Каждый располагает своим кошельком. Сын не ждет более, что получит всё от своего отца, клирик – от настоятеля, рыцарь – от своего патрона-кормильца. Все могут самостоятельно «попытать счастья» пойти на риск, выйти из своей общественной группы. Каждый вассал и министериал мечтает стать сеньором. Жизнь становится цепью приключении. В XI веке «пером и шпагой» производятся союзы и заговоры. Некоторым из средних людей удается получить выгоду от перемен, но большинство, служа помыслам сеньоров, оказывались в отчаянно трудном положении – войны, насилие и преждевременная смерть оставались повседневной реальностью.
Сносное существование большого слоя людей теперь поддерживают надежда и вера, которые питает уверенность в том, что Творец – Он рядом. Нет ничего лишнего и нет ничего случайного. Чтобы найти свое место в земной обители и заслужить небесную награду, следует внимательно воспринимать и верно трактовать знаки, которые Создатель сообщает через лишения и испытания. И следует больше заботиться о своей вечной душе, чем о бренности земного существования. Средневековое сознание пребывает в сумеречной атмосфере (Twilight). Бога не видел никто и никогда. Но Божественный свет заполняет всё пространство. И это веское основание считать, что потусторонний мир не менее реален, чем всё, что есть вокруг. В «Игре в бисер» Гессе пишет:
«Мир этот существовал не только где-то вдалеке, в прошлом или будущем, нет, он был рядом и был деятелен, он излучал свет, он посылал гонцов, апостолов, вестников…»
Потусторонний мир средневековый человек воспринимал так, как мы воспринимаем виртуальное пространство. Оно – рядом. Мы постоянно обращаемся к нему за помощью. Мы играем с ним. Мы побаиваемся его, но не настолько, чтобы от него отгораживаться. Подтверждением подобного отношения к потустороннему миру в Средние века может служить факт приближение кладбища к церкви. Теперь церковный атриум становится местом захоронения. И это воспринимается естественно. Ведь смерти нет. От Бога исходит Белый Свет. Самого Бога не видел никто и никогда. Но символы веры – «белые одеяния новых церквей» – появляются по всей Европе.
Христианский храм становится вместилищем знаний, подлинной
«книгой и картиной» – liber etpictura (лат)!
Например, в X веке на месте старой базилики Святого Амвросия в Милане строится новый собор в романском стиле. Святой Амвросий обладал таким даром красноречия, что, как говорят,
«пчелы сами залетали к нему в рот, привлеченные его медовым языком».
Теперь, в X веке, базилика Св. Амвросия привлекала языком символов и аллегорий. Средневековый архитектор смело и открыто помещает в храм римские колонны, в стены и порталы встраивает фрагменты римских статуй. Римские камни – белые на красном фоне средневековой кладки – символы того, что нет и не было ничего лишнего в диалоге человека с Богом. Память – вот то, что возвращается к средневековому сознанию. Теперь стремление увековечить себя в мире воплощается в строительстве храмов и соборов. Вслушайтесь в то, что говорит Рауль Глабер, монах святого Бениня из Дижона:
«Когда минул второй год после тысячелетия, во всём христианском мире, а более всего в Италии, люди принялись восстанавливать церкви».
Некоторые церкви даже и не нуждались в замене. Однако же христиане возводили вместо них другие, еще более красивые. Казалось, что
«мир стряхнул пыль со старых одежд своих, дабы облачиться в белую ризу оных своих церквей».
До тысячного года было мало или не было вовсе талантливых зодчих. Живительно, что внезапно нашлись не только многочисленные ремесленники и художники, но и зодчие, способные возвести базилику. Мастера средневековья получили эти познания совершенно внезапно. Словно по наитию или по наущению свыше. Храмовники, проникшие в тайны «вселенских уравнений», занялись возведением по всей стране величественных готических соборов в честь Богоматери. И этот импульс зодчества не иссякает вплоть до XIII века. По всей Западной Европе ведется грандиозное строительство: сооружаются соборы, монастыри, аббатства и церкви. И речь идет не о каких-то крохотных сооружениях. В их число входят аббатство в Клюни, собор в Шартре, Йоркский собор, Вестминстерское и Каннское аббатства. К тысячному году в Европе существовало 1108 романских аббатств, и почти все они были построены после 950 года, а в новом тысячелетии реконструированы. В XI веке появится еще 326 аббатств, в XII веке – 702.
В Европе, задыхающейся от нехватки средств, нашлись огромные денежные ресурсы. Источником денег не могла стать добыча драгоценных металлов. Их месторождения в Германии, Чехии и России еще не были открыты. Источником этих средств стали торговля и расширение общего европейского рынка. Расширению единого европейского пространства предшествует и сопутствует
идея консолидации всей Западной Европы под единой христианской религией и под единой властью.
Эта идея сформировалось еще в эпоху раннего средневековья при Константине, а затем стала доминирующей при Карле Великом. Под вектором объединения в 1066 году Вильгельм Завоеватель присоединил к Нормандии Англию. В результате торговля оживилась как по одну, так и по другую сторону Ла-Манша. Однако в целом процесс объединений путем завоеваний встречал непреодолимое сопротивление европейских элит. В результате трений и яростных баталий к тысячному году сформировалась
новая Европейская идея объединении Европы на платформе общей Христианской веры с сохранением независимости отдельных королевств.
Это идейное стремление находит свое воплощение в папской политике Римской церкви. Бенедектинский папа тысячного года Сильвестр II призывает всех знатных сеньоров, занятых только разбоем и грабежом, принять «божье перемирие». Призыв к «божьему примирению» Сильвестр II уравновесил планом «крестового похода». Этот план через сто лет осуществил другой бенедиктинский папа Урбан II. Как бы там ни было, начиная уже с Сильвестра II Иерусалим становится целью для бенедиктинцев. Однако цель эта еще не провозглашена. Ее провозгласят, когда всё будет подготовлено, – в 1096 году. И это будет сделано в формате превосходно спланированной пропагандисткой акции. Прежде всего будет брошен клич: «Освободите святые земли!» Клич усилят авторитетом: «Так хочет Бог!» И придет войско, и вооруженная знать захватит Иерусалим. И падет Иерусалим после долгой осады и чрезвычайно кровопролитного штурма в июле 1099 года. И у подножия Иерусалима, на возвышении, где стоял храм Соломона, появится монашеский орден новой формации – орден Храмовников (Тамплиеров).
Орден построен по законам строгой иерархии. Еще в IX в. Иоанн Эриугена перевел на латинский язык трактат Псевдо-Дионисия Ареопагита, согласно которому ангельская иерархия Серафимов, Херувимов и Престолов, Господств, Сил и Властей, Начал, Архангелов и Ангелов представляла собой прообраз земной иерархии. Вслед за Иоанном Эриугеной эту точку зрения усвоили все мыслители средних веков. Идея иерархии, как некой слаженной рациональной символической структуры, соблазняет чувственное средневековое воображение своей рациональностью.
Но всякая рациональная идея нуждается в апробации. И на монастырских подворьях был развернут масштабный социальный пилотный проект. Превратности и спонтанность мирской суеты компенсировал успокоительный уклад монастырской жизни. Монашество стало оплотом стабильности и порядка. Монастырь стал местом, отстраненным от мирских смут. Святой Бенедикт Аньянский так предписывал устройство монастыря:
«Монастырь же надо устроить так, чтобы всё нужное, как-то: вода, мельница, сад, хлебня, разные мастерские находились внутри монастыря, чтобы монахам не было необходимости выходить за ограду и блуждать, ибо это совсем не полезно для душ их».
В начале X в. зародилось «Клюнийское движение» – введение новых строгих монастырских правил. Эти правила, прежде всего, направлены на возрождение дисциплины в монастырских стенах, строгого соблюдения устава, роста числа рукоположенных монахов, единство планировки монастырей и – что особенно важно – их независимость. В 910 г. Гийом Благочестивый, герцог Аквитанский, дарит аббату Бернону монастырь Клюни (Бургундия), указывая в акте об основании монастыря, что новая обитель будет свободна как от светской, так и от духовной местной юрисдикции и подчиняется непосредственно папскому престолу.
Мирская политика церкви – есть политика крупного феодала. Церковь борется за верховное положение в обществе, за превосходство над европейскими монархами, и в этой борьбе – все средства хороши. Папа Григорий VII вводит обет безбрачия священства (целибат). Этот акт почти полностью исключает назначение королевских ставленников «светских аббатов» в качестве фактических управляющих церковными приходами, но вызывает новую волну недовольства. На войне как на войне.
Это яростное бурление на поверхности средневековой жизни не оказывает сколь-либо значительного влияния на структуру феодального общества. Духовенство, светские сеньоры, вассалы, крестьяне, ремесленники – все имеют свое достойное место в средневековой иерархии:
«Крестьянин кормит, ремесленник создает орудия труда, торговец распределяет путем обмена, воин охраняет имущество, не имея к нему прямого доступа».
Те, кому положено заботиться о душе, в монастырях и под сенью соборов приступают к освоению богатого культурного наследия Карла Великого, Людовика Благочестивого и тех других, кто в эпоху «Каролинского Возрождения» спас и сохранил античные рукописи, снабдил их комментариями с мечтой перестроить европейское общество. На этой платформе новая система распространится по всему средневековому пространству. Жорж Дюби в «Истории Франции…» пишет:
«Порывы прогресса, всё более сильные, выводят земли из дикости, они всё яснее предстают перед взором историка. Однако исследователю очень трудно понять, что представляли собой властные институты и как они взаимодействовали вплоть до порога XIIIвека».