– Да. И да, и нет. – Колин еще крепче обнял ее за талию и привлек к себе. – Мы дрались до первой крови, и я позволил ранить себя, – объяснил он. – У него было на это право.
Амелия открыла рот, чтобы возразить, но он приложил кончики пальцев к ее губам.
– Позволь мне все сказать.
Она долго смотрела на него, осознавая неожиданную суровость, появившуюся на его лице. Затем, кивнув, освободилась из его объятий и, чтобы все как следует обдумать, пересела на сиденье напротив.
Только теперь она заметила, что из всей одежды на ней только ночная рубашка. Что касается Колина, он был в прекрасно подобранной темно-зеленой бархатной одежде. Ей было все еще трудно связывать этого Колина с прежним Колином, но, несмотря на это, не было трудно его любить.
– Нет смысла отрицать, что Уэр может предложить тебе то, чего нет у меня, – сказал Колин. В его черных глазах она видела любовь и решимость. – Вот это ты и подслушала утром. Но я понял, что меня это больше не смущает.
– Правда? – Амелия от волнения прижала руку к животу.
– Да, не смущает. – Он скрестил на груди мощные мускулистые руки, которые всегда так возбуждали ее. – Я люблю тебя. Я хочу тебя. Ты будешь моей. И к черту разные размышления.
– Колин…
– Я похитил тебя, Амелия. Убежал с тобой, как мне всегда этого хотелось. – Он снова улыбнулся. – Не пройдет и двух недель, как мы станем мужем и женой.
– А я не могу здесь и слова сказать?
– Ты можешь сказать «да», если тебе хочется. Или ничего не сказать.
Амелия, хотя и сквозь слезы, рассмеялась. Колин наклонился:
– Скажи мне, что это слезы счастья.
– Колин… – Она вздохнула. – Как я могу сказать «да»? Так жестоко бросив Уэра ради собственного удовольствия? Именно так поступал мой отец. Если я поступлю так эгоистично, я не смогу с этим жить. Может быть, я даже стану сердиться на тебя за то, что ты заставил меня совершить такой жестокий поступок.
– Амелия. – Он выпрямился. – Если я скажу, что Уэр имеет лишь одно желание – видеть тебя счастливой, это, наверное, успокоит тебя, и ты дашь свое согласие, но это не то, чего я хочу.
Она нахмурила брови:
– Да, мы действовали под влиянием минуты, – продолжал он. – Да, мы жили одним днем и своей любовью, позабыв обо всем мире. Но мы такие, какие мы есть. В этом наше сходство. Ни ты, ни я не сдерживаем наши желания.
– Нельзя так жить.
– Нет, можно. Пока это не причиняет боли другим. – Его голос становился все более бесстрастным, завораживая ее. – Уэр не любит тебя так, как люблю я. И ты не любишь его. А еще ты не любишь себя так, как следовало бы любить. Ты обвинила меня, что я притворяюсь не тем, кто я есть, а сама тоже в этом виновна. Ты пытаешься превратить себя в светскую даму, соблюдающую приличия, но это уже не ты! Не стыдись тех своих качеств, за которые я так тебя люблю.
– Уэлтон был ужасным человеком, – возразила она. – Я не могу быть такой, как он.
– И никогда не смогла бы. – Колин взял ее за руки. – Ты переполнена любовью к жизни и семье. А твой отец любил только себя. Это совсем разные вещи.
– Уэр…
– Уэр знает, что я увез тебя. Он мог бы помешать нам, если бы захотел, но не сделал этого. Я имею этот день и тебя и отбрасываю все остальное. Это пугает, да. Мы оба должны покинуть клетки, которые создали для себя, и отправиться в неизвестное. Но мы будем принадлежать друг другу.
«Клетки». Она провела в клетке столько времени, что одна часть ее души ненавидела запреты, а другая была благодарна за них, ибо они не давали ей стать похожей на Уэлтона.
– Ты так хорошо знаешь меня, – прошептала она.
– Да, я знаю тебя лучше, чем кто-либо. Ты велела мне поверить, что я достоин тебя. А теперь твоя очередь поверить, что ты достойна меня. Поверь, у тебя нет никаких отцовских пороков. Поверь, что у меня хватает ума полюбить замечательную женщину.
Он прикоснулся губами к ее пальцам.
– Сделай этот шаг вместе со мной, Амелия. Я двумя руками держусь за нашу любовь вопреки всем причинам, по которым мне не следует этого делать. Сделай то же. Послушайся своей страстной натуры и беги со мной. Будь свободна вместе со мной. Мы будем счастливы.
Она посмотрела на него сквозь слезы. Затем бросилась в его объятия.
– Да, – прошептала она, прижимаясь к его щеке. – Будем свободными.
Кристофер, Саймон и Уэр были увлечены разговором, когда в комнату ворвалась Мария, придерживая одной рукой юбки, а в другой держа записку.
Мужчины мгновенно встали. Кристофер и Саймон с встревоженным видом шагнули ей навстречу, Уэр лишь слегка приподнял бровь.
– Я нашла это на подушке Амелии! Митчелл похитил ее.
Саймон не сразу понял:
– Простите?
– В самом деле? – улыбнулся Кристофер.
– Он пишет, что собирается жениться на ней. – Она взглянула на записку и снова прочитала ее. – Они уже направляются на север.
– Нам надо поторопиться, иначе мы опоздаем на свадьбу, – сказал Уэр.
– Вы знали? – удивилась Мария.
– Я надеялся, – поправил он. – Меня радует, что к человеку вернулся рассудок.
Мария открыла и снова закрыла рот.
– Ну, не будем тратить время, – сказал Кристофер, беря ее под локоть и поворачивая к двери. – Нам еще надо собрать вещи. Тим покараулит мадемуазель Руссо и Жака в наше отсутствие.
– На север, – пробормотал Саймон. – Могу я поехать в вашей карете, милорд?
– Конечно.
Все еще не веря своим ушам, Мария оглянулась на Уэра.
– Это счастливое событие, миссис Сент-Джон, – сказал он. – Вы должны, как и я, улыбаться.
– Да, милорд.
Она взглянула на Кристофера, который в ответ лишь кивнул. Тогда она, пожав плечами, громко расхохоталась. Затем подхватила юбки и побежала за мужем вверх по лестнице.
Эпилог
– Через несколько часов мы отплываем, – сказал Куинн, играя кисточкой пестрой подушки. – Мои сундуки и слуга уже на борту, а Лизетта надежно заперта в каюте.
Они сидели в семейной гостиной нового дома Колина в Лондоне. Комната была большой, красиво отделанной, в мягких голубых с золотом тонах. Амелия украсила комнату, добавив яркие вещи из наследства Колина – подушки в роскошных наволочках, небольшие резные статуэтки и вазы с цыганскими украшениями, которые им на свадьбу подарил Пьетро. Это был не модный стиль, и многие нашли бы его ужасно безвкусным, но они оба любили эту комнату и проводили в ней немало времени.
«Будь самим собой», – говорила Амелия с вновь приобретенной уверенностью, безгранично возбуждавшей его. Амелия тоже проявляла смелость, которую так долго сдерживала. Боязнь, что она станет слишком похожа на отца, исчезла, а страх Колина оказаться недостойным ее уже не властвовал над его поступками.
Колин откинулся на спинку кресла и спросил Куинна:
– Французы согласились отпустить наших людей в обмен на мадемуазель Руссо и Картленда?
– И Жака. Он им тоже нужен. Но сейчас я беру с собой только Лизетту. Они могут получить тех двоих после того, как я удостоверюсь, что они выполнили свои обязательства.
– Я тебе не завидую, – сказал, поморщившись, Колин. – Не могу представить мадемуазель Руссо в роли послушной заключенной.
– Она жалка, но мне все это доставляет огромное удовольствие.
Колин рассмеялся:
– Потому что ты грубиян. Когда вернешься?
– Точно не знаю, – пожав плечами, сказал Куинн. – Возможно, когда узнаю, что остальных освободили. А может быть, я немного попутешествую.
– Ты хорошо заботишься о своих людях, Куинн. Этим твоим качеством я всегда восхищался.
– Они больше не мои люди. Я подал в отставку. – Он кивнул в ответ на поднятые брови Колина. – Это правда. Моя служба у Эддингтона некоторое время была интересной, но теперь я должен найти другие развлечения.
– Какие?
– Вроде каких-нибудь беспорядков. – Куинн усмехнулся. – Я вижу тебя в вечернем благоденствии и вспоминаю, что беззаботное существование не для меня. Мне было бы скучно до слез.
– Но не с любимой женщиной.
Куинн откинул назад свою темную голову и расхохотался таким громким искренним смехом, что Колин не мог не улыбнуться.
– Даже когда я безнадежно был влюблен в Марию, – сказал, поднимаясь, Куинн, – я, слава Богу, никогда не говорил такой чепухи.
Колин тоже встал и, смущенно краснея, сказал:
– Когда-нибудь я напомню тебе о твоих заверениях и посмотрю, как ты возьмешь свои слова обратно.
– Ха! Этот день еще не скоро наступит, друг мой. Вероятно, ни один из нас не доживет до этого времени.
Когда Куинн направился к двери, Колин почувствовал, что ему грустно с ним расставаться. Куинн по характеру бродяга, поэтому встречаться они будут нечасто. После того, что они перенесли и пережили вместе, Колин воспринимал Куинна как брата и знал, что будет скучать по нему.
– Прощай, друг мой. – Куинн похлопал Колина по спине. – Желаю тебе многих радостей и множество детей.
– Я тоже желаю тебе счастья.
Куинн поднял руку в военном салюте и ушел. Искать следующего приключения. Колин долго стоял перед закрывшейся дверью.
– Дорогой.
Ласковый, горловой звук голоса Амелии теплой волной коснулся его кожи.
Улыбаясь, Колин повернулся и увидел ее, одетую лишь в пеньюар, на верху лестницы. Волосы Амелии были уложены в сложную прическу с алмазами, вплетенными в напудренные локоны.
– Ты еще не одета? – спросил он.
– Почти готова.
– Мне так не кажется.
– Мне пришлось прерваться, когда Энн наносила последние штрихи…
– О? – Он широко улыбнулся. Ему был знаком этот соблазнительный, шаловливый взгляд ее глаз.
Она грациозным жестом подняла руку, на которой в свете канделябров блеснул изумруд обручального кольца. В тонких пальцах была зажата блестящая черная шелковая лента, на которой висела знакомая белая маска.
– Если хочешь, – предложила Амелия, – мы поедем, как и собирались, на маскарад. Я понимаю, тебе нужно время, чтобы одеться.
Он направился к лестнице.
– Мне нужно намного меньше времени, чтобы раздеться, – мягко заметил он.