– Ну нет уж, нет, – бормотал профессор, напрягая все силы, – не отпущу я тебя. Ни за что не отпущу! Умру, но не выпущу из рук!
В эту минуту он позабыл обо всем на свете. И немудрено. В руках его билась оливковая экофора – редкая в наших краях, удивительная бабочка-моль, самый крошечный представитель семейства чешуекрылых.
Как появилась на стене фанерного ящика эта бабочка –
жительница теплых стран, об этом профессор сейчас не думал. В его богатой коллекции отряд бабочек семейства молей представляли застывшие навечно на булавках под стеклом ковровая моль, меховая моль, волосяная, зерновая, вишневая, боярышниковая, лопушниковая и полевая моль, но в этой коллекции не было оливковой моли – экофоры. И теперь она будет! Только бы не упустить ее, и тогда коллекция молей у профессора будет полной.
– Да погоди же ты, – уговаривал Иван Гермогенович экофору, которая таскала его по земле, била крылышками, брыкала ногами, всячески пытаясь освободиться. – Ай какая ты! Да перестань же, перестань! Как не стыдно брыкаться. Все равно же я тебя не выпущу!
Пока Иван Гермогенович боролся с оливковой экофорой, Карик и Валя пробрались в правый угол ящика, где стояла коробочка с увеличительным порошком.
Постепенно глаза их привыкли к полумраку. Они разглядели пустую комнату с голыми стенами. Сквозь круглое окошко падал на пол косой солнечный луч. Золотая пыль кружилась в солнечном свете, и луч казался живой дорогой.
– А здесь очень весело. Правда, Карик? – сказала Валя, оглядываясь.
Карик, не отвечая, шагнул в угол, где стояла огромная, как сундук, белая коробка, накрытая толстым листом пергамента.
– Вот она! – сказал Карик.
Он взобрался на край коробки, побарабанил босыми пятками по стенкам и протянул Вале руку.
– Лезь сюда! Давай!
Валя вскарабкалась наверх и села рядом с Кариком.
Карик поднатужился и сдвинул с коробки пергаментную крышку.
– Ешь! Увеличивайся! – сказал он, склоняясь над коробкой.
– А разве мы не будем ждать Ивана Гермогеновича?
– Нет. . И знаешь что? Давай увеличимся раньше его.
Подумай, как это будет интересно. Мы уже большие, а он еще маленький.
– Ладно! Согласна! – сказала Валя.
Проворно сунув руку под пергамент, она достала полную пригоршню блестящего, как бертолетовая соль, порошка.
Она поднесла ладонь ко рту, открыла рот и вдруг, опустив руки, повернулась к Карику:
– А сколько его надо съесть, чтобы увеличиться?
– Ешь больше!
– Ну, а если мы вырастем очень большие.. Не очень-то ведь приятно быть девочкой с каланчу ростом.
– Ничего, ешь! – спокойно ответил Карик. – Если перерастешь лишнее, – уменьшительной жидкости выпьешь и подравняешься. Вот и все. Смотри, как я ем. Вот так.
И Карик высыпал в рот целую пригоршню порошка:
– Готово!
Валя проглотила порошок и сказала, морщась:
– Уменьшительная жидкость вкуснее. .
– Нет, и порошок тоже ничего... Кисленький.
Карик спрыгнул на пол и дернул Валю за ногу:
– Теперь бежим скорей отсюда.
– Почему? – спросила Валя.
– Да потому, что сейчас нам тесно здесь станет.
– Почему тесно?
– Почему, почему? – рассердился Карик. – Да потому, что мы будем превращаться в больших людей... Пон... Ой!
– вскрикнул Карик, прикусив язык.
Голова его стукнулась о потолок. Раздался громкий треск, ящик развалился. Яркий дневной свет ослепил Карика. Он зажмурился, протер глаза и снова открыл их. Перед ним стояла Валя..
Она ничуть не изменилась. Зато все вокруг стало совсем другим: зеленые джунгли превратились в самую обыкновенную траву. На траве лежал тонкий шест с красной, выцветшей на солнце тряпкой; комары опять стали комарами.
– Как хорошо! – сказала Валя. – Подумай только, уж теперь-то комара не надо бояться.. Вот хлопну ладонью –
его и нет.
– Погоди, – перебил ее Карик озабоченно, – а где же коробка с порошком?
Они посмотрели под ноги.
На траве валялись обломки фанерного ящика. Среди этих обломков лежала перевернутая коробочка, а рядом с ней – крошечный пергаментный листик. Ветер разносил по траве легкую белую пыль.
– Это же увеличительный порошок! – испуганно закричал Карик, бросаясь ловить пыль.
Но было поздно.
– Что же теперь будет? – с тревогою спросила Валя. –
Значит, Иван Гермогенович останется теперь навсегда маленьким? А может быть, мы его уже раздавили?
– А ты не суетись! – прикрикнул на нее Карик. – Чего доброго, ты и в самом деле раздавишь.
Валя застыла на месте, а Карик, присев на корточки, принялся прочесывать растопыренными пальцами, точно гребнями, прохладную траву. Но все было напрасно.
– Карик, – сказала Валя, – он же здесь где-то, и, наверное, слышит нас. Пусть он сам выходит.
– Да, да, – согласился Карик.
Он нашел среди обломков ящика маленькую, гладкую дощечку, смахнул с нее соринки и, положив на ровное место, сказал негромко, но внятно:
– Иван Гермогенович. Вы слышите нас? Выходите на эту площадку. Вот на эту, – постучал Карик пальцем по дощечке. – Не бойтесь. Мы не пошевельнемся.
Прошло несколько минут. Ребята сидели неподвижно на корточках и, склонив головы, смотрели на дощечку.
И вдруг на желтой фанере появилась какая-то мошка.
– Он! – задышала Валя.
– Постой, – прошептал Карик. – Не сопи, как паровоз.
Ты же сдунешь его с дощечки.
Сдерживая дыхание, Карик еще ниже наклонился над дощечкой.
Прищурив один глаз, он стал пристально рассматривать крошечное существо, которое бегало взад и вперед по краю дощечки.
– Он! Наш Иван Гермогенович! – сказал Карик, прикрывая ладонью рот.
– Смотри, смотри, – зашептала Валя. – Видишь – ручками шевелит. . малюсенький какой! Неужели и мы такие были?
– Еще меньше даже, – ответил Карик. – Не разговаривай. Сиди и молчи.
Валя даже перестала дышать. И в наступившей тишине они услышали тоненький-тоненький писк – слабее комариного.
– Говорит что-то! – прошептал Карик, наклоняясь.
– Что говорит?
– Не понять!
Профессор соскочил с дощечки на землю и пропал в траве.
– Ушел!
– А куда?
– Значит, надо. Сиди и жди.
Через несколько минут он появился снова. На этот раз не один.
– Смотри, смотри, – сказала Валя, – на него кто-то напал.
Ребята нагнулись над дощечкой, но, как ни смотрели, не могли понять: то ли это сам Иван Гермогенович тащит за собой темную бабочку, то ли бабочка вцепилась в профессора и не пускает его на дощечку. Бабочка билась, махала крыльями, валила профессора с ног.
– Поможем ему, – сказала Валя, – а то эта дрянь съест
Ивана Гермогеновича.
Профессор барахтался у края фанеры, что-то пищал.
– Слышишь, Карик?. Это он кричит: помогите, помогите!
Валя протянула руку к бабочке.
– Подожди! – остановил Карик сестру. – Он опять чтото говорит.
Но Валя уже схватила бабочку и с размаху отбросила ее прочь, потом подняла дощечку с профессором к самым глазам.
– Он, кажется, недоволен чем-то! – сказала Валя. –
Наверное, бабочка здорово помяла его.
Профессор поднимал руки к небу, бегая по дощечке, и пищал. Он хватался руками за голову, топал крошечными ножками.
– Не бойтесь, – сказала Валя, – она вас не тронет.
Но и это не успокоило профессора. Он еще сильнее замахал руками и даже, кажется, несколько раз плюнул. По всему было видно, что Иван Гермогенович рассержен не на шутку.
– Ну, хорошо, хорошо, – успокаивала профессора Валя, – я сейчас найду ее и раздавлю. Я ей покажу.
Услышав эти слова, Иван Гермогенович схватился за голову и вдруг так резко начал подпрыгивать на дощечке, так пищать, что Карик сразу понял: ученый хочет сказать что-то важное.
– Сейчас раздавлю! – крикнула Валя.
– Да ты не кричи! – шепотом сказал Карик. – Ты оглушишь его. Он ведь маленький. Дай-ка мне его сюда.
Карик бережно стряхнул профессора с дощечки к себе на ладонь и поднес его к уху.
– Экофора, – услышал он слабый голос Ивана Гермогеновича. – Единственная экофора.. Такой экземпляр!.
– Про экофору какую-то говорит! – шепнул Карик.
– Это, наверное, порошок так называется, – тихо ответила Валя. – А порошка-то и нет...
Карик посмотрел на ладонь и сказал раздельно:
– Иван Гермогенович, что делать? Ветер унес весь порошок... Мы не виноваты...
И опять поднес ладонь к уху.
– Это ничего, – пропищал чуть слышный голосок Ивана Гермогеновича, – у меня в лаборатории есть еще несколько граммов такого порошка.. Несите меня домой. .
Только отыщите сначала экофору... Она тут... В траве...
– А что такое экофора? – спросил Карик.
– Экофора, – пропищал Иван Гермогенович, – бабочка из семейства молей. . Водится только на юге.. В наших местах такие бабочки чрезвычайно редки, а Валя отняла ее у меня.. Пусть непременно найдет.
– Ну, Валька, – сказал Карик, – ищи экофору. Сама выбросила эту редкость, сама и найди.
Валя наклонилась, пошарила и подняла за крылышки маленькую полумертвую бабочку.
– Эта? – спросил Карик, показывая бабочку профессору.
– Эта! Эта! – обрадовался Иван Гермогенович. – Захватите ее домой, но только, пожалуйста, осторожнее.. Не сомните крылышек.
– А нам в какую же сторону идти? – спросил Карик.
– Идите прямо к пруду, никуда не сворачивая, а там за прудом вы и сами увидите дорогу в город. Одна тут дорога в город!
Карик сорвал широкий лист подорожника, ловко свернул его фунтиком и бережно посадил на дно этого фунтика великого ученого – Ивана Гермогеновича Енотова.
– Ну, а теперь бежим домой, – сказал он Вале. – Только смотри не потеряй драгоценную экофору.
– Постой... Как же мы пойдем по городу голыми?
– Подумаешь! – презрительно фыркнул Карик.
– Нет, нет! – сказала Валя. – Это нехорошо.
– Что значит нехорошо? – удивился Карик.
– Да у меня все кости торчат наружу. Смотри, какая я худая. Надо мной смеяться будут.