Что делать? Склонившегося над «черепашьей» лощиной Фарандуля внезапно осенило: в качестве фортификационного сооружения можно использовать этих черепах.
Двое матросов спустились в овраг; при их приближении черепахи втянули головы и замерли без движения. Матросы быстро пропустили веревку, которую им сбросили сверху, под брюхом самой крупной черепахи и, чтобы веревка не соскользнула, завязали ее морским узлом.
– Давайте тяните!
По этому сигналу могучие руки начали поднимать черепаху, пришедшую в ужас от внезапного ощущения полета. По прибытии на вершину горы ее тотчас же перевернули на спину, а веревку сбросили обратно.
Подобным же образом, поочередно – со сноровкой, продемонстрировавшей инженерный талант Фарандуля, – наверх были подняты тридцать черепах, перевернуты на спину и уложены одна на другую. Чтобы укрепление не обвалилось, в трещины скалы забили несколько прочных кольев, к которым при помощи узлов, затянутых вокруг каждой из черепах, и привязали этих несчастных.
Едва спускавшиеся в овраг смельчаки поднялись на платформу, как пиратское полчище пришло в движение, и отряд примерно в сотню голов начал карабкаться в гору.
– Пусть подойдут к оврагу, – сказал Фарандуль. – Стрелять только наверняка!
Зазоры между черепахами образовывали естественные бойницы, через которые матросы «Прекрасной Леокадии», с ружьями наизготове, наблюдали за продвижением разбойников.
– Выпади моя борода! – бормотал южанин Турнесоль, матрос первого класса. – Да они же тут всех цветов и оттенков!
И действительно, среди пиратов можно было различить смуглых малайцев, желтолицых китайцев с острова Формоза, даяков с Борнео и прочих лиц, лишенных ярко выраженных национальных черт, метисов всех рас.
– Давайте тяните!
Их боевое снаряжение также отличалось крайним разнообразием: то были длинные мусульманские ружья, португальские мушкетоны, копья, луки, пистолеты и все тот же арсенал кинжалов и малайских крисов.
Старший помощник Мандибюль толкнул Фарандуля под локоть:
– Смотрите, капитан! А вот и мерзавец Бора-Бора! Узнаю́ его по большому красному тюрбану…
– Точно, он самый, – отозвался Фарандуль. – Держится в сторонке, бандит; направляет атаку, но сам не высовывается. Внимание! – выкрикнул Фарандуль по прошествии нескольких минут. – Подходят!
Явно удивленные тем, что их так пока еще и не приветствовали ружейными залпами, пираты поднимались метрами тридцатью ниже. Наконец, решив, по всей видимости, что матросам не удалось захватить с собой оружие, они сгруппировались и ринулись на штурм, издавая устрашающие вопли.
– Огонь! – приказал Фарандуль.
Грянул залп полутора десятков ружей – и с полдюжины убитых и раненых покатились вниз, унося с собой тех, кого картечь не задела.
Воплей стало еще больше, но на сей раз они были вызваны болью и страхом.
Бора-Бора, отчаянно размахивая руками, собирал своих людей позади небольшой рощицы.
– Раз уж у нас выдалась небольшая передышка, – сказал Фарандуль, – нужно подумать о съестных припасах. Наш бастион пустить на суп мы не можем, так что потребуются другие черепахи и побольше травы, чтобы им было чем питаться. Придется кому-то снова спуститься за черепахами в овраг и поднять их в наиболее защищенном месте, пока четверо наших лучших стрелков будут прикрывать спустившихся в лощину своим огнем.
Следующий меткий залп очистил дорогу от тех, кого не сбил наземь залп предыдущий.
Операция по подъему черепах прошла как нельзя лучше. Менее чем за час десятка три оных были доставлены в грот, после чего туда же без происшествий вернулись и добывшие их люди. Все это время укрывшиеся в рощице пираты готовились к новой, более мощной атаке. Было видно, как вдалеке они затаскивают свои пирóги на сушу по обе стороны от «Прекрасной Леокадии». Малайские барки, более тяжелые, вставали на якорь метрах в двадцати от берега, но тотчас же после высадки все экипажи, бряцая оружием, присоединялись к армии Бора-Боры.
Черепаший бастион
То действительно была настоящая армия, состоявшая, по приблизительным прикидкам Фарандуля, человек из семисот—восьмисот. Похоже, Бора-Бора вознамерился завладеть цитаделью матросов «Прекрасной Леокадии» любой ценой; в то время как лучшие его люди, малайцы, выстраивались в штурмовые колонны, оставшиеся обстреливали осажденных со всех сторон. Даяки, вооруженные длинными луками из железного дерева, ползали среди скал, пытаясь занять выгодные позиции, тогда как другие пираты, выходцы с острова Формоза, открывали шквальный огонь с дальних дистанций, на который матросы даже не считали нужным отвечать.
Пули свистели и с сухим стуком ударялись о панцири, из-под которых на мгновение выглядывали плоские головы черепах, но лишь затем, чтобы тут же снова исчезнуть под карапаксом, особенно когда тот или иной стоявший у бойницы матрос находил благоприятную возможность пустить пулю в какого-нибудь слишком дерзкого даяка. Бедные черепахи, испуганные этими огненными вспышками и оглушительными выстрелами, в подобные моменты вздрагивали так, что сотрясался весь бастион.
Обрушился целый ряд
Фарандуль рекомендовал стрелять главным образом по даякам, чьи выпущенные в воздух стрелы могли залететь в крепость; ни одному из этих дикарей не удавалось подобраться к гроту на расстояние, с которого можно было бы достать защитников цитадели.
Внезапно у подножия горы шестьсот голосов издали пронзительный вопль: Бора-Бора бросил на блокгауз главные свои силы. Шестьсот демонов принялись карабкаться по откосу с решимостью, которая свидетельствовала о том, что они настроены сей же час покончить с пятнадцатью осажденными, сокрушив их за счет своего численного превосходства.
– Боеприпасы почем зря не тратить! – прокричал Фарандуль, вытирая выступивший на лбу пот. – Стрелять только наверняка!
Уже более полусотни малайцев скатились вниз, остальные взбирались наверх по спинам убитых и раненых, и вскоре осажденные увидели их в нескольких метрах от платформы – безобразных, обагренных кровью, с ружьем в руке и кинжалом в зубах.
– А ситуация-то обостряется, разрази меня гром! – вскричал Турнесоль. – Но черт возьми, мы еще шлепнем с десяток, прежде чем они нас накроют!
– Проклятье медузы! – вопил старший помощник Мандибюль. – А ведь я так хотел собственноручно порешить этого каналью Бора-Бору!
Крики разбойников усилились. Они уже были уверены в победе – и действительно, крепости грозила серьезная опасность; еще несколько минут – и пираты ступили бы на платформу – и потому, уже предвидя беспощадную резню, теснили друг друга, стремясь добраться до врагов первыми.
– Продолжайте стрелять!.. И внимание! – скомандовал Фарандуль, который вот уже несколько минут наблюдал за продвижением осаждающих. Выхватив нож, он быстро перерезал пару веревок.
– А теперь, парни, – крикнул он, – делайте, как я… Все вместе, и толкайте посильнее!
Подавая пример, он отбросил ружье в сторону и ринулся на тот ряд черепах, который венчал бастион.
Уловив мысль капитана, матросы устремились следом. Верхняя часть конструкции обрушилась целиком; с десяток черепах, весивших по меньшей мере килограммов двести каждая, полетели на пиратов, разбивая разбойникам головы и грудные клетки, и в мгновение ока расчистили весь склон.
Прежде чем те, кто уцелел, успели отскочить в сторону, уже следующий ряд черепах накрыл их, словно лавина, сметая все на своем пути и отскакивая от скал, чтобы сбивать с ног беглецов.
Крепость в очередной раз была спасена.
Пираты умчались подальше от проклятой горы, не слушая увещеваний пытавшихся их остановить командиров.
Не теряя ни минуты, Фарандуль распорядился починить бастион за счет резервных черепах, и несколько человек спустились в овраг; одни – для того, чтобы подобрать как можно больше оружия убитых пиратов, другие – за новыми рептилиями.
Даяки
Правда, последние – те из них, что еще оставались в лощине, – понимая, что находиться там небезопасно, попытались покинуть это жуткое место так быстро, как только могли; спустившиеся в овраг добровольцы едва успели перевернуть на спину с полдюжины черепах, помешав им тем самым спастись бегством.
– Теперь, парни, – сказал Фарандуль своим людям, – я опасаюсь лишь одного: как бы Бора-Бора не превратил осаду в блокаду.
– Из-за того что этот негодяй держался на заднем плане, – воскликнул старший помощник Мандибюль, – я не имел удовольствия отомстить за несчастного капитана Ластика!
– Да, мерзавец бережется, что и неудивительно: человеку, который рассчитывает обладать пятьюдесятью четырьмя миллионами монет – золотых, серебряных или пусть даже медных, – несомненно, есть смысл трястись за свою шкуру! И это дает ему пятьдесят четыре миллиона причин желать во что бы то ни стало заполучить наши шкуры! Думаю, неприятности еще далеко не закончились… Впрочем, приближается время обеда. Придется пожертвовать одной из черепах: turtle-soup[2] мы вполне заслужили.
Вечер и ночь прошли без происшествий. Снедаемый беспокойством, Фарандуль около получаса не мог уснуть. Он понимал, что блокада может иметь самые катастрофические последствия для «Прекрасной Леокадии» (с которой мысленно он уже почти распрощался) и особенно для ее экипажа.
Пиратам не составило бы труда найти на острове самую разнообразную пищу, тогда как самим им пришлось бы довольствоваться теми скудными запасами провизии, что были доставлены в грот с корабля, да черепахами из бастиона.
– Однако же! – обеспокоенно повторял старший помощник Мандибюль. – Не самое приятное занятие для осажденных – поедать свои фортификационные сооружения!
На следующее утро малайцы приступили к разбивке на пляже лагеря.
Это со всей определенностью указывало на то, что об отплытии с острова они даже не помышляли.
Часа в два пополудни человек пятьдесят покинули лагерь и расположились в лесу, откуда прежде выдвигались штурмовые колонны.