчезающему на горизонте шотландскому каравану; встревоженные королевы и Дезолян последовали его примеру, Ням-Ням вскарабкался на дерево… Деньги остались лежать на земле, как и мешочек с искрившимися на солнце бриллиантами! Четыре жирафа и два страуса, привязанные все вместе простой веревкой, печально искали хоть какую-то зелень, забытую саранчой… как вдруг взгляды страусов привлек блеск бриллиантов, в мгновение ока прожорливые птицы подтащили к сокровищу всю эту шайку и набросились на мешочек!..
Обернувшиеся белые королевы испустили вопль ужаса! Фарандуль и Дезолян в два прыжка очутились рядом с ненасытными страусами, но те, проглотив последний бриллиант, уже клевали пятифранковые монеты…
В последовавшем сражении Дезолян сумел спасти пятнадцать франков, но тотчас же был сбит с ног одним из страусов; удары палками сыпались градом, обезумевшие птицы порвали веревку и умчались в сторону пустыни!
Караван погрузился в безутешное уныние.
– Где ружья? – вскричал Фарандуль.
Но в пылу борьбы ружья были отброшены в сторону; когда Фарандуль и королева Калунда зарядили карабины, страусы были уже вне досягаемости.
– На жирафов! На жирафов! И – в погоню!
Но жирафы и зебра, испуганные не меньше страусов, уже разбежались кто влево, кто вправо. Поймать их удалось лишь через час; и когда обворованные бедняги сумели наконец-таки забраться в седло, страусов уже и след простыл.
Не важно: наши друзья все равно пустились в погоню и вечером, падающие с ног от усталости, разъяренные потерей бриллиантов, обнаружили, что находятся в десяти лье позади оазиса.
Страусов нигде не было видно. Следующие два дня прошли в той же погоне и с тем же результатом: страусы буквально испарились.
Фарандуль отчаянно ругал за излишнее философствование и потерю сокровищ белую королеву Анжелину, но слова его, казалось, пролетали мимо ее ушей – девушка пребывала в состоянии невыразимой печали. Дабы хоть как-то ее утешить, Фарандуль потратил на поиски – столь же безуспешные – еще двое суток, после чего смирившийся с горем караван повернул обратно и двинулся вдоль Нила с парочкой пойманных с помощью лассо зебр, заменивших воришек-страусов.
Теперь до Каира нужно было проскакать уже четыреста лье – и всего лишь с пятнадцатью франками! Завидев оазис, в котором случилось несчастье, все печально опустили глаза, и весьма кстати, так как на месте недавнего костра Фарандуль заметил огромный сверкающий бриллиант, судя по всему, выпавший из клюва одной из ненасытных птиц. Есть ли смысл говорить, с какой бережностью был подобран этот последний драгоценный камень, составлявший теперь все состояние путешественников?
Спустя двадцать пять дней заметно похудевшие вследствие этих новых лишений друзья прибыли в Египет и разбили лагерь среди огромных и величественных развалин Фив. Спасенные Дезоляном пятнадцать франков были проедены, обернувшись омлетами из крокодильих яиц, лакомством слишком изысканным для цивилизованных желудков.
Среди руин Фив караван ждала встреча с четырьмя французскими художниками – мсье Кориоланом Ригобером, членом Института Франции, и тремя его учениками, занимавшимися подробной зарисовкой знаменитых развалин.
Эти господа встретили путешественников со всем сочувствием, которого заслуживало их несчастье.
После знакомства, братания и взаимных приглашений в гости художники явились в лагерь Фарандуля, чтобы насладиться неведомыми новшествами восхитительного ужина, основу которого составляли блюда из крокодила: яйца всмятку, филе, приготовленное на вертеле, и омлет, сдобренный кузнечиками и красными муравьями.
В погоне за страусами, проглотившими бриллианты короны
Этот роковой ужин едва не вышел нашим друзьям боком, и не потому, что не удался, а потому, что во время трапезы в сердцах четырех художников зародились пылкие чувства к четырем королевам. Невероятная красота королев, изысканность белых и величественность черных столь сильно помутили разум художников, что с того самого вечера руины Фив, расцвеченные иероглифами залы с колоннами, мрачные подземные гробницы, в которых покоятся фараоны, обелиски, украшенные изысканными росписями саркофаги потеряли для них всю свою привлекательность.
Под предлогом ночного пиршества на развалинах, которое они устраивали в честь королев, художники сделали все возможное, для того чтобы удержать караван Фарандуля еще хотя бы на сутки.
Весь день прошел у художников в приготовлениях, беготне, походах в арабские деревушки за цыплятами, фруктами и т. п.
Кориолан Ригобер провел два часа за тайным совещанием с колдуном-арабом; Фарандуль самолично видел, как он о чем-то долго спорил с пожилым знахарем и отдал ему целую кучу пиастров в обмен на некую совсем крошечную бутылочку. Но, решив, что речь идет о каком-то подготовленном для вечера сюрпризе, Фарандуль незаметно ретировался, ничего не сказав.
Ночная пирушка на руинах Фив
Праздник действительно удался на славу: началось все с танцев альмей, после которых Кориолан Ригобер и его ученики, преисполнившись благородного пыла, предались выразительным экзерсисам, разыграв осаду и разрушение Фив, града, в котором когда-то было сто врат, неким Камбисом. Кориолан в одиночку играл роль гарнизона, тогда как трое его учеников изображали осаждающую армию, разделенную на три корпуса. Взрывались петарды, артиллерия осаждающих обстреливала город, тысячи взлетающих в воздух снарядов освещали скульптуры пилонов и иероглифы капителей. Кориолан был и тут и там, отвечая грохотом своих тяжелых орудий. Осаждавшие продвигались все дальше и дальше, пробитые стены залов, обломки колоннад выглядели только что проделанными брешами; в конечном счете правитель Фив предпочел взорвать себя, нежели сдаться, – собрав всю свою артиллерию, Кориолан запустил завершающий фейерверк.
Когда погас последний бенгальский огонь, сели за стол. Художники имели торжествующий вид; время от времени они о чем-то шептались, а Кориолан то и дело поглядывал на часы.
После трапезы, в ожидании пунша, художники организовали факельное шествие посреди развалин. Когда же подали пунш, Фарандуль заметил, что Кориолан Ригобер заискивает перед королевами куда больше, чем прежде.
Саркофаг какого-то фараона из третьей династии служил огромной пиалой, обжигающая жидкость наполняла саркофаг до краев, а ее голубоватое пламя, к величайшей радости прислуживавших художникам арабов, поднималось на два с лишним метра.
Кориолан Ригобер сам вызвался подать пунш гостям; он наполнил бокалы, которые затем с массой комплиментов и любезностей поднес дамам; он же наполнил и бокал Фарандуля, который протянул нашему герою. Недоверчивый наблюдатель, возможно, заметил бы на устах Ригобера дьявольскую усмешку, а в его глазах – коварные огоньки. И такая же дьявольская усмешка заиграла на устах трех учеников Ригобера, когда Фарандуль под приветственные возгласы осушил свой бокал, ничего не подозревая.
Как только пунш закончился, Кориолан ловко перевел разговор на свежесть ночного воздуха, на красоту развалин при лунном свете и предложил перед сном немного прогуляться. Он и Фарандуль возглавили компанию, которая вскоре затерялась среди руин.