Необыкновенное путешествие из Рима в Афины. Признания журналиста — страница 72 из 104

льянцев. Все с нетерпением ждали появления Горбачева. Среди толпы генсека поджидали и несколько сот журналистов, оснащенных фотоаппаратами и телекамерами. Проворные итальянские папарацци заранее занимали позиции для «атаки» на лидера перестройки.

Ждать Горбачева пришлось долго. Наконец, завыли сирены, в окруженный полицией свободный периметр перед Колизеем стремительно ворвался президентский кортеж. Горбачев вместе с Раисой Максимовной вышли из машины и вместе со свитой быстро, не подходя к толпе журналистов, отправились к Колизею. По пятам за ними следовал начальник личной охраны Медведев, а вокруг плотным кольцом шагали уже знакомые мне охранники. Они знали, что корреспондент ТАСС подойдет к генсеку и задаст ему вопрос.

Между тем Горбачев миновал арку, и вошел внутрь знаменитого древнеримского цирка, где две тысячи лет назад бились гладиаторы. Экскурсовод что-то объяснял, а Горбачев и Раиса Максимовна внимательно слушали. Я напряженно искал момента, когда к ним можно было подойти, повторяя про себя заученный заранее вопрос. Наверное, лучше всего подойти после того, как экскурсовод закончит объяснение. Я двинулся в сторону генсека, кольцо внешней охраны беспрепятственно меня пропустило, и я занял удобную позицию сразу за спиной Горбачева. Еще минута, и как только экскурсовод замолчит, мне нужно будет сделать шаг вперед и. Начать: «Извините, Михаил Сергеевич, я – корреспондент ТАСС…».

Вдруг со стороны арки послышался какой-то глухой шум. Охрана напряглась, и я почувствовал сильный удар в бок жесткими пальцами охранника. Не кулаком, а именно плотно сжатыми пальцами, как бы стальной пикой. От нестерпимой боли я сделал шаг назад, освобождая место за Горбачевым. В этот момент из-под арки вырвалась орава галдящих репортеров, пытаясь прорваться поближе к генсеку. Началась свалка. Охрана, ожесточенно работая локтями, решительно двинулась к другому выходу, спасая чету Горбачевых от натиска возбужденных папарацци.

Позднее, я узнал, что журналисты, скопившиеся перед Колизеем, были возмущены, что их не пустили вовнутрь, где они надеялись сделать фотографии, и, как и я, хотели задать генсеку вопросы. Толпа была большой, она прорвала цепь охраны, и ринулась внутрь Колизея. Если бы не решительные действия «девятки», то Горбачеву в давке наверняка намяли бы бока. Так что взять у него сенсационное интервью мне не удалось…

Уже при отъезде из Рима произошел другой инцидент. Но уже не с четой Горбачевых, а с нами. Мы с женой мчались по автостраде в сторону Бари, опаздывая на паром. Был вечер, моросил мелкий дождь. Неожиданно прямо перед автомобилем на шоссе вылетел неизвестно откуда взявшийся огромный пес. БМВ мчался со скоростью 140 километров в час, и о том, чтобы затормозить, не было и речи. На скользком шоссе машина наверняка бы перевернулась. На полном ходу я сбил собаку, послышался сильный удар, а потом какой-то хруст. Но мне удалось удержать автомобиль на шоссе, и не слететь на полном ходу с дороги, что на такой скорости закончилось бы для нас весьма печально. Бог спас! Значит, и на паром еще успеем!

Но скоро выяснилось, что при ударе был пробит радиатор. Мотор перегревался, и пришлось останавливаться на каждой заправке, доливая воды. С большим трудом добрались до Бари. До отхода парома оставалось только пять минут. Я мчался по городу, включив фары и, непрерывно давя на клаксон. При въезде в порт я резко затормозил, выскочил из машины и, как сумасшедший, бросился к таможеннику, размахивая в воздухе паспортами: «Скорее, мы опаздываем!».

Срок визы заканчивался, и если бы мы опоздали, пришлось бы возвращаться назад в Рим, продлевать визу, а потом снова ехать в Бари. Но на чем? Машина была разбита…

Однако, итальянский таможенник, взглянув на меня, только лениво усмехнулся: «Чего суетишься? Где это видано, чтобы паромы у нас отходили вовремя?». В самом деле! После лихорадки визита, я совсем забыл, что жизнь вокруг идет своим чередом. Никто никуда особенно не торопится. А расписание паромов и поездов в Италии, как, впрочем, и в Греции имеет чисто символическое значение. Словом, минут через десять мы были уже на пароме, сидели в баре и, не спеша, попивая ароматный кофе, со смехом вспоминали подробности сумасшедшей гонки по итальянским дорогам.

Время великих иллюзий

Во времена СССР все наши командированные за границу жили в «стране пребывания» тесной, замкнутой колонией. Можно сказать, варились в собственном соку. Работали вместе, и проводить свободное время тоже предписывалось вместе. В посольстве действовала партийная организация, которую возглавлял не выборный, а присланный из Москвы специальный, штатный секретарь – «советник по партии». Посол и этот советник считались в те времена главными людьми в дипредставительстве СССР. Регулярно проводились партийные собрания, избирался партком. Мы, журналисты, были приписаны к партийной организации посольства, платили с валютной зарплаты членские взносы и были обязаны являться на все проводимые там «партийные мероприятия». Одновременно у журналистов была и своя партячейка – раз больше трех, то вот вам – и партячейка! Теперь это кажется странным, но принцип христианской троицы получил в сугубо атеистические советские времена самое широкое распространение: сначала «расстрельные тройки» НКВД, потом – тройки для партячеек, три звена в пионерском отряде, ну, а потом и – «сообразить на троих». Даже у Маяковского было:

Самовар гудит со свистом,

Граммофон поет романс.

Три знакомых коммуниста

Собрались на преферанс.

За границей члены КПСС (а не членов тогда «за бугор» просто не посылали) не носили с собой партийные билеты – небольшие твердые книжечки бордового цвета с профилем Ленина. Вывозить такой документ из СССР строго запрещалось. Каждый командированный оставлял их «на хранение» в ЦК партии в Москве и получал назад только при возвращении.

Журналисты, хотя и являлись командированными от своих газет и агентств и работали как бы «на стороне», были обязаны являться в посольство не только на партийные собрания, но и практически каждый день. Мы присутствовали на так называемых «читках», своего рода ежедневных утренних летучках. На этих «читках» дежурный дипломат делал краткий обзор греческой печати, а посол давал в этой связи «руководящие указания» на текущий день.

Надо признать, что для журналистов такие собрания были не просто нудной «обязаловкой», но и довольно полезным делом. Уже с утра можно было знать, каковы основные темы греческих газет. Не надо было самому «лопатить» всю местную прессу. Когда я работал в Риме, то такого не было, а потому приходилось самостоятельно долго перелистывать все газеты и выискивать там темы, пригодные для советской печати.

Сейчас, конечно, все дружно ругают партию и все, что было с ней связано, однако, рискну сказать, что партийные собрания в посольстве были отнюдь не бесполезным делом. Такие собрания являлись единственной возможностью для «людей со стороны», например, для журналистов, публично высказать дипломатам свою точку зрения на ту или иную проблему и задавать вопросы прямо послу. Теперь российские журналисты лишены полезной возможности частого и прямого общения с руководством посольства. Общение с ним осуществляется бюрократическим способом – через пресс-атташе, а сами журналисты, перестав быть государственными служащими, перестали быть и активными членами посольского коллектива.

Став «свободными художниками», мы потеряли важный и полезный источник информации, каковым являлось ежедневное общение с дипломатами и участие в утренних «читках».

С другой стороны, и посольство, а значит, и государство, утратило прежний контроль над журналистами. Оно могло бы это делать через периодические брифинги, однако, их, к сожалению, наше посольство не проводит.

Сами же посольские работники по-прежнему варятся в собственном соку. Вместе работают, вместе живут, вместе отдыхают. В Афинах наши дипломаты обитают в трех местах: в посольском комплексе в квартале Палео Психико, в здании старого царского посольства на Ироду Аттику, в самом центре Афин, которое переоборудовано в обычный жилой дом, и в новом, отстроенном фирмой греческого магната Бабиса Вовоса комплексе в квартале Халандри, где расположены новое здание консульства, культурный центр, жилой дом и посольская школа.

Кстати, у этого участка в Халандри – особая история. Его купили еще во времена СССР, но более десяти лет он зарастал сорной травой. Оказалось, что землю приобрели с «юридической миной» – вместе со старым особняком, где жил посол Туниса. Он долго не хотел съезжать, а потому наши никак не могли начать стройку. А тут рухнул СССР, и возникла новая проблема: на лакомый кусок земли в престижном районе заявило претензии посольство «незалежной» Украины. Хотя, конечно, никаких прав на это не имело. Ведь, как известно, вся заграничная собственность СССР (вместе с его долгами) отошла к России. Словом, стройку в Халандри начали и закончили уже после урегулирования всех проблем.

Теперь в Палео Психико, на Ироду Аттику и в Халандри наши дипломаты и живут прежним большим «советским колхозом». В советские времена в майские праздники проводились «маевки», а в апреле – «ленинские субботники», когда дипсоветники, сняв галстуки, засучив рукава и взяв в руки метлы, старательно убирали посольский двор. Рассказывают, что в некоторых наших посольствах за рубежом, куда послами «выдвигали» (или, наоборот, в них «задвигали») бывших секретарей обкомов, проводились даже «первомайские демонстрации». Посол стоял в посольском дворе на специально изготовленной для этого случая фанерной трибуне, а мимо него строем проходили «трудящиеся» в лице наличного персонала сотрудников дипмиссии, включая их жен и детей. При этом полагалось нести злободневные политические лозунги и хором кричать «ура!».

Кстати, жены всегда принимали самое активное участие в посольских мероприятиях. Перед приемами их загоняли на кухню, где они вместе со штатными поварами, должны были чистить картошку и мыть посуду. И жены дипломатов, и жены шоферов и технических работников. Равенство, дорогие товарищи! Ленинские принципы партийной жизни! А если, кто из дам, опасаясь испортить маникюр, попробовал бы отказаться, то «отказчицу» сразу же взял бы на заметку «советник по партии», что самым негативным образом отразилось бы потом на карьере ее мужа. А потому, разумеется, никто никогда и не отказывался.