А за кроссворд тот мне попало потом. От ма-мы - оказывается, это она хотела его разгадывать, когда папа все свои статьи дочитает. А ещё папа сказал, что у вертолёта не пропеллер, а винт называется. Ну и что: зато я фамилию Эйнштейна правильно написал!
Лучшая в мире лошадь
Затеяли мы как-то с сестрой на даче играть в индейцев. Понавязали перьев на голову, раскрасили лицо гуашью, а папу упросили стать лошадью. Классно! Я на коне гарцую, топориком кухонным, словно томагавком, размахиваю1, Катя сзади бегает с боевым кличем, бабушка шарахается, клубок роняет, мама кричит: «Только не на кухню, я с кипятком!» - в общем, полный восторг. Катя выбежала во двор, мы за ней, и тут я, раздухарившись, со всего маху метнул свой «томагавк» в забор. Думал, засажу топор в дерево, словно заправский индеец.
Засадить-то засадил, но доска оказалась гнилой и от удара вылетела к соседу. А сосед наш живность всякую держит. И надо же было так случиться, что именно в это время он выпустил всех животных погулять!
Первым в дырку метнулся кролик, за ним ещё четверо, потом два поросёнка, ободрав бока об узкую щель, с визгом полетели в папины гладиолусы. Наконец и до кур донёсся пленительный аромат свободы, и они с бешеным кудахтаньем прыснули в наш сад, словно пельмени из пачки. Лишь через несколько секунд за ними, раздирая доски руками и оставляя на них клочки не очень чистой майки, с немного диким и очень зверским рёвом, которому молоденький поросёнок Тараска, переключившийся тем временем с гладиолусов на картошку, научится ещё только года через два, к нам вломился сосед дядя Фёдор. Услышав хозяина, кролики, до этого перепуганно вжимавшиеся в землю, приобрели больше уверенности в себе и, смешно подбрасывая длинные породистые уши, ринулись копать норы на клубничной грядке - спасаться.
От радостного кудахтанья кур закладывало уши. Поросюшка Геля, тоненько хрюкая, мелко трусила по грядкам и междурядьям, каждый раз ловко ускользая из рук рычащего дяди Фёдора. Её дружок Тараска, пробегая мимо окна дома, пнул клубок, который бабушка, неосторожно выглянувшая в окно, с тихим безнадёжным «Ой!» выронила из рук, тут же запутался в шерсти задними ногами, но, не сбавляя ходу, продолжал носиться, ловко подкидывая сразу обе связанные ноги и опутывая разматывающейся ниткой всё вокруг.
1Ребята, вы за мной не повторяйте!
Казалось, хаос безоглядно и навсегда захватил наш сад. Вдобавок я вдруг обнаружил, что земля стремительно удаляется от меня - у моей «лошадки» вдруг удлинились передние и задние ноги, она встала с колен, тряхнула невесть откуда выросшей гривой и громко заржала. С громовым топотом помчался папа прямо на Тараску, собиравшегося закусить мамиными бегониями. Отчаянно взвизгнув, поросёнок через щель, расширенную дядей Фёдором, бросился обратно к себе и испуганно вжался в самый тёмный уголок свинарника. Следом через дырку метнулись кролики, а куры, от испуга научившиеся летать, махнули прямо через забор. Последним вернулся домой дядя Фёдор, успевший-таки схватить Гелю за задние ноги. Испугавшись оскаленной морды разгорячённого скачкой коня, он, держа Гелю подмышкой, залез на яблоню, пробежал по толстой ветке над забором и рухнул, поскользнувшись, прямо в мягкую и тёплую компостную кучу, лениво пованивавшую под июньским солнцем.
Конь-огонь удовлетворённо фыркнул по-лошадиному, затем стал обратно папой и ещё раз удовлетворённо хмыкнул человеческим голосом. На этом удовольствие кончилось: дальше были только починка забора, перекопка затоптанных грядок, подвязывание пострадавших цветов. Жизнь вернулась в свою колею, и только папа долго потом налегал на салат и овсянку. Что, не верите? Посмотрите на забор: вон доска, которую взамен выбитой вставили, - до сих пор светлее остальных. И овсянкой вся кладовка забита: мама накупила впрок, а у папы к концу лета прошла его лошадность. Что теперь с этими мешками делать?..
Солнце
Ох, что тут у нас было! Мы с папой жили на даче - он специально отпуск взял, со мной на весенних каникулах посидеть. Чуть не поседел - так за солнце распереживался.
А дело было так. Весна у нас выдалась затяжная: уже апрель на дворе, а снега до подоконника, и никак он не тает. Солнце вроде бы и светит, но что-то не греет. Тут папа и говорит:
-Болеет, видать, наше Солнышко. Наверное, витаминов ему не хватает.
Сходил в магазин на шоссе, вернулся с большим пакетом апельсинов, мандаринов, ананасов и прочих фруктов. Распалил самовар на террасе, перегнулся через перила и зовёт:
-Приходи, - говорит, - дорогое Солнышко, чаю с нами испить да плодов заморских отведать!
Протянул руки и помог Солнышку на террасу спуститься - прямо через перила, потому что крыльцо узкое, там Солнце не пролезет. Положил на табуретку толстый лист железа - чтобы не загорелась - и усадил Солнце на почётное место. Жар такой стоял, что снег вокруг дома сразу таять начал, аж ручьи зажурчали и подснежники пробиваться пошли. А Солнышко знай чай горячий попивает да мандаринами закусывает. Зарумянилось, ещё ласковей стало. А потом вдруг как подскочит:
- Ой, - кричит, - чешусь я всё! Чешите меня - мне самому нечем, у меня рук нет!
И точно: по всему солнечному лицу уже не румянец, а какие-то красные волдыри пошли. Аллергия у него на мандарины!
Папа не растерялся, схватил флакончик одеколона, который уже много лет в шкафу стоял, надел перчатки огнеупорные и давай Солнце протирать. Вроде помогает - поменьше волдыри стали. Тогда папа скорее в аптеку побежал, накупил побольше одеколону и одну за другой вылил бутылочки на Солнышко. Вылечили мы его, ещё краше стало. А уж как жарило потом всё лето! Только к осени остатки спирта догорели. Я предложил следующей весной керосинчиком его обдать, но папа говорит, не стоит: и так глобальное потепление идёт, а ещё мы тут будем Солнце раскочегаривать.
Кукольный театр
Ехали мы как-то электричкой. Долго ехали, и моя сестрёнка Катя стала скучать, вертеться, а потом и вовсе захныкала. Мама пыталась её успокаивать, обещала, что скоро приедем, - да какое там скоро! Ещё полтора часа, не меньше. Пассажиры ворчат: потащили, мол, ребёнка в такую даль, а она и сама не спит, и нам спать не даст капризами.
- Не извольте беспокоиться, судари и сударыни! - сказал папа. - Сейчас мы устроим спектакль усыпительного характера - наискучнейшее представление на свете. Выступает кукольный театр «Храпят все!».
-Яне хочу спа-а-ать! - заканючила Катя.
-Т-ссс! - театральным шёпотом шикнул папа. - Ты и не будешь, ты мне нужна как ассистентка.
Крекс-пекс! - папа достал прямо из воздуха куколок, двух - наряженных крестьянками - надел себе на
руки, третью - добра молодца - Кате дал. Хихикая, они забрались в соседнее купе, спрятались за спинкой сиденья и давай представление показывать.
-Здорово, Пятровна! Ты чаво-то это мне корыто разбила?! - ругался папа резким высоким голосом и смешно дёргал косичками.
- И тебе поздорову, Николавна! Да не брала я твово корыта! - отругивался он же, но уже низким грудным женским басом, оправляя белый передник.
-Да, да! Не брала она ничего! - весело повторяла за папиным шёпотом Катя, лихо заламывая красную шапку, и то и дело высовывалась из-за сиденья: посмотреть на реакцию зрителей, честно пытавшихся на «скучнейшем представлении» поспать.
-Да как же не брала, когда брала?!
-Да, да! Ничего не брала!
Страсти на сцене накалялись, пассажиры постепенно бросили попытки заснуть и повернулись в нашу сторону - кто недовольно, кто с интересом. Папа тоже забылся, вошёл во вкус, и матерчатые хозяйки ругались друг на друга всё громче и громче.
-Да не брала я твово корыта. А когда вернула, так оно целое было!
-Да чтоб твоей головушке быть такой целой, каким ты мне корыто вернула!
-Да у меня самой корыто дыряво, стала бы я тебе почти целое возвращать!
Петровна подождала поддержки со стороны добра молодца, но тот, ранее охотно ей поддакивавший, что-то загрустил, безвольно повесил тряпочные руки, перестал выглядывать из-за «кулис», а потом и вовсе упал. Махнув рукой - что с этих мужиков взять! - Петровна с Николавной пошли доругиваться сами.
-Да оно всегда было разбитым, корыто это твоё! Нужно оно мне такое!
-Что, не возьмёшь больше?! - угрожающе гудел голос Николавны.
-Не возьму! - дав «петуха», взвизгнул и без того высокий голос Петровны.
-Ах так! Ну, не хочешь брать, так я тебе сама не дам! Ишь, гордая выискалась!
Напоследок дав друг другу пару оплеух, куколки разошлись по сторонам, и на сцене показалась папина голова - кланяться. Все аплодировали, кричали «Браво!», папа улыбался, махал руками и всё приговаривал:
-Да вы, спите, граждане пассажиры, спите!
-А Катя?! Где же Катя? - вдруг заволновалась мама.
Папа не ответил, но только загадочно ухмыльнулся.
Перегнулись мы через сиденье - а Катя, растянувшись на лавке, спит пуще того добра молодца на сцене.
Спектакль-то взаправду усыпительным оказался.
С три короба
Поехали мы раз на дачу. И разумеется, машина наша в весенней луже застряла. До дома ещё километров пять, бабушка ждёт, а у нас огромный груз - мы шкаф и кучу других вещей перевозили. Папа крикнул: «Я на минутку!» - ив лес. Выходит через полчаса с огромным медведем. Он разные животные языки знает, я не говорил ещё?
- Вот, - говорит, - Мишаня: он нам вещи донести поможет. Я ему наобещал с три короба, он и согласился.
Объяснил он Мишане по-медвежьему, что делать, дал халат свой и штаны - зверь не зверь, а неудобно в посёлок без штанов как-то. Ну, медведь машину из трясины вытолкнул, шкафчик подхватил и понёс - не извольте, дескать, беспокоиться.
Мы за ним, да по грязи быстро не поедешь: обогнал нас медведь, бабушку напугал. Ещё бы: представьте, выглядываете вы в окно: «Что-то мои никак не доедут!» - а там огромный медведь калитку ломает - она на замке была, так он её с петель снял, - шкаф в сарай заносит и давай в него книжки из связки расставлять.