– Нагулялся? Что будем делать? Что молчишь? Когда ты вчера…
– Позвонили?
– … пошел к Изольде домой, я поняла, что тебе не нужен больше наш дом.
Попсуев ничего не ответил. Попил чай. Прошелся по квартире, побросал в сумку нужные ему вещи и сказал:
– Живи тут, а я на дачу. Днями репетировать буду, роль предложили.
На дачу Сергей не поехал, поселился в театральном подвале, в своей мастерской. Там можно было какое-то время жить, экономя время на пути с дачи в театр и обратно, да и нервы.
«…неужели семья разрушает человека? Ведь очень многие мужчины и женщины вступают в брак целомудренными. Я, конечно, не святой, да и Татьяна, но помыслы-то у нас были чистые! Во всяком случае, у Таньки. Как в оптике при сложении двух световых волн возникает чередование темных и светлых полос, так и в семье даже супругов-ангелов ожидают не только светлые, но и окаянные дни. Разойдись они, уже чистыми не останутся. Или всё же человек разрушает семью? И как это я дошел до этой мысли? Или до дела?..»
Вопреки опасениям Ненашева, на премьере «Сирано из Гаскони» был аншлаг. Билеты, конечно, уже не по удесятеренной, а по двойной цене, разошлись в три дня. На ТВ накануне прошла информация о спектакле, а в «Вечерке» Кирилл Шебутной пообещал нежинцам незабываемое зрелище и истинное эстетическое удовольствие от просмотра бессмертной комедии Эдмона Ростана. Журналист доверительно сообщил, что на спектакле будет столичный гость – народный артист РФ Григорий Барабанщиков, знакомый зрителям по многим киноролям. Шебутной перечислил ведущих артистов, занятых в спектакле, но вместо Попсуева назвал некоего Эркюля Савиньена, гастролера из графства Керси (Франция), потомка русских эмигрантов первой волны. Так, кстати, было указано и в театральных программках и афишах. (Как оказалось потом, Илья Борисович выплатил Савиньену сумму, достаточную для покрытия скромных нужд чуть ли не половины труппы.)
Перед спектаклем Крутицкая спросила Консера:
– А ты в курсе, что вечером будет сам Барабанщиков?
– Откуда знаешь? – напрягся главреж.
– Разведка донесла. В том месяце делегация от московских театров была. Вот там нашелся человек, который устроил это. Вчера в «Вечерке» написали. Говорят, он из аэропорта прямиком в театр придет.
– Ну, это честь! Это же после Петра Горина эталон Сирано. Изольд очка, не подкачай.
– Ха! Думаешь, он меня едет смотреть? Зачем ему еще одна Роксана? Ему Бержерак нужен, у него Бержерак в груди. Как и у Попсуева, – в раздумьях добавила актриса.
– Умыкнут у нас Попсуева, – с деланной скорбью произнес Консер. – Оправится ли от этого удара провинция?
– Ты, я гляжу, лицемер хлеще Ненашева.
– Учителя, – вздохнул Костя, взглянув на портрет тезки. – Великие учителя! Интересно, откуда он, народный, узнал об артисте из народа?
– От народа, от кого же еще.
– Сдается мне, у этого народа женское лицо. Изоль-дочка, шерше ля фам[22], конкурентки завелись.
– Но это же отлично!
– Да ты прямо сама Сирано в юбке.
– А ты сомневался?
Несмотря на то, что Сергей мог мобилизоваться перед соревнованиями и экзаменами, ночь перед премьерой он спал плохо. Уже целый месяц Попсуева обуревали мысли, что зря ввязался в эту романтическую историю. Он никак не мог понять: изменился ли его взгляд на де Бержерака или он сам «не тянет» своим нутром на эту роль. К тому же в нем с каждым днем росла необъяснимая тревога, которая (он знал это) никогда не приходила к нему попусту, а всегда несла неприятность или беду. От этого в Попсуеве росло раздражение и неудовлетворенность. Последние репетиции и прогон, однако, прошли гладко.
На премьеру Сергей явился на взводе, лихорадочно страстный и, как это было в лучших его сабельных боях, «порвал соперника» – партнеров и публику. Зал ревел, а трупа, исключая Кошмарика и его юных безземельных кнехтов, не смогла сдержать слез восторга. Крутицкая же, Консер и братья Ненашевы поздравили друг друга с грандиозным успехом, закрепленным директорской фразой: «Завтра, родные мои, порадуемся еще и премиальным».
«…Сирано верил в остроту своего ума и шпаги, и больше ни во что. А я? Ни ума, ни шпаги, инфантильный Буратино из кукольного театра. Разве я не подлец? Зачем согласился на предложение Ненашева? «Сереженька! Мне удачная мысль в голову пришла. Вас пока в театральном мире не знают, да и публике вы незнакомы. А что, если нам выступить под другим именем? Скажем, французского актера, которого мы пригласим оттуда, а? Сына и внука русского эмигранта. Это сегодня в тренде. На него пойдут. А мы потом эту тайну общественности раскроем. Опять же рейтинг повысится. Я даже знаю, как его зовут. Эркюль Савиньен!» Наверняка задумал очередную пакость, а я покрываю ее! Бержерак прибил бы прохиндея за одно лишь использование его имени. Имеет ли право мерзавец в окружении мерзавцев играть благородство?..»
Премьера «Сирано из Гаскони» стала легендой в культурной жизни Нежинска. До сих пор никто не знает, почему был всего один спектакль с участием Эркюля Савиньена. В театре поговаривали, что это был их главный инженер Попсу ев, но точных доказательств сему не осталось. Руководство театра как воды в рот набрало, актеры пожимали плечами, а самого Попсуева в театре не оказалось. Сказали: уволился. Заметка Кирилла Шебутного тоже не пролила свет на эту странную, даже уникальную историю.
Позавчера на премьере героической комедии «Сирано из Гаскони» по пьесе Эдмона Ростана «Сирано де Бержерак» побывал народный артист России Григорий Барабанщиков. Зритель знает его как замечательного исполнителя многих театральных ролей в пьесах русских и зарубежных драматургов и писателей, знает многие его кинороли. Безусловно, и Сирано де Бержерак в его исполнении стал классикой.
Кому как не Барабанщикову было оценить мастерство наших постановщиков и актерской труппы. В целом московский артист спектаклем остался доволен. Отметив незначительные оплошности, очень высоко оценил режиссерскую работу Андриса Ненашевиньша, с восхищением отозвался о работе примы Изольды Крутицкой и неизвестного нашему зрителю актера, выступившего под именем Эркюля Савиньена. (Предполагают, что это гастролер из Франции, безукоризненно владеющий русским языком). Особо мастер сцены отметил тонкую душевную организацию и «изящную взрываемость» исполнителя, своеобразно назвав ее «приёмистостью артиста, форсажем исполнения». (Это замечание Барабанщикова говорит о нем еще и как о технаре, хорошо знакомом с автомобилями и самолетами.) «Всё на месте – движения, речь, мимика, акценты, рефлексия… Я потрясен», – признался Григорий Григорьевич.
Барабанщиков отметил также, что «Савиньен переиграл партнеров (мужчин), но не привычным в этой роли пафосом, романтичностью или сумасбродством, а тонкостью, лиризмом и глубокой душевной порядочностью – вещью сегодня немыслимою. В результате нам была явлена не романтическая комедия или героическая драма, как это принято ожидать от постановки этой пьесы, а высокая трагедия непонятого человека, христиански смирившегося со своим местом у чужих ног. Переиграл не нарочито, не по отсутствию актерского опыта, великодушно щадящего коллег, а по своей человеческой значительности и чистоте. Ведь зрителя не обманешь. Зритель, как ребенок (а в театре все мы становимся детьми), видит сразу же доброго и чистого человека. И нос Сирано вовсе не гоголевский Нос, он тут вообще не играет никакой роли. Разве что маска, которой тут же хочется сказать: «Маска, я тебя знаю». Савиньен показал, что дух настолько выше плоти, что в принципе никак не стыкуется с нею. На земле нет места Божественной Любви. А земную любовь Сирано не приемлет».
Через день после премьеры я собирался взять интервью у Эркюля Савиньена, но его в Нежинске не оказалось, исчез. Открыв энциклопедию, я неожиданно (для себя) обнаружил, что полное имя поэта XVII века было Эркюль Савиньен Сирано де Бержерак. Что этим хотел сказать актер, выступивший под именем Савиньена? Он его однофамилец? Родственник? Или сам Сирано де Бержерак?»
На следующий день после премьеры одной из первых поздравила Попсуева главбух Валентина Семеновна. В огромных глазах ее стояли слезы. Безнадежно влюбленная в Сергея, она до этого скрывала свои чувства, но, потрясенная спектаклем и судьбой поэта, о котором она ничего раньше не знала, не спала всю ночь и решилась заглянуть в каморку главного инженера. Взяв Попсуева за руки, Валентина Семеновна сумбурно выразила свой восторг, трехкратно, как заклинание, произнеся одни и те же слова и, прощаясь с ним, сказала, что в расчетной ведомости за этот месяц ему начислена «просто громадная» сумма. Главбуху было очень приятно, что Попсуев узнал об этом из ее уст.
– Столько у нас еще никто не получал. Но я бы лично отдала вам зарплату всей труппы!
– А какая сумма? – полюбопытствовал Попсуев. «Куртку на барахолке куплю. Или джинсы».
– Я лучше напишу, – прошептала Валентина Семеновна, оглядываясь на дверь.
Она аккуратно вывела крохотными циферками сумму.
– Валентина Семеновна, вы не ошиблись? С двумя ноликами?
– Нет, нет! Хватит на «Жигули»! У вас ведь нет машины?
– А, позвольте, откуда деньги? Клад нашли?
– Но как же, Сергей Васильевич, вы же по контракту Эркюль Савиньен, подданный Франции, а ему полагается сами знаете сколько.
– A-а… Эркюль. Признаться, вылетело из головы.
– Деньги привезут сегодня.
Попсуеву было неудобно перед другими артистами получать такую сумму, поэтому в кассу он пришел после всех. Кассирша поздравила Сергея с успехом и выдала ему причитающееся вместе с табулькой. Денег было на треть больше обычного. Аккурат на одну штанину от джинсов. «Однако Валентина Семеновна экзальтированная особа! «Жигули»!» Надо же, и я раскатал губу». Вспомнив довольное лицо Ненашева, поздравлявшего его с триумфом, Сергей поспешил в бухгалтерию.