– Пощади! Пощади! – возопил колдун. – Я тебя не оставил; ты записан в моем завещании, и мои дети должны были тебя выпустить.
– Отвечай и служи мне, и тогда я посмотрю, что можно для тебя сделать. Где сейчас эти художники – всё там же?
– Да, господин.
– А королевы?
– Молодые женщины тоже там.
– Прекрасно. А теперь следуй за мной.
И двое мужчин быстрым шагом направились к развалинам. Колдун с трудом поспевал за Фарандулем; время от времени он вытягивал руку и пытался прикоснуться к его одежде, словно желая понять, с кем он сейчас имеет дело – с живым человеком или же с каким-нибудь злым духом.
Когда они достигли развалин, над руинами Фив уже висела темно-синяя завеса ночи. Не останавливаясь, дабы полюбоваться невероятными и колоссальными статуями, колоннадами, темными глыбами храмов, они бесшумно пробирались в направлении неясного огонька, мерцавшего посреди развалин.
Именно там Фарандуль и стоял лагерем пятью неделями ранее. Подойдя ближе, он узнал шатер из одеял, разглядел тени своего друга Дезоляна и юного Ням-Няма… наконец при свете жалкого бумажного фонаря, освещавшего всю эту сцену, заметил – и тут его сердце едва не вырвалось из груди – четырех королев, сидевших на земле в печальных позах.
Перед ними двигалось несколько теней. Похоже, его друзья и враги что-то оживленно обсуждали у костра или же готовили скудный ужин.
– Возвращайся в деревню, – шепнул Фарандуль колдуну, – и приведи моих людей. Спрячьтесь за камнями и, пока я не позову, не высовывайтесь.
Колдун бесшумно растворился в ночи; Фарандуль приблизился к группе и весь обратился в слух.
Говорил Дезолян:
– Да-да, повторяю вам еще раз, господа: королевы решительно отказываются от предлагаемого вами ужина! Они прекрасно помнят, как после одной такой трапезы необъяснимым образом исчез наш несчастный друг!.. Ваше поведение в тех обстоятельствах отнюдь не показалось им искренним, и должен сказать: я вполне разделяю их подозрения.
В руке Калунды сверкнула боевая сабля…
Здесь Ням-Ням, сидевший слева от королев, что-то злобно проворчал.
– Ням-Ням тоже, – продолжал славный Дезолян, – а чутье обычно не подводит этого юного дикаря! В общем, мы пока останемся здесь в смутной надежде обнаружить какое-нибудь указание, какой-нибудь след, который просветит нас относительно судьбы нашего друга, но не станем вступать с вами в более тесные отношения. Усвойте это и держитесь подальше от нашего лагеря.
– Вот же камергер чертов! – прорычал один из художников. – Сами оставайтесь где хотите, но позвольте дамам принять наше приглашение…
– Полноте, очаровательная королева Вороново Крыло! – воскликнул уже Кориолан, обращаясь к Калунде. – К чему так дуться? Мы же друзья и, как вы знаете, ваши поклонники… страстные обожатели! Оставьте здесь вашего не слишком любезного стража и…
Кориолан протянул к королеве руки, но Калунда, отскочив в сторону, не позволила ему к себе приблизиться. В руке ее сверкнула боевая сабля, острие которой остановилось в паре сантиметров от груди отважного члена Института Франции.
– Назад, бандит, пират, мерзкий гиппопотам! – вскричала она на макалольском. – Назад, или я снесу тебе голову! Это ты нас предал, старый крокодил, я в этом уверена!
Белые королевы прыснули со смеху.
– Ну что, мсье Кориолан, – спросила Каролина, – следует ли нам перевести речь нашей подруги? Она, знаете ли, назвала вас старым крокодилом.
Отойдя в сторону, художники о чем-то зашушукались. От роковой любви их физиономии сделались морщинистыми и изможденными. Вот уже пять недель изо дня в день повторялась одна и та же сцена, и все их попытки сблизиться с королевами оказывались тщетными.
– Повторю еще раз, – проговорил наконец упорный Кориолан. – У вас, очаровательные белые королевы и прелестные черные величества, нет друзей более преданных, более нежных, более… Уж вы мне поверьте! И раз уж ваш Фарандуль, которого я оплакиваю столь же горькими слезами, что и вы сами, исчез навсегда… позвольте нам взять вас за руки и…
Кориолан не закончил: посреди камней вдруг поднялась чья-то могучая тень.
– Добрый вечер, мсье Кориолан, – спокойно произнесла тень, вырастая перед художником, – вы меня узнаёте?
– Фарандуль! – вскричали в один голос художники и королевы. – Фарандуль!
И наш герой в мгновение ока оказался в объятиях бросившихся к нему друзей: Ням-Ням скакал вокруг него с радостными воплями, Дезолян тряс его за плечи, белые королевы и королевы черные со слезами на глазах рассказывали ему о своих тревогах и горестях. Что до художников, то они выглядели совершенно ошеломленными: Кориолан протирал глаза, остальные и вовсе рвали на себе волосы.
– Извольте присесть, господа, – сказал им Фарандуль крайне вежливым тоном. – Нам есть о чем поговорить. Как вы знаете, милейший мсье Кориолан, по не зависящим от меня обстоятельствам я еще не имел возможности поблагодарить вас за тот пунш, которым вы меня тогда угостили, но я постараюсь отдать должное вашему любезному гостеприимству…
Обостренный слух Фарандуля уловил легкий шум на руинах – то, вероятно, был колдун, приведший арабов. Сатюрнен свистнул, и его слуги тут же возникли перед лагерем.
Художники вскочили на ноги.
– Похоже, мой монолог утомляет этих господ… Свяжите их, – проговорил Фарандуль, сопроводив свои слова властным жестом.
Арабы ринулись вперед и, прежде чем художники успели прийти в себя, повалили их на землю и связали им руки и ноги.
– Сделано, господин! – произнес колдун, кланяясь Фарандулю. – Приказывай: следует ли отрубить им головы?
– А сейчас будет видно, – небрежно бросил в ответ Фарандуль. – Теперь, когда мы удостоверились в том, что они останутся с нами, время у нас имеется.
И, не обращая уже внимания на художников, Фарандуль повернулся к друзьям, которые тут же засыпали его массой вопросов. Мы умолчим об их порывах радости и приступах гнева. Художники хранили мрачное молчание. В конце вечера друзья перешли к обсуждению того, как бы их наказать. Фарандуль, примчавшийся из Шотландии с ужасной жаждой мести, заметно смягчился, когда увидел, что королевы выбрались из этой западни целыми и невредимыми, поэтому он отклонил предложение Ням-Няма, высказавшегося за то, чтобы художников бросили в Нил, и навязал друзьям другую идею.
Остаток ночи был посвящен отдыху. Уснуть не смогли лишь художники, коих мучили угрызения совести и острые камни, на которых они лежали.
С рассветом к шатру привели дромадеров Фарандуля, и под руководством последнего арабы приступили к странным приготовлениям.
При помощи высокой лестницы, ими же кое-как сделанной, они забрались на уцелевшую колонну, капитель которой возвышалась метрах в десяти над обрушившимся антаблементом.
На капители арабы с горем пополам натянули что-то вроде полиспаста и принялись ждать распоряжений Фарандуля.
Увидев эти приготовления, художники побледнели: сомнений быть уже не могло – их вот-вот повесят!
– Вы – первый, мсье Кориолан, – проговорил Фарандуль.
Арабы обвязали Ригобера прочной веревкой и начали втаскивать на колонну. Всего за минуту он оказался поднятым и затянутым на вершину капители одним из арабов, который перерезал веревки и сунул художнику в руки его зонтик. Остальные пленники зажмурились, чтобы не видеть казни Ригобера.
Одному из них все же пришлось открыть глаза, когда арабы потащили его наверх – наступила его очередь!
Вскоре на капители трех других колонн были помещены трое учеников Кориолана, озадаченные и растерянные, но избавленные от всяческих пут и снабженные зонтиками.
Четыре Симеона-столпника
Чистый и звонкий смех королев, наблюдавших за этим процессом, открыл в сердцах художников мучительные раны!
Со шляпой в руке подошел Фарандуль и, задрав голову, посмотрел на несчастных.
– Господа, – сказал он, – мы вас покидаем! Надеюсь, это вас не сильно стеснит; поверьте мне: и я сам, и эти дамы сохраним о нашем знакомстве самые приятные воспоминания. Прежде чем вас оставить, дам вам простой совет: если случайно заскучаете в вашей новой воздушной жизни, возьмите в руки альбомы – полагаю, они у вас при себе – и, глядя друг на друга, набросайте с натуры эскиз святого Симеона-столпника! Никто еще не имел лучшего, нежели вы, расположения для работы над этим сюжетом! Всегда буду рад, господа, встретиться с вами снова.
Слуги Фарандуля уже погрузили багаж, и теперь преклонившие колени верблюды ожидали лишь путешественников. На двух из этих дромадеров, подготовленных специально для королев, были установлены восхитительные паланкины в форме люльки, отделанные шерстяными тканями в чередующуюся красную и белую полоску и заканчивающиеся длинной трубкой, из которой торчал, колышась на ветру, букет из страусиных перьев.
Караван уже намеревался покинуть негостеприимные развалины Фив, когда раздался звонкий стук копыт нескольких лошадей, и отбытие снова пришлось отложить.
Фарандуль пришпорил верблюда, чтобы лично встретить прибывающих. При виде странного каравана от удивления у него отвисла челюсть! Перед ним, сопровождаемые двумя слугами-арабами, остановились трое европейцев, из которых двое были европейками, и этими европейцами оказались не кто иные, как Дункан Мак-Клакнавор, его жена Розамунда и дочь Флора, все – еще более краснолицые, чем прежде.
«Вижу, вы тоже вернулись в Египет», – уже собирался сказать Фарандуль, но милорд не дал ему на это времени.
– Сударь, – проговорил он, – разве джентльмен, скомпрометировавший девушку высокого происхождения, должен внезапно исчезать, как это сделали вы? У Мак-Клакнаворов, сударь, острая шпага, и мы сказали себе: он на ней женится или…
– Скомпрометировавший? Женится? И на ком же? – изумился Фарандуль.
– Вам и самому это прекрасно известно!.. Вы же не станете отрицать, да это и бессмысленно, что она была скомпрометирована! Начнем с самого начала… Пару месяцев назад вы повстречали нас в плачевной ситуации; ваше сердце джентльмена растрогалось, и вы помогли нам… пока все в порядке! Но затем, вероятно крайне впечатленный ее красотой, охваченный страстью, вы устроили все так, чтобы войти с нами в более тесные отношения… и так как представлены вы нам не были, то прибегли к хитрой уловке.