е остановок на каждом углу монастыря слон все с тем же церемониалом был препровожден в большую башню и там заперт на замок.
Затем толпа разошлась, и пагода постепенно снова погрузилась в тишину.
Матросы, укрывшиеся на небольшом холме, возвышавшемся над монастырем, не упустили ни единой детали этой сцены.
Часа в два ночи, когда все освещение было потушено, когда темнота показалась Фарандулю достаточно глубокой, матросы один за другим вышли из их укрытия и с бесконечными предосторожностями прокрались к стенам пагоды.
Им пришлось преодолеть ров, взобраться на высокую стену – на это ушло лишь две-три минуты; и как только матросы оказались на территории священной обители, они тут же открыли ворота, заблаговременно подготавливая путь к отступлению.
Если бы у одного из окон башни стоял наблюдатель, он бы смог увидеть, как в высокой траве скользят две длинные черные змеи: одна – слева, а другая – справа.
Слева осторожно ползли к башне Фарандуль и его парни, но что же за змея тогда пресмыкалась справа?
– Раз… два… три!..
Составлявшие ее люди внезапно остановились, заметив Фарандуля и матросов, – те же, успокоенные тишиной пагоды, ничего не видели.
Добравшись до двери, скрытые от посторонних взглядов тенью башни, они в едином порыве распрямились. С собой у них было длинное бревно, деревянный брус, подобранный ими во рву, они вместе подняли его, раскачали, словно таран, и ринулись к запертой бонзами на висячий замок двери.
Взлом óной должен был, конечно же, разбудить монастырь, но матросы рассчитывали, завладев слоном, тут же унести ноги.
Люди из второй змеи, увидев эти приготовления, живо отскочили назад и укрылись под одним из павильонов пагоды.
Момент был торжественным.
– Раз… два… три! – произнес Фарандуль звонким голосом.
При слове «три» брус, раскачиваемый тридцатью шестью руками, мощно ударил по двери, раздался ужасный треск – сотрясенная дверь застонала на своих петельных крюках.
– Раз… два… три!..
Брус снова ударил с сокрушительной силой, почти продавив одну из панелей и выбив петлю. Монастырь уже весь гудел, повсюду мелькали фонари… нужно было заканчивать, да поскорее.
– Ну же! – подбодрил парней Фарандуль. – Еще разок!.. Раз… два… три!
На сей раз от удара, казалось, затряслась земля, раздался треск, с каким раскалываются горы, засвистел воздух, и вся башня целиком, с ее балконами, пузатыми крышами и драконами на водостоках, со всеми ее пятнадцатью этажами, обрушилась на спины вторгшихся в нее чужестранцев и… на священного слона!!!
Огромная куча мусора покрывает землю на том месте, где прежде стояла восхитительная башня. Бонзы, уже сбросившие с себя оцепенение первых мгновений, жалобно причитают перед развалинами того, что было гордостью их монастыря, толпа становится все более и более плотной, прибежавшие солдаты тщетно пытаются привнести хоть немного порядка в эту сумятицу.
Падение фарфоровой башни
Но как так вышло, что столь монументальная башня развалилась на кусочки от ударов деревянным брусом, которым и били-то в дверь всего десятка два человек?
Какова причина этого необъяснимого обрушения?
Увы, явившись ночью, наши несчастные друзья не смогли как следует рассмотреть атакуемую ими башню, иначе, для того чтобы пробиться к слону, использовали бы какой-нибудь иной способ, нежели столь грубый взлом.
Пятнадцатиэтажный монумент, теперь превратившийся в бесформенную груду осколков, был не чем иным, как знаменитой фарфоровой башней, гордостью предместий Кантона, одним из чудес Китая!
Этим можно было объяснить ярость китайцев. Чудовищное событие, неслыханное святотатство! Вдребезги разбитая варварами фарфоровая башня валялась у монастыря, словно миллиард разбитых тарелок!
Увы, авторы этого невольного акта вандализма, наши бедные друзья, вероятно, погибли под обломками, а вместе с ними – и белый слон!
Китайцы с лихорадочным рвением принялись расчищать место преступления, желая отыскать трупы виновных и отыграться за причиненный ущерб уже хотя бы на них.
Лишь через восемнадцать часов беспрестанных усилий семи или восьми сотням рабочих удалось добиться первых результатов: из-под обломков показалось тело какого-то матроса и конец деревянного бруса, коим и было совершено сие гнусное злодеяние. Мандарин с голубым шариком, руководивший поисками, распорядился перенести тело под навес, где врачи увидели, что мужчина всего лишь находится без сознания, получив не слишком серьезные ушибы по всему телу.
– Заковать его в цепи! – приказал мандарин.
Следуя направлению бруса, рабочие раскопали траншею.
Шестнадцати часов оказалось достаточно для того, чтобы дойти до конца и собрать неподвижные тела наших друзей.
Один за другим матросы, переводчик, Мандибюль и Фарандуль были перенесены на досках под навес, где их ждали врачи со стетоскопами.
Все оказались живы! Потеря сознания была вызвана лишь недостатком воздуха и контузией.
Когда они открыли глаза, то увидели, что закованы в тяжелые цепи и находятся под присмотром свирепого вида боевых «тигров».
Тем временем китайцы продолжали тщетно работать мотыгами, пытаясь откопать тело белого слона…
– Но где же слон? – пробормотал Мандибюль слабым голосом.
– Я его видел… Он должен был спастись, – ответил Фарандуль. – Вынеся дверь, наша балка ударила его сзади и отбросила к противоположной стене… Башня обрушилась, но, возможно, слон успел пройти сквозь стену еще до падения башни… Возможно, он спасся…
И действительно, китайцы, судя по их расстроенным лицам, похоже, уже и не надеялись обнаружить священное животное.
Фарандуль был прав в своих выводах: белый слон, отброшенный сильнейшим ударом бруса, пробил стену, словно ядро, ровно за секунду до падения башни, когда та уже закачалась. Ошеломленный, разгневанный, он намеревался припустить по прямой, когда люди из второго отряда, коими были не кто иные, как пираты, выскочили из своего укрытия, схватили слона и унеслись вместе с ним прочь еще до появления бонз.
Однако же, когда мандарин с голубым шариком, Ци-цан, после сорока часов работ окончательно убедился в исчезновении белого слона, им был отдан приказ препроводить авторов сего преступления под надежным эскортом в нанкинскую тюрьму.
Фарандуль и матросы только начинали приходить в себя после продолжительного обморока, они все еще страдали от ушибов, коими были покрыты их тела, но в той ужасной ситуации, в которой они оказались, эти небольшие неприятности в счет не шли. Сиамский переводчик немного знал сей мудреный чиновничий язык; он-то и передал нашим друзьям разговор мандарина с его подчиненными, который не предвещал европейцам ничего хорошего.
Сановники склонялись к немедленной казни прямо на месте преступления, но мандарин заявил, что намерен провести процесс по всем правилам судопроизводства, дабы заставить виновных компенсировать ущерб, если это возможно, и лишь затем казнить их со всей помпой.
Во всех странах мира тюрьмы не блещут комфортом, так что нет ничего удивительного в том, что по прибытии в нанкинскую тюрьму наши друзья оказались в ужасных условиях, были подвергнуты суровому обращению и получали весьма скудное питание, так что вскоре все их мысли были направлены на вынашивание планов побега.
Им, однако, выделили специальное здание в глубине двора и оказали не менее великую честь, поместив под присмотр боевых «тигров», не говоря уже о других знаках внимания со стороны мандарина Ци-цана, а именно: десяти килограммах железа на ногах и первоклассной шейной колодке, то есть огромной деревянной штуковине с отверстием для головы, на плечах. Сочтя эти меры предосторожности достаточными, мандарин оставил им относительную свободу: они могли когда угодно прогуливаться в кандалах по двору или спать сидя, опустив шейную колодку на какой-нибудь камень.
Мандарин и его подчиненные
Лишь по прошествии недели подобной жизни, лишенной какого-либо очарования, наши друзья предстали наконец перед ужасным мандарином с голубым шариком. За эту неделю их и так уже беспросветное дело приняло еще более мрачные оттенки, так как к нему примешалась политика: враги Ци-цана при пекинском дворе воспользовались обрушением фарфоровой башни для того, чтобы обвинить администрацию мандарина в слабости и заклеймить недальновидность его политики.
В конечном счете Ци-цан решил жестоко покарать преступников, дабы заткнуть клеветникам рты посредством изощренной и поражающей воображение казни.
Несмотря на все поиски, белый слон так и не был обнаружен; таким образом, обвиненным предстояло ответить за «чудовищное уничтожение фарфоровой башни, украшения цветущей провинции Киан-су, и за похищение со взломом священного животного из трижды священной пагоды» – преступления, не предусмотренные до сих пор законами Поднебесной империи.
Мандарину Ци-цану на его торжественном судебном заседании ассистировали четыре других мандарина с желтыми и красными шариками, четыре сановника и четыре же писца в качестве секретарей суда. Стража из боевых «тигров» держала чернь на максимально возможном расстоянии от благородных судей.
«Дело фарфоровой башни»: обвиняемые перед судом
Разумеется, наши матросы, допрашиваемые на китайском, ответить ничего не смогли; Фарандуль, видя, сколь предвзято настроен суд, запретил и сиамскому переводчику говорить что-либо. И хотя работа судей тем самым значительно сократилась, процесс все равно длился две недели, к величайшему огорчению Фарандуля, для которого процесс был потерянным временем, так как из зала суда, осаждаемого толпой и охраняемого тремя сотнями стражников, бежать не представлялось возможным.
Поскольку обвиняемые не пожелали отвечать на вопросы, ничего не сказали ни о своей ситуации, ни о том, чтó привело их в Китай, мандарин затронул проблему возмещения ущерба и поинтересовался, смогут ли они, объединив все ресурсы, заплатить сто семьдесят пять миллионов – приблизительно в такую сумму был оценен ущерб, – пообещав, что, если материальный ущерб будет компенсирован, их казнят относительно безболезненно.