Но земля на афинских кладбищах дорога, и после Второй мировой войны русский участок кладбища в Пирее тамошние власти хотели уничтожить, уже начали было ломать могилы. Чтобы спасти память о русских людях, наши эмигранты построили часовню, стены которой облицевали плитами с уже разрушенных могил. Теперь на стенах этой часовни можно прочитать: «Матрос с канонерской лодки «Черноморец» Петр Нестеренко, 1890 год», «Мичман Иван Волов, крейсер «Забияка», 1888 год», «Командир эскадренного броненосца Никалай-1…» и т. д.
Внутри часовни поставили ящики, куда бережно сложили косточки выброшенных из могил покойников. От полного разрушения русский участок кладбища все-таки удалось спасти. Вмешалось наше посольство и еще оставшиеся «отеческие гробы» с трудом, но отстояли.
Великая княжна из Павловска перенесла в Грецию даже «кусочек России». На кораблях в Афины привозили мешки с русской землей, которую высыпали в саду, окружавшем королевский дворец. Там королева Ольга лично сажала липы, дубы и клены, тоже привезенные из далекой родины. Сейчас это уже громадные деревья, украшающие ныне городской парк в центре греческой столицы.
О том, что Ольга Константиновна постоянно думала о России свидетельствует и тот факт, что она живо интересовалась новинками русской литературы и даже сама пробовала свои силы на этом поприще. Королева составила и издала уникальную хрестоматию под названием «Изо дня в день. Извлечения из сочинений Лермонтова на каждый день». В толстом томе, состоящем из 365 страниц, – по числу дней в году – собраны отрывки из стихотворных и прозаических произведений великого русского поэта. На каждой странице – несколько строчек, взятых в цветную рамку.
Греческая королева подарила своему супругу много детей, в том числе пятерых сыновей. Увы, на закат ее жизни выпали бурные и страшные события: Первая мировая война, революция в России, Малоазиатская катастрофа, когда греческие войска были наголову разбиты турецкими в Малой Азии. В марте 1913 года ее муж, король Георг был убит в Салониках болгарским четником. Тело супруга Ольга Константиновна перевозила в Афины на русской канонерской лодке «Уралец».
Ольга Константиновна вернулась в Россию, но там вскоре власть захватили большевики. В беспощадном огне революции погибла почти вся семья «сердобольной матушки русского флота». Всеми забытая, уже старая и больная бывшая «королева всех эллинов» поселилась в Италии, где вскоре умерла. Из Рима ее прах перевезли в Грецию, где и перезахоронили в лесу, возле заброшенного летнего королевского дворца…
Незабываемый 1991 год
Когда в детстве я смотрел фильмы «о революции», то и в голову не могло прийти, что и самому придется стать свидетелем почти таких же бурных событий в нашей стране. Хотя и без такой же большой стрельбы и крови, однако, не менее разрушительных и судьбоносных. Было ли ощущение того, что надвигается нечто грозное? Нет, признаюсь, не было. Как его не было, судя по воспоминаниям современников, и после февральской революции 1917 года. Тогда все радостно гуляли по столицам, но не с триколорами, а с красными бантами. Демократия! Свобода! Даже некоторые великие князья и генералы, не подозревая, что всего через несколько месяцев их начнут расстреливать в подвалах ЧК, сбрасывать живыми в шахты, поднимать на штыки озверевшая матросня. Так и мы при начале перестройки с упоением слушали болтовню Горбачева и с восторгом передавали друг другу слухи о том, как новый секретарь Московского горкома партии Борис Ельцин ездит «вместе с народом» на автобусе.
Ах, как доверчив у нас народ! Ведь реки крови пролились после октябрьского переворота 1917, казалось, в генетической памяти людей должно было остаться недоверие к слишком говорливым власть имущим, но нет! Верили! Сначала верили в то, когда партия «торжественно обещала», что «нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме». Верили в перестройку. А потом поверили бывшему секретарю Свердловского обкома партии, приказавшему разрушить Ипатьевский дом, в котором расстреляли царя и всю его семью. Что потом из всего этого вышло всем нам теперь хорошо известно.
Но когда теплым августовским утром 91-го у меня дома на улице Гизи прогремел телефонный звонок и взволнованный голос приятеля сообщил: «Включай скорее телевизор, Горбачева сняли!
Танки в Москве!», то это прозвучало, как гром ясного неба. Не потому, что я уже несколько лет жил в Греции и, как говорится, «оторвался» от Родины. Нет, когда живешь за границей, наоборот, еще более пристально следишь за тем, что происходит дома. Особенно, если ты – профессиональный журналист-международник. Просто так часто бывает: то, чего так долго ждешь, когда оно, наконец, происходит, всегда происходит неожиданно. Как неожиданно началась в 1941 году война, хотя ее все давно ждали.
В этот же день встревоженные дипломаты собрались в советском посольстве. Все понимали, что произошло нечто такое, отчего жизнь нашей страны, да и всех присутствовавших может круто изменится. Однако, некоторые, наоборот, были как-то лихорадочно оживлены. Вспоминая эти, теперь уже далекие дни, должен признаться, что грозное рычание танков на улицах Москвы вызывало почему-то не страх, а какой-то непонятный восторг. Совсем как у Пушкина:
Есть упоение в бою
И бездны мрачной на краю…
Это предчувствие бездны, куда и рухнул СССР, пугало, но в то же время завораживало грандиозностью происходящей на твоих глазах колоссальной катастрофы. Хотя поначалу о катастрофе никто не думал. После многих лет правления дряхлого Политбюро, очередей за самым необходимым, «экономной» экономики и других глупостей давно прогнившего режима, происходившее в Москве казалось освобождением от всем надоевшего маразма. «Перемен! Мы ждем перемен!» – яростно хрипел в микрофон популярный певец, который и сам потом в результате всех этих перемен трагически погиб. Но перемен ждала вся страна. А Горбачев, надо признаться, уже тогда перестал нравиться. Стало ясно, что его долгожданная «перестройка» – пустая болтовня. Надо же, в критический для судьбы СССР момент он, как ни в чем не бывало, отправился вместе с супругой в Форос «отдыхать»!
«Так ему и надо!» – злорадная мыслишка так и крутилась в голове. А потому на собрании дипломатов, куда пригласили и журналистов, я и ляпнул, слишком, признаюсь, не подумав: «А почему в вестибюле посольства до сих пор висит портрет Горбачева? Ведь он, вроде, отстранен от своих обязанностей?».
Я имел в виду большой портрет Михаила Сергеевича – подарок какого-то греческого художника, давно висевший в прямо напротив входной двери посольства в Палео Психико. Посол Анатолий Слюсарь в ответ на мой вопрос ничего не сказал, однако задумался. А на другой день портрет сняли!
Такой поступок оказался для товарища Слюсаря роковым. Исчезновение портрета заметили греческие журналисты, и информация об этом появилась в греческой печати. «В первый день переворота, – писала влиятельная афинская газета «Неа», – был снят большой портрет Горбачева, который висел в вестибюле посольства, что вызвало недовольство многих сотрудников дипломатической миссии. Вопрос о том, почему был снят портрет, был задан советскому послу греческими журналистами после его встречи с министром иностранных дел Греции Антонисом Самарасом. Однако он отказался отвечать, сославшись на то, что речь идет о «внутреннем деле советского посольства».
Анатолий Слюсарь поспешил не только со снятием портрета. Осторожный и опытный дипломат успел «засветиться» еще более неприятным для себя образом: переправить греческому руководству послание главы ГКЧП Янаева, которое МИД разослал всем советским послам за границу.
Про портрет и другие прегрешения «перед демократией» стало известно не только «Неа», но и другим греческим газетам. Откуда? Дело в том, что их тогдашние корреспонденты в Москве, как потом выяснилось, были тесно связаны с окружением Ельцина и от него черпали самую деликатную информацию. Вот что писала в те дни самая популярная в стране газета «Вима»: «Г-н Слюсарь чуть было не стал роковым человеком для Афин. В понедельник в советском посольстве, согласно сведениям из достоверных источников, раздался телефонный звонок из кабинета Бориса Ельцина. Послу были названы два телефонных номера для передачи их президенту и премьер-министру Греции для того, чтобы они связались с Ельциным. Г-н Слюсарь отдал распоряжение эти номера не передавать и записи о таком звонке уничтожить».
Кроме того, как и повсюду в СССР, в самом советском посольстве в Афинах произошел раскол. Группа дипломатов во главе с молодым пресс-атташе открыто выступила с резкой критикой действий посла «в поддержку путчистов» и не ограничила ее стенами посольства. Протестанты написали заявление, направили его в Москву в МИД, а также передали в средства массовой информации. Я тоже передал в ТАСС сообщение об этой беспрецедентной акции советских дипломатов в Греции, а потому на страницах греческих газет появились статьи с заголовками: «ТАСС против Слюсаря».
Уже позднее я узнал, что посол отправил тогда руководству ТАСС депешу с требованием срочно отозвать корреспондента в Афинах, который-де «неправильно освещает обстановку в стране». Однако отозвали в Москву не корреспондента, а самого Слюсаря. Впрочем, свою главную ошибку посол сделал еще задолго до путча. Когда в Афины по приглашению богатейшего судовладельца Аристидиса Алафузоса приезжал Борис Ельцин, который тогда еще не был президентом, а всего лишь депутатом Верховного Совета. Но и депутат из Москвы для посла – тоже фигура, однако опытный дипломат не только принял будущего президента России подчеркнуто холодно, но даже ввязался с ним в резкий спор, когда тот выступал в посольстве. Темпераментный Ельцин вспылил и ушел, громко хлопнув дверью. Это хлопок и стал потом роковым в карьере посла в Афинах. Наверное, о нем и вспомнил Борис Николаевич, когда после поражения августовского «путча» в Москве решались судьбы заграничных дипломатов.