– Я помню, как мы проводили эту межведомственную встречу, – рассказывает она. – По-моему, тогда у Стивена дома были какие-то проблемы из-за матери. Она поджигала машины и преследовала людей. Я помню, что она преследовала одного человека, работника городской аптеки. Поэтому созвали собрание, на нем был врач, социальный работник, директор школы, я тоже присутствовала. Пришли все, включая врача-психиатра, который знал родителей Стивена.
Томпсон говорит, что на этом собрании рассматривали вероятность того, что Стивен страдает психическим заболеванием, выходящим за рамки социальной фобии, но врач-психиатр отклонил эту идею.
– Было сказано: «Ну, он слишком молод, чтобы ему ставить диагноз. Я не хочу навешивать на него ярлык в этом возрасте».
Важно отметить, что многие люди все детство проживают с недиагностированным синдромом Аспергера. Доктор Сулейман – написавший такой краткий и сухой отчет, но при личном общении оказавшийся сердечным, жизнерадостным и многословным человеком, – говорит, что ему не пришлось бы ставить диагнозы взрослым людям, если бы их недуг диагностировали еще в детстве. Есть причины, по которым окружающие Стивена взрослые не торопились заявлять, что он страдает каким-то отклонением в развитии. Во-первых, двадцать лет назад синдром Аспергера был просто не так хорошо изучен, как сегодня. О нем мало знали и плохо в нем разбирались. К тому же дети с этим заболеванием, как правило, хорошо соображают, что указывает на как минимум средний уровень развития интеллекта и способность справляться с учебой без каких-либо проблем. Дети, которые учатся плохо, возможно из-за более тяжелых форм аутизма или таких недугов, как дислексия, обычно получают много внимания, потому что с ними явно что-то «не так».
Но в случае со Стивеном большинству специалистов казалось, что единственная его проблема заключается в сложной домашней обстановке. Любые отклонения в поведении объяснялись результатом стресса, конфликта и социальной изоляции, характерной для образа жизни его родителей. Даже когда Стивену исполнилось девятнадцать лет, после многих лет его контактов со службами по охране психического здоровья, обследование, проведенное консультирующим психиатром, не выявило наличия синдрома Аспергера. Доктор Сулейман, обобщая результаты этого обследования в своем собственном докладе, пишет, что в нем Стивен описывался как «неуверенный в себе молодой человек, который из-за давних проблем с психическим здоровьем матери и последующего семейного конфликта был непреднамеренно психологически травмирован в детстве».
Таким образом, если Стивен выглядел встревоженным, подавленным, неспособным общаться с другими детьми, то, учитывая его семейную ситуацию, такому поведению находили разумное оправдание. Если Стивен вел себя странно, ну… взгляните на его родителей. Проблему видели в воспитании Стивена, а не в его натуре.
Правда в том, что проблема включала в себя и то и другое. Синдром Аспергера – это расстройство развития и, следовательно, начинает проявляться в детстве не из-за сложной обстановки в семье, а из-за биологических факторов. Насколько известно, люди такими рождаются. Этим заболеванием нельзя «заразиться» из-за того, что мать постоянно лечится в психиатрических отделениях, а отец, похоже, испытывает навязчивое желание контролировать ситуацию и никогда не выходит из дома.
Другими словами, у Стивена могли быть самые уравновешенные родители и самая стабильная семья в мире, и он все равно страдал бы синдромом Аспергера. Тот факт, что у него не было ни того ни другого, только усугублял ситуацию.
– Это был двойной удар, – утверждает доктор Сулейман.
По чистому совпадению в период дружбы мальчиков отец Бена Уивера работал социальным помощником для детей-аутистов. Хотя, возможно, это вовсе не совпадение. Тот факт, что отец единственного друга Стивена знал об аутизме и рассказывал об этом недуге своему сыну, вероятно, посодействовал тому, что Бен смог так долго поддерживать дружбу со Стивеном. Бен смог принять Стивена таким, какой он есть.
– Я знал, что есть люди, которые в чем-то эмоционально отличаются от остальных, и у нас в семье также очень хорошо знали об этом, – рассказывает он. – Мой отец сказал, что у Стивена, вероятно, есть какие-то отклонения, но в целом мы не часто это обсуждали.
Учитывая, что Стивену вскоре предстояло начать криминальную карьеру международного масштаба и совершить целый ряд ограблений банков, при этом успешно избегая ареста, было бы легко рассматривать синдром Аспергера как своего рода сверхсилу Стивена, средство, с помощью которого ничем не примечательный молодой человек мог действовать как смелый преступный гений. Но это не так. Стивен не совершал преступлений в «припадке» Аспергера. Он не приходил в сознание после «приступа» расстройства психического развития и не обнаруживал, что у него на руках каким-то образом оказались тысячи фунтов украденных наличных денег. Такого рода предположения построены на идее, что внутри человека с синдромом Аспергера находится «нормальный» человек. И что если бы можно было каким-то образом изолировать и нейтрализовать это состояние, будто заболевание раком, то в итоге остался бы нормальный человек, с недоумением оглядывающий свой новый нормальный мир.
Но синдром Аспергера является неотъемлемой частью Стивена. Этот недуг нельзя отделить от человека. Этот синдром – не единственное, что есть в Стивене, но определяет в нем все: начиная с того, как он рос и развивался, и заканчивая тем, как он видит мир и строит отношения с людьми. Доктор Сулейман поясняет: чтобы осознать, насколько синдром Аспергера является частью человека, полезно порой рассматривать его как тип личности, а не как заболевание.
– Иногда я говорю пациентам, что это похоже на жизнь в чужой стране, где вы должны жить по ее правилам. Вам приходится постоянно изучать эти правила, в то время как для местных жителей они сами собой разумеются, – говорит он. – Местные жители не «прикрываются» этими правилами. Они просто так живут.
И хотя Стивен действительно не совершал бы преступления, если бы у него не было синдрома Аспергера, он все же стал преступником не просто потому, что страдал отклонениями в развитии. Если бы это было так, то все люди с синдромом Аспергера грабили банки или иным образом непрерывно совершали нарушающие закон поступки. Но это не так. Наоборот, большинство таких людей делают все возможное, чтобы смягчить последствия своего заболевания и управлять им, чтобы жить обычной жизнью, в которой не доминирует синдром Аспергера.
– Жаль, что я не знал об этом раньше, иначе у меня лучше получалось бы справляться со своим состоянием и, возможно, я обратился бы за поддержкой, – признается Стивен. – Даже простое понимание своей ситуации уже помогает. Это действительно так.
Вот только такой возможности Стивену не выпало. Его заболевание действительно доминировало над ним. Последствия этого, наравне с собственными решениями Стивена, навсегда изменили его жизнь.
8
К тому времени, когда Стивену исполнилось пятнадцать лет, стало ясно, что если он и получит образование и сдаст экзамены, то не в Сидмутском колледже. Учиться там ему стало невыносимо. Из-за тревожности и социофобии он едва мог находиться в классе с другими детьми. Он проводил столько же времени, прячась в близлежащих полях и лесах, сколько и на уроках, и, даже когда присутствовал на занятиях, считалось, что его поведение – раскачивание, хождение по кругу, бормотание, крики и дрожание – все более негативно влияет на других учеников.
В итоге решили, что Стивен станет посещать небольшое специализированное отделение при колледже Эксетера. Оно предназначалось для детей, страдающих боязнью школы, – диагностируемое явление, также известное как «отказ от школы», которое в подавляющем большинстве случаев встречается у детей с проблемами психического развития и из неблагополучных семей. Например, развод или тяжелая утрата могут привести к отказу от посещения школы, поскольку ребенок боится, что с родителем может случиться что-то плохое, пока он находится на учебе. Тот факт, что подобный психологический процесс можно наблюдать у ребенка, который зачастую по возвращении домой обнаруживает, что мать отправили в психиатрическое отделение, не требует особых объяснений.
Классы в колледже Эксетера были небольшими, всего по семь или восемь учеников, а часто и меньше, учитывая, что некоторые дети сплошь и рядом просто не появлялись на уроках. Именно здесь Стивен познакомился с Джоном Пейджем, веселым и красноречивым преподавателем математики, которому тогда было за сорок. Между учеником и учителем постепенно завязалась дружба, которая продолжалась и после того, как Стивен в восемнадцать лет закончил учебу. Хотя поначалу Пейдж был поражен тем, насколько неловко Стивен вел себя со сверстниками.
– Он практически не мог разговаривать в компании других ребят или даже смотреть им в глаза, – рассказывает Пейдж и описывает, как Стивен съеживался на дешевом пластиковом школьном стуле, когда в классе шло какое-нибудь обсуждение. Для Стивена было в порядке вещей просто встать и выйти из кабинета, если происходящее его слишком удручало. – Если ситуация становилась чересчур напряженной, он как бы втягивал голову в плечи и очень быстро уходил. Ему было невероятно трудно разговаривать лицом к лицу с любым из нас. Он был чрезвычайно напряжен.
Стивена и Пейджа постепенно сблизил общий интерес к теориям пространства и времени.
– Мы начали общаться, потому что я преподавал математику, а Стивен ненавидел математику, но был сильно увлечен космологией и Стивеном Хокингом, чем я тоже немного увлекался. Мы часто обсуждали эти темы, и я доказывал ему, что математика тоже имеет отношение к науке, которая его интересует, – вспоминает Пейдж. – Стивен написал довольно много собственных эссе на тему Большого взрыва [8] и Большого отскока [9]