Господин Краниди
Или по-гречески, кирие Краниди, – так звали хозяина нашего дома в афинском квартале Палео Психико, где мы поселились. Это была такая колоритная личность, что заслуживает, пожалуй, отдельной главы. Когда мы приехали в Афины, ему уже было за восемьдесят: типичный пожилой грек, небольшого роста, сухой, подвижный, с великолепно сохранившимися белыми волосами, гладко зачесанными назад. Зимой – в неизменной черной кепочке-капитанке, которую носят многие греки, хотя капитаном или, хотя бы простым моряком, он никогда не был. Он был простым греческим миллионером. Не Онассисом, конечно, но человеком достаточно состоятельным. Владел кондитерским заводом где-то в Румынии и тремя виллами в Палео Психико. В одной из них жил сам со своей женой Евой, другую сдавал нам, а третью – кому-то еще. У него было два сына и дочь. Сыновья работали и жили заграницей, один – в Германии, другой – в США. Греки, вообще, разделенная нация. Примерно, столько же, сколько живет их на территории Эллады, – десять миллионов, проживает в других странах: Канаде, США, Англии, Австралии и т. д. Причиной тому – бесчисленные войны, бесконечный передел территории страны, бедность, когда многие греки эмигрировали в поисках работы за границу.
Господин Краниди, как я уже писал, был человеком состоятельным, но остался таким же, каким, наверное, и был в молодости. Простым и скромным. Носил старые поношенные рубашки, стоптанные башмаки. В его двухэтажном особняке стояла старая мебель, телевизор, купленный лет двадцать назад. Ездил простой греческий миллионер на таком же старом обшарпанном ФИАТе. Когда я его спросил, почему он не купит себе новую, более приличную машину. Грек искренне удивился и спросил в ответ:
– А зачем, Владимире? Ведь эта еще хорошо ездит!
Когда я стал ему объяснять, что, мол, не солидно такому человеку, как он, ездить на старом автомобиле, то он снова меня не понял.
– Почему это «не солидно»? Зачем пускать пыль в глаза? Мне всякие там «Мерседесы» не нужны. Ведь все и так знают, кто я такой!
И действительно, все жившие по соседству (а все жители Психико – квартала для богатых, были людьми далеко не бедными) отлично знали, что кирие Краниди – миллионер, а потому здоровались с ним всегда с подчеркнутым почтением.
– Кали мера, кирие Краниди!
– Калимера сас! – отвечал им он, степенно приподнимая над белоснежной головой свою неизменную капитанку.
Как и все греки, кирие Краниди отличался, если не скупостью, то крайней бережливостью. На рынок за продуктами всегда ходил сам, не доверяя это важное дело приходившей к ним убирать дом служанке. Благо ходить было не далеко. Соседняя с домом площадь возле церкви раз в неделю, по пятницам, превращалась в импровизированный «колхозный», как сказали бы у нас, рынок. С раннего утра на ней выстраивались складные прилавки, с которых приезжавшие в Афины крестьяне из соседних деревень и перекупщики продавали свежую зелень и фрукты. Такая традиция существует во всех афинских кварталах – один день в неделю, одна из площадей превращается на несколько часов в летучий рынок, где можно купить все, что нужно по хозяйству. Торговцы приезжают на небольших фургончиках, которые паркуют тут же. Расставляют прилавки и выкладывают на них привезенные с собой фрукты и овощи. Тут же продаются рыба, картошка, крупы, самые разнообразные товары, нужные для кухни. Иногда приезжают продавцы текстильных изделий и других товаров.
Цены пишут на кусках картона, но у всех она, примерно, одинаковая. Торговаться бесполезно, никто ее не снизит. Снижается цена только перед закрытием рынка (он работает с шести утра до двух часов дня). Потом торговцы убирают непроданный товар обратно в фургончики, складывают прилавки и уезжают. Сразу после их отъезда появляются муниципальные уборочные машины, рабочие собирают мусор, а поливальные машины моют площадь. Час спустя после закрытия рынка, площадь, где только что кипел шумный базар, выглядит точно так же, как и раньше.
Хозяйки приходят на рынок из соседних улиц, таща за собой огромные сумки на колесиках, а возвращаются домой, заполнив их овощами и фруктами на всю неделю. Конечно, все это продается и в супермаркетах «Вассилопулос» или обычных лавках, но на рынке – все самое свежее. В супермаркетах фрукты и овощи покупают те, кто работает и не успевает придти на рынок. Есть в Афинах, конечно, и центральный рынок недалеко от Акрополя, которые работает каждый день с утра до вечера.
Но мы отвлеклись. Должен сказать, что именно господину Краниди мы обязаны тем, что столько лет жили в отдельном доме в очень дорогом квартале, а не в квартире. Контракт на аренду жилья в Греции заключается обычно на год, и перед истечением срока перезаключается, и, как правило, с повышением арендной платы не менее, чем на 10 %. Объяснить эту капиталистическую хитрость в те времена в бухгалтерии ТАСС я не мог, а потому, если бы я и попросил разрешение платить больше, мне бы, конечно, сухо ответили: «Найдите жилье под корпункт подешевле!»
Каждый год, когда истекал срок контракта, я приходил к господину Краниди домой, и происходила одна и та же история.
– Кирие, Краниди, – с печальной миной на лице говорил я, – нам надо перезаключить контракт.
– Да, Владимире, надо, – отвечал Краниди, который в таких случаях принимал меня в своем кабинетике, где еще с тех времен, когда он активно работал, в шкафу стояли толстые бухгалтерские книги. Хозяин дома доставал из ящика письменного стола небольшую папочку, в которой лежали мои предыдущие контракты на аренду дома, и неторопливо раскладывал бумаги перед собой.
– Жизнь дорожает, Владимире, – вздыхал при этом кирие Краниди. – Сколько вы нам платили в прошедшем году?
– Столько-то, – отвечал я.
– Вот видишь, Владимире! – снова вздыхал хозяин дома, – а жизнь дорожает. Надо бы прибавить. Верно я говорю, Ева? – кричал он, обращаясь к лежащей в соседней комнате на кровати жене. Еве было за 90, и ходить она уже не могла.
– Верно, Илияс, верно! – откликалась супруга хозяина.
– Вот, Владимире, – разводил руками кирие Краниди, – и Ева считает, что арендную плату следует повысить…
– Но я уже запрашивал бухгалтерию ТАСС, и мне ответили, что дополнительных денег мне не дадут. Придется, наверное, съезжать…
– Как это съезжать? – сразу пугался господин Краниди. – Почему?
– Потому что я не смогу платить больше. Могу только, как и раньше…
– Вот как? В самом деле, не можешь? – переспрашивал Краниди, сокрушенно качая головой.
– Нет, не могу, – в тон ему вздыхал я и разводил руками.
– Слышишь, Ева! – снова кричал Краниди, обращаясь к жене. – Владимир не может платить больше! Что же будем делать?
– Если не может платить больше, пусть тогда живет! – меланхолично откликалась Ева из другой комнаты.
– И будет платить прежнюю цену? – уточнял Краниди.
– Да, прежнюю цену! – соглашалась супруга миллионера.
– Вот видишь, Владимире, – с облечением вздыхал Кранили. – Ева говорит: пусть живет!
Он доставал новый бланки арендного контракта – «Никия» и аккуратным почерком вписывал туда старую цену аренды. Потом ставил внизу свою подпись и протягивал контракт для подписи мне. После завершения положенных процедур, хозяин дома вынимал из шкафчика уже откупоренную бутылку греческого вина и предлагал: «А теперь давай отметим, Владимире, наш договор!».
Мы вставали и шли в комнату, где на широкой постели лежала, поджидая нас, Ева, аккуратная старушка в белоснежной сорочке. На ее румяном сморщенном личике играла довольная улыбка. Кирие Краниди наливал всем по рюмочке, и мы выпивали, отмечая таким образом подписание контракта.
– Владимире, – произносил после этого каждый раз таинственным тоном господин Краниди. – Я решил сделать тебе подарок!
Он торжественно доставал пробку и закупоривал уже початую бутылку, протягивая после этого ее мне. – Это тебе, выпьете вместе с Татьяной (он имел в виду мою жену).
– А вот это – он доставал из шкафчика две плитки шоколады со своей фабрики – тоже вам. Очень вкусно!
После чего мы церемонно прощались, и я уходил, с облегчением унося с собой контракт и скромные подарки господина Краниди. Успех операции означал, что и следующий год мы сможем жить в отдельном доме в тенистом квартале Палео Психико. Кстати, и я тоже, отправляясь к нему для перезаключения контракта на аренду, приходил не с пустыми руками. А всегда приносил в подарок бутылку русской водки, которую покупал в посольском магазине для дипломатов. Только, конечно, не полупустую.
Так продолжалось много лет, цены на недвижимость в Греции стремительно росли, и, в конце концов, оказалось, что я плачу за дом столько, сколько стоила в Афинах аренда обычной двухкомнатной квартиры. Но никто этого не знал, и все думали, что по какой-то причине разбогател, раз могу снимать такое дорогое жилье.
Господин Краниди был, что говорится, правильным греком, рачительным хозяином. Когда требовался небольшой ремонт, он неизменно появлялся в нашем доме вместе с рабочими. И стоял рядом с ними, внимательно наблюдая, как они чинят водопроводную трубу, меняют замок, или перекладывают плитки на дорожках в саду. Рабочие тоже были уже очень пожилыми людьми и знали господина Краниниди не один год. А он знал их, однако не уходил, а стоял рядом до конца работы, строго контролируя все ее этапы.
По контракту, при каждом перезаключении контракта еще на один год хозяин жилья был обязан предварительно произвести косметический ремонт дома. Но господин Краниди от этого уклонялся, не желая идти на расходы. Но исправно приходил ко мне, для приличия спрашивая: «Как ты, считаешь, Владимире, нужно делать ремонт или нет?» Я молчал, понимая, что раз он согласился продлить аренду по прежней цене, то требовать еще и ремонта было бы с моей стороны не совсем правильно.
– Да, нет, не стоит, – наконец, отвечал я, хотя ремонт, конечно, не помешал бы. Дом уже сильно обветшал.
– Вот видишь! – по-детски радовался кирие Краниди. – И я думаю, что не стоит. Все ведь так дорожает… – И, быстро попрощавшись, видно опасаясь, как бы я не передумал, уходил.