– Скорее! Огня, чтобы поджечь фитиль моей аркебузы! – вскричал Фарандуль, заряжая единственное на весь отряд ружье.
Но чтобы привести эту древнюю китайскую аркебузу в рабочее состояние, требовалось не менее десяти минут. Когда Фарандуль, дуя на фитильный замок, бросился по следам слона, несчастное животное, подгоняемое похитителем, было уже далеко.
– В дорогу! В дорогу! – завопил Мандибюль. – Строгов едет в Иркутск, он должен проследовать вдоль берега озера Байкал, так что мы тоже можем уверенно двинуться в этом направлении.
Матросы в спешке похватали остававшуюся у них провизию. Пройдясь последним взглядом по избе, чтобы удостовериться в том, что они ничего не забыли, Мандибюль обнаружил на том месте, которое занимал Строгов, записку с такими простыми словами:
Я реквизирую белого слона для СЛУЖБЫ ЦАРЮ.
К счастью для матросов, следы слона оказалось нетрудно обнаружить. Тяжелые ноги животного погружались в снег примерно на два фута. Так как сугробы в значительной мере затрудняли его ход, Фарандуль не терял надежды настичь слона.
До самого вечера отряд следовал вдоль ямок, оставляемых животным, ничего не замечая на горизонте. Вечером у матросов появился новый повод для беспокойства: Строгов, вместо того чтобы обогнуть Байкал и выйти к Иркутску по суше, решил двинуться напрямик через озеро. Байкал уже давно покрылся льдом, но был ли этот лед достаточно крепким, чтобы выдержать вес животного?
Ужасная, мучительная тревога! Мерзавец Строгов, возможно, намеревался провести бедного слона по слишком слабому льду, и тогда животное ждала неминуемая смерть под тремя сотнями метров ледяной воды!
Но, как говорится, пришла беда – отворяй ворота. Вскоре к этим треволнениям моряков добавилось еще одно беспокойство: стая волков бросилась, как и они сами, по следу белого слона – рядом с отпечатками ног слона теперь можно было заметить отпечатки многочисленных лап.
– Если уж мы и на сей раз его вытащим, – пробормотал Мандибюль, – то он будет просто счастливчик! Надо же – утонуть или быть съеденным!
– Вперед! Вперед! – подгонял парней Фарандуль.
Эта головокружительная гонка продлилась еще несколько часов. В полночь, в тот самый момент, когда вдали уже показались побелевшие утесы озера Байкал, послышался жуткий вой.
– Волки! – пробормотал Мандибюль дрожащим от волнения голосом. – Пожирают наши шестьдесят миллионов!
Еще десять минут хода совершенно выбили их из сил. На берегу Байкала вырисовывались очертания некоей прибившейся к скалам белой массы. То был слон, верхом на котором по-прежнему восседал Строгов. Но почему, атакуемые волками, они сохраняли пугающую неподвижность? Ни единого жеста, ни единого движения, чтобы усмирить наиболее дерзких хищников! Слон стоял, прислонившись к скале и приподняв бивни, Михаил Строгов сидел в паланкине, нагнувшись вперед с вытянутыми руками.
– Замерз! – воскликнул Фарандуль. – Мы прибыли слишком поздно.
Остановившиеся перед замерзшей группой волки резко обернулись; яростные враги, целые и невредимые, налетели на них всем отрядом. За пять минут поле боя было очищено; с десяток волков осталось лежать на покрытой снегом земле, остальные, прихрамывая, убежали.
Фарандуль бросился к несчастному белому слону. Его тело было холодным, негнущийся и обледенелый хобот падал на землю, словно отмершая ветка. Фарандуль потряс его, чтобы посмотреть, осталась ли в нем хоть искорка жизни, и с болью в сердце почувствовал, что внушительная часть этого хобота осталась у него в руке. Что до Михаила Строгова, то его пришлось вытаскивать из паланкина с величайшими предосторожностями, чтобы тоже, не дай бог, чего-нибудь не отломать.
– Вот и конец! – сказал Мандибюль. – Наши шестьдесят миллионов не утонули в озере, не были съедены волками – они просто замерзли, что для нас, в принципе, сводится к тому же.
Все надежды рухнули в один миг. Теперь оставалось – и приятного в этом было мало – лишь ехать в Сиам, чтобы сообщить роковую новость его величеству.
– Заночуем здесь, разбив лагерь, – решил Фарандуль, – а на рассвете уйдем.
Дабы не разделить с несчастным слоном его печальную участь, матросы решили развести огонь. Древесины хватало: на снегу, поваленные шквальным ветром, валялись огромные ели. Вскоре на берегу уже пылал громадный костер, на поддержание которого ушел едва ли не целый лес.
Уснуть не смогли лишь Фарандуль и Мандибюль, у которых было мрачно на душе от столь внезапного крушения всех их надежд. Вдруг Мандибюль, сидевший в ногах замерзшего слона, почувствовал, как на голову ему упала какая-то капля, – он машинально поднес руку ко лбу. То была кровь! Мандибюль поднял голову: эта кровь капала из сломанного хобота белого слона.
Фарандуль вскочил на ноги.
– Он кровоточит!.. Стало быть, он еще не совсем замерз!.. Скорее огня! Огня! Если понадобится, сожжем весь этот край, слона нужно согреть…
Эти громадины обладают такой жизненной силой, что смерть сразу их не берет. Слон был жив, пусть жизнь в нем едва теплилась, но все же он был жив. Проснувшиеся моряки принялись за работу; пока одни бросали в огонь горы древесины, другие нагревали одеяла и по очереди растирали слона. После часа энергичного массажа все заметили, что кровообращение животного нормализовалось, да и сам слон начал мало-помалу выходить из своего беспамятства, хриплые вздохи вырывались из его горла, по коже проходила дрожь.
– Чаю! – вскричал Фарандуль. – Горячего чаю!
Матрос Кирксон бросился выполнять указание. Будучи англичанином, он очень ценил горячие напитки и не преминул запастись зеленым чаем, когда проезжал через Китай. Эти запасы чая спасали его во время всех кораблекрушений, и он имел при себе немного чая, даже когда сидел в бочке для приговоренных к смерти в Куфо. Большой монгольский котелок с несколькими пригоршнями листочков зеленого чая тотчас же был поставлен на огонь. Когда жидкость закипела, ее влили в глотку изумленному слону.
Уже через минуту-другую белый слон почувствовал себя значительно лучше. Он замотал головой и, похоже, обеспокоился исчезновением хобота. После второго котелка чая несчастное животное нашло в себе силы улечься на землю, его укрыли всеми имевшимися в наличии одеялами и придавили сверху парочкой крупных камней.
– Нужно, чтобы он как следует пропотел, – сказал Фарандуль, – надежда еще есть.
Пусть читатель не думает, что матросы хлопотали только над одним слоном, в то время как Михаил Строгов лежал в сторонке всеми забытый и предоставленный его собственной судьбе. Нет! Как и слона, Строгова поднесли к огню и растерли с той же энергичностью. Долгое время все было тщетно, но наконец, после двух часов усилий, Строгов, уже начавший поджариваться на огне, пришел в себя. Ему тоже досталась часть чая из котелков, преподносимых его жертве, и, так как парень он был крепкий, одного этого хватило для того, чтобы поставить его на ноги.
О счастье! Слон потел. В костер подкинули новые ели, на одеяла слону, во избежание простуды, положили еще несколько валунов.
Ближе к утру проснувшийся слон начал кашлять. Ему принесли кипятка, который он выпил уже сам, без лишних уговоров, обратив на Фарандуля полные признательности глаза.
– Если мы его спасем, он нас уже никогда больше не покинет, – пробормотал наш герой, – так как он наконец-то понял, что только мы одни являемся его друзьями!
Материнская забота матросов о слоне
Строгов, закаленный и дюжий, как и всякий сибиряк, пострадал не слишком сильно: он не кашлял и не ощущал никакого недомогания, но с ужасом обнаружил, что временное обмораживание сделало его чрезвычайно хрупким. Вид сломанного хобота заставил его призадуматься и вскоре, отбросив в сторону всяческую гордость, он подошел к Фарандулю за кое-какими советами.
Сначала наш друг встретил его весьма прохладно, но затем сердце его смягчилось, и он всеми средствами попытался облегчить своему врагу страдания. Лекарство от хрупкости, на которую жаловался Строгов, вскоре было найдено: четыре моряка были отправлены в лес на поиски крепкого и гнущегося дерева, которым можно было бы опоясать курьера царя, словно обычную бочку.
Эта работа заняла все утро. Наконец Михаил Строгов, крепко-накрепко опоясанный, пришел в то состояние, которое позволяло ему продолжить свой путь без риска сломаться от малейшего столкновения. Он попрощался со своими благодетелями и исчез на иркутской дороге, не осмелившись даже взглянуть на едва не погибшего по его вине слона.
Так великое предприятие, ради которого Фарандуль и матросы столько раз рисковали жизнью, едва не потерпело неудачу вследствие роковой встречи с этим курьером царя, этим Михаилом Строговым! Странное дело, но в который уже раз нашему Фарандулю встречался на пути один из героев Жюля Верна!
И в который уже раз герою Жюля Верна едва не удалось разрушить все планы нашего друга на будущее! И вновь – спасибо Провидению, расстроившему злой замысел верновского персонажа своим счастливым вмешательством!
Насморк бедного слона оказался столь серьезным, что вполне мог привести к воспалению легких. Мандибюль, обладавший кое-какими познаниями в ботанике, отправился на поиски растений, из которых можно было бы изготовить целебный настой. Он вернулся с большой охапкой трав и тут же изготовил снадобье. Этот настой, который затем вливали в глотку слону целыми ведрами, и паровые ингаляции над заваренным крутым кипятком мхом принесли немалую пользу: простуда после столь энергичного лечения ушла, жар исчез, дыхание нормализовалось.
Через две недели слон начал наконец выздоравливать; один лишь хобот все еще заставлял его страдать, хотя эти страдания были скорее моральными, нежели физическими, так как обрубок зарубцевался. Если что и печалило благородное животное, то это воспоминание об отсутствующем хоботе и мысль о том, что его изувечили, пытаясь вернуть к жизни.
В одно прекрасное утро наши друзья снялись с лагеря, покинули проклятые окрестности озера Байкал, чтобы вновь двинуться вглубь пустынь Монголии. В сравнении с предыдущими гонками это путешествие стало обычной увеселительной прогулкой: дабы не утомлять выздоравливающего, двигались исключительно днем, небольшими этапами, что позволяло неспешно выбирать подходящее место для ночной стоянки и утром снова отправляться в путь уже отдохнувшими и запасшимися мясом благодаря вечерней охоте.