– Он был молод и не умел общаться с людьми, но меня это не смущало. Просто он казался немного странным, – вспоминает Ральф. – У меня сложилось впечатление, что сообщество в целом не совсем понимало, что с ним делать. Всегда оставалась некоторая неопределенность. Я видел в нем очень ранимого парня, который просто хотел вписаться в общество, но совсем не умел непринужденно общаться с другими. Он все время пытался понять правила жизни и научиться вести себя и общаться.
Лиза Стеклер работала в отделе кадров центра Дэчен Чолинг. Разговорчивая канадка, по возрасту чуть старше Стивена, Стеклер признает, что у нее есть склонность задавать людям много вопросов, на которые, по ее словам, Стивен никогда не отвечал как следует.
– Если что-то особенно сильно и отличало его от других, так это то, что, когда я задавала наводящие вопросы или просто справлялась о его успехах, временами он просто смотрел на меня. Я могла сколько угодно ждать ответа и так и не дождаться, – вспоминает она. Это приводило Стеклер в недоумение, ведь, по ее опыту, люди приходили в центр, чтобы облегчить душу, поделиться чувствами и переживаниями. Но Стивен, казалось, был им полной противоположностью.
Стеклер вспоминает и кое-что еще. Прибыв в центр, он не представился как Стивен Джекли, а сказал всем, что его зовут Стив Мейсон. Стивен, похоже, экспериментировал с альтернативными фамилиями с подросткового возраста. В одном из своих ранних дневников он несколько раз написал имя «Стив Мейсон», примеряя его к себе точно так же, как вы или я могли бы повторять в уме какую-то фразу. Стивен поясняет, что не видел в этом ничего из ряда вон выходящего.
– Это звучало лучше, чем Джекли. И иногда, представляясь людям, я был вынужден несколько раз повторить и произнести по буквам свою фамилию, что меня слегка раздражало. Мейсон, – продолжает он, – это девичья фамилия матери. Я подумал, что она хорошо звучит, поэтому можно взять ее.
Дневники за этот период, которые у меня есть, показывают Стивена в состоянии внутреннего конфликта. Ему нравилось жить в Дэчен Чолинг, но он по-прежнему ощущал себя оторванным от общества. Он разрывался между своими планами по развитию Организации и мирной жизнью в соответствии с учениями Шамбалы. «Дождливые дни проходят, а я все еще один, без родственной души, – писал он в апреле 2007 года. – Только мечты о звездах и прогулки по лесу приносят благоговейный трепет и счастье. Прошлой ночью я мало спал, но чувствовал себя таким „наполненным“ и счастливым – по отношению ко всему сущему».
Позже он написал о внутреннем напряжении, которое испытывал в приюте отшельников:
«Я хочу остаться здесь до августа, может быть, даже дольше. Здесь мне поручают в основном физическую работу, и, следовательно, мое телосложение улучшилось. Регулярность и дисциплина! Но что мне дальше делать? Как зарабатывать на жизнь? Я не смогу грабить банки, если буду следовать дхарме».
Напротив палатки, которую делили Ральф и Стивен, стояла другая, принадлежавшая шестидесятипятилетней Маиззе Вазер, немке, также работавшей в Дэчен Чолинг. Маизза занималась организацией сотрудников и распределением рабочих мест. Вазер, как и Стивен, страдает аутизмом. В отличие от Стивена, она уже давно знала о своем заболевании. Она помнит, что Стивен с самого начала был застенчивым и неуклюжим и, казалось, с трудом справлялся с большинством поручений.
– Большая часть работы – физический труд, либо на кухне, либо в саду, а он не очень хорошо координировал движения, – вспоминает она. Однажды Стивен случайно срубил молодое деревце. – С ним было приятно разговаривать, но когда дело доходило до выполнения распоряжений… Здесь все было сложней.
Вазер утверждает, будто из ее собственного аутизма вовсе не следовало, что она непременно должна была разглядеть у Стивена сходное заболевание, но, оглядываясь назад, признает: смысл в этом есть. Однажды утром, вспоминает Вазер, они встретились возле палаток и начали обсуждать сны, которые снились каждому из них той ночью. Пока они вместе шли по высокой траве к умывальникам, Стивен описал Маиззе свой периодически повторяющийся сон.
– По словам Стивена, сон был очень напряженным, в нем пришлось все время убегать. Убегать от людей. Стивен бежал, бежал, бежал, – рассказывает она. – Я до сих пор помню, как он это говорил.
Ральф Уильямс посмеивается, описывая, как Стивен одержимо выполнял интенсивные аэробные упражнения, стоя прямо перед замком. Либо он не обращал внимания на случайных зрителей, либо подсознательно надеялся, что его заметят.
– Но я также видел его глубокую любовь к природе, и был один момент в палатке, который мне хорошо запомнился, – признается он. – Я отдыхал между сменами, а Стивен пришел после своего выходного с одуванчиком за ухом, и я понял, что он весь день провел на природе в состоянии блаженства. Он вернулся совершенно спокойным. Почти погруженным в транс.
Каждую ночь лежа в одной палатке с соседом, Уильямс обнаружил, что начинает все чаще прислушиваться к Стивену, высказывающему свои опасения за планету.
– Мы обсуждали царящее в мире неравенство, банковскую систему и корпоративную модель, капитализм. Он говорил о желании как-то восстановить справедливость и хотел, подобно Робин Гуду, грабить структуры, которые работают на угнетателей. Я помню, как сказал ему, что этого нельзя делать – даже прочел что-то вроде нотации, – потому что у тебя будут неприятности.
Тем временем Стивен по-прежнему жаждал найти свою вторую половину. «Скоро ожидается большой приток людей, с которыми мне придется общаться, – написал он, находясь в Дэчен Чолинге перед летним туристическим сезоном. – Возможно, среди более чем 200 человек найдется кто-то, с кем можно поделиться счастьем».
И вот как-то раз в начале лета он встретил ее. Большая группа новых гостей прибыла на автобусе и направилась в замок расселяться по комнатам. Стивен вспоминает, как увидел в толпе высокую и стройную молодую женщину лет двадцати с небольшим, с темно-русыми волосами, ниспадающими на плечи. Она двигалась с томной, непринужденной грацией. Стивен наблюдал за ней издали, как завороженный. Позже, после сеанса групповой медитации, он сделал то, чего никогда раньше в своей жизни не делал. Когда люди стали покидать помещение, Стивен подавил желание ссутулиться, уставиться в землю и быстро выйти. Вместо этого он расправил плечи и медленно, спокойно подошел к женщине. Он спросил, откуда она родом. Женщина ответила, что прибыла из Колорадо, а затем с улыбкой поинтересовалась, не из Англии ли Стивен. Он подтвердил ее предположение. Мягким, нежным голосом женщина назвала свое имя – Ребекка. Стивен полюбопытствовал, как она заинтересовалась буддизмом Шамбалы, и не успел он опомниться, как у них с Ребеккой завязался разговор. И это оказалось для Стивена легче всего на свете. Ребекка отпускала шуточки. Задавала вопросы. Она слушала Стивена, медленно кивая и время от времени убирая выбившиеся пряди волос за уши. У нее был забавный, заразительный смех, и Стивен поначалу испытал приступ паники, когда сообразил, что невольно и сам смеется вместе с ней.
Шли дни, и молодые люди все больше и больше тянулись друг к другу. Стивен говорит, что их взаимный интерес к буддизму облегчил ему жизнь, точно так же, как взаимный интерес к космологии проложил путь к дружбе с Джоном Пейджем, а взаимный интерес к скачкам свел вместе его и Джулиана. Когда у Стивена выпадал выходной, они с Ребеккой отправлялись на долгие велосипедные прогулки по французской сельской местности, играли в скрэббл [15] или просто сидели в высокой траве и разговаривали.
– Она была философом и глубоким мыслителем, но в то же время в ней не чувствовалось той отчужденности, которая свойственна многим интеллектуально развитым людям. Мне хотелось проводить все свое время исключительно с ней. Она стала центром моего мира. Думаю, будет справедливо сказать, что я влюбился. Определенно, я никогда не испытывал таких чувств ни к кому до нее, – признается Стивен. – Она также многое рассказала о своем прошлом, которое было похоже на мое. За вычетом преступлений и того, что моя мама лечилась в больнице.
Как-то раз жарким днем Стивен и Ребекка лежали вместе на берегу озера. Оба только что искупались, а их велосипеды стояли прислоненные к ближайшему дереву. Стивен повернулся к Ребекке и, наконец, сказал ей то, чего никому не говорил: его разыскивала голландская полиция. Он поведал девушке, что после отъезда из Сидмута в феврале он отправился в Амстердам, где злоупотреблял наркотиками. Он жил в хостеле, и однажды ночью, по его словам, его разбудил разгневанный сотрудник, настаивающий на том, что Стивен до сих пор не оплатил проживание и должен это сделать. Стивен, все еще в наркотическом опьянении, уверял, что все оплатил, но мужчина не оставлял его в покое, поэтому в конце концов Стивен отдал ему немного денег и снова заснул. Стивен сказал, что на следующее утро собрался выехать из хостела, но другой сотрудник стал требовать у него перед выселением плату за проживание.
– У меня было с собой не так много денег, а этот парень требовал от меня плату уже в третий раз, что не лезло ни в какие ворота, – вспоминает Стивен. Он чувствовал, что его раскручивают на деньги и запугивают. Что произошло дальше, не совсем ясно. Поначалу Стивен утверждал, что перепрыгнул через стойку регистрации, схватил пригоршню денег из кассы и «удрал». Затем он признался, что достал нож. – Я перегнулся через стойку, взял деньги, а потом он загородил мне дорогу, так что я не мог выйти из помещения. Поэтому я просто открыл свою сумку, а он увидел нож и сразу отошел в сторону.
Стивен бросился прочь из хостела. Стоял пасмурный и сырой день, и капли дождя падали на Стивена, стекая по очкам и запотевая на линзах. Он нырнул в такси и уехал, но его могли опознать, потому что в хостеле при заселении сняли копию с его водительских прав. Стивен сидел, тяжело дыша, на заднем сиденье такси, а рядом с ним лежал мокрый рюкзак.