О, красный парус
В зеленой дали!
Черный стеклярус
На темной шали!
А вот что писала Анна Ахматова:
Золотая голубятня у воды,
Ласковой и млеюще зеленой;
Заметает ветерок соленый
Черных лодок узкие следы.
Я выбрал всего лишь несколько стихотворений и только русских поэтов. Но о Венеции писали великие люди и других стран и народов. И это, конечно, не случайно. Венеция словно специально создана для мечтателей и поэтов. «Серениссима» – светлейшая, «жемчужина Адриатики», «Южная Пальмира» – каких только ласковых и нежных имен не давали этому городу, чтобы выразить восхищение перед чудом творческого гения итальянского народа! Кто-то сказал, что это не город, а сказка из мрамора, воды и воздуха, фантазия на воде. Нигде нет ничего похожего! Мало сказать, что Венеция построена «на воде», а вместо улиц там каналы. Есть в мире и другие города с каналами вместо улиц, города, построенные на островах и болотах. А таких, как Венеция, нет.
У нее удивительная судьба: необыкновенное прошлое и необычное будущее. О Венеции может остаться лишь одно воспоминание. Город медленно умирает, с каждым годом все глубже погружаясь в волны Адриатического моря. Понимая это, мы с еще большим, каким-то даже болезненным наслаждением им любуемся. Так восхищаются распустившимся цветком, который скоро должен увянуть.
Пусть читатель иронически не улыбается и не обвиняет меня в стремлении к вычурному слогу. Говоря о Венеции, без ярких эпитетов не обойтись. Приведу наиболее типичную характеристику Венеции из очень популярной книги «Венеция – город мечты»:
«Венеция родилась из пены вод морских, подобно божественной Венере. Это город, созданный из любви к свободе, возникший в тиши лагуны благодаря мужеству и силе воли ее обитателей. Это город, прославившийся мудростью и справедливостью. Это город, где уникальные дворцы и бессмертные творения величайших художников, скульпторов и мозаичистов составляют восхитительный ансамбль уникальнейших сокровищ человеческого гения…» и т. д. и т. п. в том же духе.
В V веке на 118 болотистых островках, словно рукой фантастического гиганта брошенных в лагуну Адриатического моря, жили одни только рыбаки. Свои дома они строили на высоких сваях. (Кстати, эти сваи были из стволов листвицины, которую доставляли из России. Это дерево имеет удивительную особенность – оно не гниет в воде, а лишь делается твердым, как камень). Потом жители островов начали торговать со своими соседями. Развивались ремесла. Лагуна, отделяющая острова от материка, спасала обитателей от орд свирепых гуннов, разграбивших Италию. В средние века Адриатическое море, бывшее в те времена главным международным торговым путем, превратило Венецию в мировую державу. В XIV веке город сказочно обогатился за счет крестовых походов, превратившись в экономический и финансовый центр всего Средиземноморья. Влияние его распространилось на весь известный тогда мир. Отовсюду в «Серениссиму» стекались золото, драгоценности, украшения. Возводились великолепные дворцы и соборы. Город дал миру таких отважных мореплавателей и путешественников, как, например, Марко Поло, великих художников – Тициана, Веронезе, Тинторетто и Каналетто, знаменитых композиторов – Вивальди, Монтеверди и Габриели.
Венеция стала «законодательницей мод» в экономике и финансах, первым городом, где был введен подоходный налог и созданы «сборочные» линии на судоверфи (фактически первый в мире конвейер), на которых в период расцвета в XIII веке работало 16 тысяч человек, выпускавших по галере в день.
Но Адриатика, возвеличившая Венецию, постепенно теряла для нее свое значение. В 1498 году Васко да Гама открыл морской путь из Европы на Восток вокруг южной оконечности Африки, что привело к изменению мировых торговых путей. Венецианский военно-морской флот утерял свое господство над Средиземным морем. Начался закат «Серениссимы»…
Живя в Риме, я долго собирался поехать в Венецию, но подходящего случая не было. Дело в том, что советский журналист в те времена был не волен в те времена в своих передвижениях по Италии. Карта Италии в нашем консульстве в Риме до сих пор разделена на три зоны: синюю, зеленую и красную. В «синюю» можно ехать в любое время. Это столица и ее окрестности, Флоренция и несколько других районов вдоль «автострады Солнца». «Зеленая зона» – зона «предварительного уведомления». Например, Неаполь. Чтобы поехать туда, можно за 24 часа до выезда надо было отдать заявку в консульство, а оно переправляло ее в министерство иностранных дел. «Красная зона» – зона разрешения. Чтобы попасть в нее, следовало за трое суток запросить разрешение у властей. Они могли дать пропуск, а могли и не дать.
Венеция находилась для нас в «красной зоне». Поэтому ездить туда приходилось, не когда хотелось, а лишь когда в этом городе проводилось какое-нибудь крупное мероприятие, выставка, фестиваль, симпозиум или же по приглашению местных властей. По такой вот причине я и оказался в Венеции в первый раз.
Было это глубокой осенью. Сойдя с поезда на вокзале «Санта-Лючия», я вышел на мокрую от дождя площадь. Было уже темно. Прямо передо мной плескался набухший, водой широкий канал. Вспомнилось черное море из пластика в фильме Феллини «Казанова». На противоположной стороне, вдоль набережной, мерцала линия дрожащих за сеткой дождя огней.
Я подошел к деревянному дебаркадеру, купил билет до пьяццы Сан-Марко, поставил чемодан на деревянную скамью и стал ждать «вапоретто» (пароходик), который в Венеции заменяет городские автобусы.
Под навесом дебаркадера было пусто. Только в углу, на скамейке, под рекламой аперитива «Сан-Пеллегрино» дремал, кутаясь в шерстяное пальто «лоден», какой-то старик.
Потом подошли еще двое худых белобрысых парней с красными нейлоновыми рюкзаками на металлическом каркасе, по-видимому туристы. Они неуверенно озирались по сторонам, не решаясь купить билеты. Наконец один из них шагнул ко мне и, коверкая слова, спросил по-английски: «Это есть Венеция?»
Я утвердительно кивнул головой. Иностранец потоптался на месте, затем отошел к своему приятелю и что-то стал ему объяснять. Чувствовалось, что они разочарованы.
Ожидание длилось недолго. Вскоре, постукивая моторчиком, к дебаркадеру причалил пароходик «вапоретто». Парень в синей матросской робе отодвинул дверь на шарнирах, выпустил жидкую стайку пассажиров, которые спешили на вокзал, а затем впустил нас.
Парни с рюкзаками тоже сели. Подошла еще одна пара – по всей видимости состоятельные венецианцы. Несмотря на дождь, на них были меховые шубы. О том, что они жители города, я догадался по их певучему акценту. Венецианский диалект я слышал не в первый раз – однажды по телевидению в Риме показывали пьесу Карло Гольдони в исполнении венецианских актеров. Их манера говорить мне очень понравилась: венецианцы растягивают слова и как будто не говорят, а поют.
Между тем «вапоретто» вырулил на центральную водную магистраль Венеции – Большой канал. Я вышел на палубу, подставив лицо осеннему ветру, насыщенному брызгами дождя и запахами моря.
Пароходик двигался очень медленно. Специальным постановлением муниципалитета скорость судов в Венеции ограничена, чтобы волны не разбивали фундаменты зданий. К фасадам прикреплены знаки ограничения скорости. Мимо в безмолвии проплывали знакомые по книгам и гравюрам величественные мраморные дворцы. Здесь было светлее, чем на площади перед вокзалом.
Зрелище было грандиозным! Мраморные фасады, резные карнизы, стройные колонны, огромные «венецианские» окна. Почти все окна были плотно закрыты зелеными деревянными ставнями, ведь большинство дворцов осенью пустует, хозяева в них живут только летом. Но там, где горел свет, в желтом квадрате можно было увидеть то огромную люстру матового венецианского стекла, то позолоченную раму старинной картины, то инкрустированные балки деревянного потолка. Город казался полузаброшенным, тихим, а оттого таинственным и загадочным.
Кое-где у фасадов, освещая подъезд, горели фонари. В пятнах света виднелись покрытые вековой плесенью стены: белая плесень словно седина истории на черной, закопченной стене. В воде у фундаментов щетинился частокол деревянных свай, предназначенных для того, чтобы привязывать лодки и гондолы. Чем богаче дома, тем наряднее сваи. Порой это настоящие произведения искусства. Покрытые резьбой и позолотой, раскрашенные разноцветными полосами, с медными бляхами, на которых выбит герб владельца особняка, они выглядят очень красиво. Говорят, когда Вагнер приехал в Венецию и увидел из окна гостиницы Большой канал, то был так восхищен им, что тут же сел за рояль и стал сочинять музыку к опере «Тристан и Изольда».
«Вапоретто» замедляет ход, подползает к дощатому дебаркадеру, и я схожу на берег. Фантастика! Хочется даже себя ущипнуть, чтобы убедиться, не сон ли это. Огромная, залитая электрическим светом площадь Сан-Марко похожа на опустевшую сцену, где только что закончился спектакль. Несмотря на поздний час, здесь еще полно туристов. Освещенный ярким светом прожекторов фасад собора Сан Марко напоминает фантастические декорации, расписанные с самой изощренной фантазией. Сияет позолота, искрятся мраморные колонны и украшения, всеми цветами радуги сверкают средневековые мозаики. Причудливое смешение романского, готического и византийского стилей превратило собор в сказочный дворец.
Над входом в собор четверка бронзовых коней – знаменитая квадрига. Ученые до сих пор спорят об их происхождении и о том, кто их создатель. Официальная версия гласит, что бронзовые кони сделаны в IV–III веках до н. э. мастерами с греческого острова Хиос. В «Серениссиму» они были привезены из Византии крестоносцами в 1204 году. Однако некоторые историки утверждают, что квадрига древнеримского происхождения. Прежде чем попасть в Византию, бронзовые скакуны украшали триумфальные арки императоров Траяна и Нерона. Наполеон, завоевав Венецию, увез их как трофей в Париж. Потом квадригу сумели вернуть. В годы первой мировой войны ее скрывали в Риме. Во время второй шедевр был спрятан поблизости от Венеции, в городке Доло. Теперь на фасаде помещена точная бронзовая копия квадриги, а оригинал хранится в музее.