На ночь расстелили ковер, разложили на нем матрасы и несмотря на усталость от активно проведенного дня, отметили любовным рандеву свое новое жилье.
– На полу даже романтичнее, – сказала Клавдия.
– Я с тобой согласен, моя дорогая, – вторил ей Ашот.
На другой день он взялся мастерить топчан, ножки сделал с рельефом. Клавдия шила на него чехол из иранского шелка, а чтобы он не спадал, продернула резинку. На готовый топчан Ашот положил два широких матраса, сверху натянули чехол с оборкой, а к изголовью прибили резную доску, и долго любовались своей работой.
– Скоро мы сможем пригласить к нам наших друзей, – сказал Ашот.
– Думаю, что да. – Ответила Клавдия.
В четверг она проснулась вместе с мужем, приготовила вкусный завтрак. Сегодня у него знаменательный день. Дорога до завода занимала полчаса, но Ашот решил подъехать раньше, надо было переодеться в рабочую одежду и подготовить инструменты.
Весь день Клавдия была мыслями с мужем и ей так хотелось его встретить, что когда по ее расчетам он должен был подойти, она вышла из дома ему навстречу.
– Вижу, что все хорошо, – сказала Клавдия, заметив Ашота.
Он шел уставший, но в хорошем настроении.
– Да, трудно с непривычки, но я ведь люблю машины. Давай прогуляемся к Пушкинской площади, я еще не голоден. Когда вечером они возвращались домой, то неожиданно во дворе услыхали разговор трех соседок, который, бесспорно, касался их.
– Приехали из-за границы, всего нахапали. У них какие ковры! – зло говорила худая темноволосая женщина.
– Машину, мебель красивую привезли! – с завистью говорила другая.
Увидев Клавдию с Ашотом, они замолчали, проводив их недобрым взглядом. Клавдия знала, какие порой бывают злые язычки у наших русских женщин и отнеслась к этому спокойно. «Пусть болтают», – подумала она.
Но на Ашота этот разговор произвел очень неприятное впечатление. За ужином он все время о чем-то думал.
– Клава, давай поедем к Александру, мне нужно с ним поговорить.
– Надо, так надо, – ответила она, вставая.
Они подъехали к дому на Мясницкой. Ашот рассказал друзьям об услышанном разговоре и попросил Александра сегодня же, если это возможно, поставить машину на площадку Персбюро.
– Конечно можно, она круглосуточная.
– Тогда поехали?
– А мы без вас душу отведем, – сказала Люба. – Ты, Ашот, не переживай, у нас ведь тоже с соседями не сложились отношения. Наверное, считают нас чужаками.
Ашот оплатил стоянку машины за трое суток. Плата была небольшая, как и говорил Александр. Домой они возвращались пешком.
– Я чувствую, – заговорил Ашот, – что мне надо искать покупателя на машину, она начинает мне мешать. Гараж мы навряд ли приобретем. Я работаю шесть дней в неделю, когда мне на ней ездить? В Москве столько прекрасных мест отдыха, куда можно доехать трамваем, скоро пустят линию метро, об этом пишут и говорят.
Бензин, стоянка – се это требует денег, а у меня и так маленькая зарплата.
– Один наш сотрудник, иранец, ищет машину. Если ему понравится твоя машина, считай, что сделка совершена. Он состоятельный человек и хорошо заплатит.
В субботу вечером к Ашоту домой пришел Александр и с ним смуглый мужчина лет тридцати, который представился Малеком.
– Это покупатель твоей машины, Ашот.
Глядя на нового знакомого, на Ашота повеяло теплыми воспоминаниями о Тегеране.
– Давайте поговорим по-персидски, а то я начну его скоро забывать, – предложил он.
Клавдия стала накрывать на стол. На Востоке не любят отпускать гостя без угощения. Она помнила это правило. Быстро сделала салат, в котле вот-вот должен был дозреть плов. Ашот извлек из нового шкафа бутылочку вина, которую держал для гостей. Во время застолья Малек назвал очень хорошую сумму за машину, большую, чем Ашот предполагал.
– Мы сможем жить безбедно почти год на эти деньги, – подумал Ашот.
– Я согласен, – сказал он вслух. – По рукам. Малек, когда будете в Тегеране, не сможете ли навестить мою тетю Ареву? Я дам вам ее адрес.
– Конечно, смогу. Захожу же я к родителям Александра.
– Передайте ей, что мы получили квартиру, я работаю на автомобильном заводе, у нас все нормально.
Оговорив необходимые юридические вопросы, связанные с продажей машины, гости ушли.
А в понедельник вечером Ашот принес много денег, положил их перед Клавдией и сказал: «Я думаю, что на год нам этого хватит».
– Не жалеешь?
– Нет. Здесь, в Москве, машина нам не нужна.
Обычный ритм жизни стал налаживаться. Теперь Клавдия стояла у плиты и готовила обеды. И только по воскресеньям Ашот с любовью возился с мясными блюдами, он не хотел забывать полезные навыки. Субботний вечер был отдан друзьям, они ходили в гости друг к другу, а когда Елена Николаевна была свобода и могла посидеть с Леночкой, то вместе гуляли по Москве, посещали театры и кино, и одевшись со вкусом, так что на них обращали внимание. иногда ужинали в ресторане «Метрополь».
Пока Ашот был на работе, Клавдия на час, другой приходила к Любе, и к их душевным разговорам прибавилась новая тема – тема материнства. Съездила она на Тихвинскую улицу. Тетя Маша была все такая же, только немного постарела и несказанно обрадовалась Клавдии. Клава принесла ей апельсины и подарила большой, свободный иранский халат. От нее она узнала грустную историю жизни своих родных.
Спустя два года после ее отъезда из Москвы, отец сильно простудился и умер от отека легких. Старший брат Михаил встречался с женщиной из Иванова и переехал жить к ней. Лидия с мужем и его матерью имели большой двухэтажный дом, один из самых видных домов во Владимире. Пришел представитель власти и показал приказ на изъятие у них первого этажа. Они перебрались на второй этаж. Там были шесть комнат с двумя входами. Мать мужа, фактическая хозяйка дома, поняла, что их в покое не оставят и могут изъять и половину второго этажа. Будучи женщиной решительной, она опередила события. Разворачивалось большое строительство в Ташкенте. По генеральному плану Совнаркома СССР он вошел в небольшую группу городов, которые со временем станут узловыми точками огромной страны. Туда потянулись потоки людей неустроенных, обиженных властью. Они искали свой уголок в огромной стране.
Очевидцы рассказывали, что работы там много, всем хватит. Климат теплый, лето жаркое, много фруктов, овощей. Народ местный хлебосольный, принимает приезжих доброжелательно. И недорого можно купить хороший дом.
Весной 1933 года свекровь Лидии продала второй этаж своего дома, и они уехали в Ташкент. Там купили особняк не хуже, чем во Владимире. Лидия устроилась на работу в агентство по распространению печати, а через полгода написала письмо матери, чтобы она продала свой дом во Владимире и вместе с Павликом переехали в Ташкент. У Павлика обнаружили туберкулез и, может быть, сухой, жаркий климат южного города ему поможет. Так они и сделали.
– Теперь, Клавочка, твои родные далеко от тебя, – с грустью закончила свой рассказал тетя Маша.
– Что-то в этой стране, куда я так рвалась вернуться, неблагополучно, если люди, как цыгане, поднимаются с насиженных мест и кочуют, – подумала Клавдия.
Она взяла у тети Маши адреса Лидии и мамы и решила сегодня же им написать.
Морозным днем 1 декабря Клавдия была у Любы, когда к ним постучала взволнованная Елена Николаевна:
– Вы слыхали новость? Кирова убили. Я не знаю подробностей, но люди на улице только об этом и говорят.
Когда Клава возвращалась домой, улицы были полны народа, на лицах людей она прочла растерянность, тревогу, озабоченность. Все говорили о случившемся событии.
Вечером Ашот рассказал подробности. Киров был убит из револьвера несколькими выстрелами перед дверью своего кабинета в Смольном. Убийцей был молодой человек – Николаев, член партии. Он не сопротивлялся, его схватили на месте.
– Что-то здесь не так, если один партиец убивает другого, – тяжело вздохнув сказала Клавдия. И сердце ее сжалось от предчувствия надвигающейся беды…
Но вскоре то естественное состояние, в котором она находилась, отодвинуло на задний план и политические, и другие проблемы. Она стала напоминать себе животное, которое ест, пьет, спит и только и думает о детеныше. После семи месяцев беременности, когда ее живот невероятно раздулся, на лице выступила пигментация, глядя на себя в зеркало, она приходила в ужас. Клавдия сказала Ашоту, что она, чтобы не навредить будущему ребенку, прекращает с ним интимные отношения и отправила его спать на матрасы на ковре.
Как только она поняла, что не может функционировать как женщина, в ней с новой силой вспыхнула ревность. Если она читала книгу, где муж изменял жене, она тут же себе представляла Ашота на месте мужа, а себя в роли обманутой жены. Она вспомнила, как Ольга в Тегеране ей рассказывала, что многие мужчины изменяют своим женам чаще всего в последние месяцы их беременности.
Ашот был скрытен и никогда не обмолвился ей о своих романах ни до встречи с ней, ни во время их совместной жизни.
Предполагая, что он может ей изменить, и она не в состоянии это предотвратить, Клавдия стала высчитывать минуты до его возвращения с работы, и если Ашот задерживался на полчаса, то ожидание превращалось в пытку, а воображение рисовало самые невероятные картины…
Рабочие завода полюбили Ашота, и у него появились приятели, с которыми он порой прогуливался до трамвайной остановка, а иногда заходил в забегаловку выпить одну-две кружки московского пива, а его сослуживцы предпочитали несколько рюмок более крепкого напитка – водки.
Выпитое развязывало языки. Ашот рассказывал о другой, далекой стране, где люди живут по иным нормам и правилам, и его любили слушать. Приятели же рассказывали о своих проблемах, и речь густо пересыпали нецензурными словами. Ашот не понимал, зачем они применяют эти слова, ведь так искажается смысл! Приятели же ему возразили, что речь без русского мата, это как суп без соли, как-то все не то.
Ашот же остался при своем мнении, и как приятели ни старались, ни мат, ни водка к нему не прилипали. За эту верность своим принципам сослуживцы стали уважать его еще больше.