— Напрасно так думаешь. Многие осы приготовляют бумагу лучше человека. Бумага осы не боится ни снега, ни дождей, не рвется от ветра. Вот если станешь энтомологом — попробуй разгадать секрет приготовления бумаги осами. Такая бумага будет очень полезной людям. А ты о чем задумалась, Валя?
— Я думаю, как бы поскорее уйти отсюда. Если они уже грызут наш причал, значит, они где-то недалеко от нас. Я боюсь их. Пойдемте домой!
— Ну что ж, — сказал Иван Гермогенович, — домой так домой. Пошли!
И путешественники вернулись в свою пещеру.
Утром чуть свет они перекатили на корабль последние бочки с медом, перенесли волосяные матрацы, захватили и яйца светляков.
Одно яйцо как сигнальный фонарь Карик прикрепил к верхушке мачты.
Суетился он, пожалуй, больше всех. И немудрено. Ведь он так долго болел и так мало приложил сил для спуска и оснастки корабля, что ему теперь необходимо было работать больше Вали и профессора.
Бегая по кораблю, Карик командовал, как, казалось ему, должен командовать настоящий капитан:
— Эй, на юте! Подобрать шкоты!
Валя смотрела на него широко открытыми глазами.
— А что такое “на юте”? — спрашивала она.
— Ну-у-у… Ясно что! Где ты стоишь сейчас — это и есть ют!.. На корме, значит… Эй, юнга Валентина, шкоты подбери!
— А что такое “шкоты”?
— Не знаешь, что такое шкоты? Шкоты — это веревки.
— А нельзя ли, — спросил Иван Гермогенович, — веревки называть веревками, а корму кормой?
Карик горько усмехнулся:
— Можно, конечно, но тогда нас надо называть не моряками, а плавучим детским садиком.
— А мы уже моряки?
— А кто же? Пассажиры? Нам же вести корабль приходится. А если мы моряки, нам и разговаривать надо на морском языке.
Перетаскивая груз на “Карабус”, отважные мореплаватели обливались потом, но как только корабль был нагружен, все уселись на палубе, осматривая размещенное на корабле снаряжение.
— Кажется, все перенесли! — сказал профессор. — И продукты, и матрацы, и снасти.
— Жалко, что не попался нам ручейник, — сказала Валя. — У него мягкая шелковая паутина. Такие матрацы были бы лучше волосяных.
— Неженка! — сказал Карик. — Настоящие моряки даже на голых досках должны спать. Море неженок не любит.
— Но я, — сказал профессор, — не собираюсь быть моряком. Да и Валя, думаю, не мечтает о море. Поэтому ты можешь спать на волосяном матраце, а мы с Валей поищем что-нибудь помягче.
— Тут есть ручейники? — спросила Валя.
— Ну, свои домики выстилают мягким пушистым шелком не только ручейники. Тонким шелковистым веществом выстилают свои гнезда трубки и звонцы, или, как их еще называют, комары-дергуны. Немало и других насекомых могут одолжить нам мягкую подстилку. Я могу сходить поискать.
— Да нет! Доплывем и на волосяных матрацах! — сказала Валя. — Я боюсь остаться без вас. А вдруг опять кто-нибудь утащит нас или вас.
— Правильно! — закричал Карик. — Уж если ехать — так ехать.
— Ладно! Поехали! — сказал профессор. — Командуй!
Карик подбежал к парусам, взял в руки шкоты.
— Отдать концы! — закричал он громовым голосом. — Марсовые, по местам! Поднять сигналы!
Профессор выбрал причальную веревку, аккуратно сложив ее на корме.
“Карабус” был готов к дальнему плаванию.
“А хорошо бы, — подумал Карик, — пальнуть из пушки перед тем, как покинуть гавань…”
Но, к сожалению, пушки не было.
Карик прошел по кораблю, переваливаясь с боку на бок, как заправский моряк, оглядел свою команду и тихо плюнул за борт.
Минута была торжественная.
Карик поднял руку вверх.
— Внимание!
Команда следила за своим капитаном, не спуская с него глаз.
— Зюйд-вест! Полный вперед, тысяча чертей и одна ведьма!
— Есть, капитан! — гаркнул Иван Гермогенович, весело подмигнув Вале.
Ветер заполоскал паруса.
“Карабус” дрогнул, качнулся, точно раздумывая, плыть ему или остаться в гавани, и тихо отошел от берега.
— Полный вперед! — крикнул бравый капитан.
…Дул ветер. По воде бежали белые барашки. Корабль качало, подбрасывало на волнах. Теплые брызги летели в лицо мореплавателям. Славный корабль мчался, черпая бортами воду.
Вокруг “Карабуса” шныряли огромные водяные чудовища. Они обгоняли корабль, выпрыгивали из воды, резвились, точно дельфины. Одно животное, похожее на кролика с рогами оленя, но совершенно прозрачное, долго плыло рядом, не отставая от корабля путешественников. У этого причудливого спутника “Карабуса” можно было разглядеть сквозь прозрачную оболочку все его внутренности.
— Кто это? — спросила Валя.
— Самая обыкновенная водяная блоха, — ответил профессор.
Валя стукнула ее по голове палкой. Блоха исчезла.
Мимо, обгоняя корабль, промчалось что-то, очень похожее на подводную лодку. Животное плыло под водой, а на поверхности был виден только пенящийся след. Это животное чуть было не налетело на “Карабус”, но в самую последнюю минуту круто свернуло вправо и быстро исчезло под водой.
— Кто это? — прошептала испуганная Валя.
— А это, — ответил спокойно Иван Гермогенович, — самая обыкновенная улитка-прудовик.
— Водяная улитка?
— Угу!
— Как же она передвигается?
— Вот этот вопрос, — сказал улыбнувшись Иван Гермогенович, — был самым трудным для всех ученых, однако и он разрешен блестяще. Водяная улитка-прудовик путешествует, как это ни странно, вниз головой. Вытянув свою единственную ногу, она выделяет на поверхность воды слизь, прикрепляется этой слизью к пленке воды и скользит по ней, как по плоту.
— Но она же, в таком случае, не видит.
— Прекрасно видит. Ведь ее глаза находятся на ноге.
— Вот это здорово! — удивился Карик.
— Н-да! — промычал Иван Гермогенович, — Что ж тут удивительного? Мы уже встречали хищных животных, у которых нет рта, и животных, которые слушают ногами. Если вы увидите когда-нибудь самого обыкновенного сверчка, обратите внимание на колени его передних ног. Белый диск на ногах сверчка — это ухо, которым он слушает. Такие же уши вы найдете у кузнечиков и термитов. Но если можно слушать ногами, то почему ноги не могут видеть? Водяная улитка глядит на мир ногами и видит все преотлично. Впрочем, в этом удивительном мире можно встретить еще более странные существа. И это не чудовища из сказок Андерсена и Гримма. Все они живут рядом с нами, в самой замечательной сказке, которая называется “жизнь”. О, я мог бы рассказать вам такие чудесные истории об этих животных, которые занимательнее, чудеснее любой сказки. Однако я так часто читаю лекции о жизни насекомых, что боюсь, как бы вы не подумали, будто я разыскал вас не для того, чтобы вместе с вами вернуться домой, а для того лишь, чтобы читать вам лекции. — Профессор откашлялся. — А не спеть ли нам, друзья, песню юнги? Про веселый ветер! Про моря и голубые просторы!
И он запел хрипло:
А ну-ка песню нам пропой, веселый ветер!
— Смотрите, смотрите! — торопливо закричала Валя, прижимая к ушам ладошки, потому что Иван Гермогенович пел все песни на один мотив, да и не пел даже, а выл таким голосом, каким, наверное, и ногами петь было бы неприлично. — Смотрите, плывет что-то полосатое. Видите? На самом дне? Под “Карабусом”?
Профессор взглянул через борт. “Карабус” мчался над полосатыми глыбами. Они лежали на дне водоема, словно затонувшие корабли.
— О! — сказал он и небрежно махнул рукой. — Эти не плывут и вообще не плавают. Это — обыкновенные ракушки. Бывшая пища человека. Когда-то, очень давно, ракушки были для людей тем же самым, чем сейчас является для нас хлеб. Но теперь мы смотрим на этот бывший хлеб с брезгливостью.
— Не думаю, — сказал Карик, — что ракушки вкуснее хлеба.
— Ты прав, — согласился Иван Гермогенович, — но все-таки жаль, что такое огромное количество пищи пропадает напрасно. Ведь эти ракушки можно было бы собирать миллионами центнеров.
— Но для чего же, если их не едят?
— В Германии, например, их собирают, варят в больших котлах и…
— Неужели едят?
— Нет!.. Ими кормят свиней… От такой пищи свиньи быстро жиреют и мясо у них становится исключительно нежным и вкусным.
На некоторое время разговор смолкал, но лишь только ребята слышали угрожающее покашливание, а это значило, что профессор собирается запеть, они торопливо задавали ему какой-нибудь вопрос.
Так прошло несколько часов.
“Карабус” мчался на всех парусах. Но вот солнце поднялось высоко и ветер стих.
Теперь корабль лениво тащился по мертвой зыби, еле-еле покачиваясь. Паруса обвисли. Капитан приуныл.
Путешественники сели у борта, свесили в прохладную воду ноги.
В колеблющейся воде резвились водяные животные. Они сновали среди зеленых подводных лесов, которые поднимались с темного дна, лениво покачиваясь из стороны в сторону.
Подводные леса, над которыми плыл “Карабус”, остались позади. Теперь сквозь толщу воды можно было видеть холмистое, серое дно.
По склонам подводных холмов ползали, извиваясь и сплетаясь друг с другом, огромные красные змеи. Их было так много, что в некоторых местах они покрывали дно словно красным живым ковром.
— Смотрите, сколько тут водяных змей! — закричала Валя.
Профессор добродушно усмехнулся:
— Да какие же это змеи? Самые обыкновенные кулициды хирономус… А попросту, по-русски, личинки комара-дергуна… Любимая пища мелкой рыбешки.
— Но как их много!
— А это хорошо, что много. Чем больше таких личинок в прудах, озерах и реках, тем больше в них рыбы. Ведь это единственный для многих рыб корм. Не будь в воде личинок дергуна — не было бы у нас плотвы, окуней, ершей, язей, лещей, голавлей.
— Смешное какое название — дергуны. Почему их так зовут?
— Да потому, что они неустанно сучат, дергают ногами, словно стараются стряхнуть что-то с ног.
— А я и не знала, что комаров называют дергунами.
— Нет, — сказал Иван Гермогенович, — так называют только один вид комаров. У других комаров — другие названия.