Между пользователем и компьютерным ресурсом построена «зеркальная стена».
Обращаясь к облачному ресурсу, пользователь воспринимает этот ресурс как свой собственный компьютер. Но люди по ту сторону «зеркальной стены» могут наблюдать за пользователями, даже не подозревающими, что за ними наблюдают. Мониторинг пользователя, организация контекстной рекламы и манипуляция пользователем, обеспечивает владельцам сетевых ресурсов растущие день ото дня доходы. К некоторым владельцам вычислительных облаков относятся Google, Microsoft, IBM, Total и различные государственные агентства. Их усилиями виртуальное пространство современного человека лишено конфиденциальности. Частная жизнь человека становится общедоступной, как это уже было в средневековой общине.
Современный человек обнаруживает себя всё крепче привязанным к определенному месту при том, что никто не ограничивает свободу перемещений. Вход в облачный ресурс уже сегодня локализован. Без доступа к облачным ресурсам, как и без доступа к банковскому счету, человек не может активно существовать. И уже сегодня стропы контроля затягиваются всё туже. Открытие банковских счетов уже по большей части привязано к месту уплаты налогов. Ужесточить условия доступа к облачным ресурсам – дело времени и дело техники.
В Средние века творческие люди перемещались относительно свободно по всей Европе. Их труд оплачивался весьма скромно. Те, кому посчастливилось, находили знатного и богатого патрона. Патронаж – это средневековая форма отношений, которая дала нам Баха и Микеланджело. Сегодня, как и тогда, креативные люди формируют слой «вольных художников» – фрилансеров (от англ, freelancer). Термин «фрилансер» ввел Вальтер Скотт в романе «Айвенго» для описания «средневекового наемного воина». Фрилансер, находясь вне штата какой-либо компании, может выполнять заказы разных клиентов. Он может работать через Интернет on-line. Но даже в условиях свободной интернет-коммерции креативные люди всё реже торгуют сами по себе, всё чаще они обменивают свободу на гарантированные доход и защиту.
Фрилансер, как и свободный ремесленник, отдает себя под патронаж лорда.
Мы постепенно, но верно втягиваемся в новую формацию и в новую цивилизацию. Она во многом будет напоминать феодальную цивилизацию, но о повторе и речи быть не может. Неофеодализм – это не феодализм средневековой Европы, но новый мировой порядок, созвучный феодализму.
2.3. Символический универсум
Эпоха XII–XIII вв. обладает чарующим воздействием на воображение. Бесчисленные мифы и легенды, полные исторических подробностей, словно по взмаху, зазвучали из всех земель. Забытая технология совмещения истории с мифом возродилась загадочно, спонтанно, вдохновенно. Сказания бриттов и лэ о Мерлине, короле Артуре и Круглом столе, пришедшие через уста кормилиц и жонглеров, покорили Францию, потом Европу. И явились сказители: Уэйс, что из Джерси, Мария Французская, Тома и Беруль, Кретьен де Труа, Роббер де Борон и прочие. Они искусно плетут паутину артурианских романов о поиске Грааля на основе реальных событий и персонажей, взятых большей частью из V столетия от Рождества Христова, в самом начале эпохи Меровингов, во времена крещения Хлодвига. «Книга о Граале» – это не что иное, как Книга Блэза. В ней происходит то, что Блэз услышал от Мерлина и написал в книге, где написано, что Блэз услышал от Мерлина и написал в книге… И книгу эту чувствуют и понимают, кладут на пергамент, и она – чистый симулякр – обретает ракурс некоего оригинала. Она сама по себе – дар, который граф Филипп Фландрский преподнес Кретьену де Труа, и тот поведал об этом в прологе.
Сквозь леса символов, населенные единорогами, василисками, грифонами, путешествуют странствующие рыцари. В сказочном Логрском королевстве легко заблудиться. Передвижения рыцарей, как и топография королевства, следуют странным законам деформаций. На неразличимых тропинках взаимозаменяемых мест, меж замков, что названы, но никак не расположены, маршруты рыцарей пересекаются и совпадают причудливым образом; и каждый рыцарь движется, сокрытый латами. Друзья не узнают друзей и с ними бьются, они меняются доспехами, их считают убитыми и принимают за других.
В этих путешествиях проверяется рыцарский характер и проявляется рыцарская этика поведения. Когда рыцарь погибает, в легендах и сагах сохранялось его имя – символический знак. Символ – это, прежде всего, сократительный знак. Символ возникает для идентификации и персонализации, он уникален, неповторим, обмену не подлежит. Однако, едва оформившись, символ утрачивает свою исходную персонификацию. Новые рыцари принимают или присваивают имя-знак и тем самым клонируют его без ограничения. Их мирские поступки могут не только дополнять, но даже полностью изменять смысл символического имени.
Символы изменяют своему значению легко и пластично. В конце концов, пройдя через многие руки, символическая функция имени-знака стирается. Знаки теперь могут цепляться за первую попавшуюся связь с любым предметом, с любым замыслом, с любой мыслью, производя новые образы, метафоры и аллегории. Этот дайджест сам по себе теряет смысл, становится пустой забавой.
Но тут, вдруг, происходит нечто странное. Сама собой формируется иерархия знаков. И это указывает на присутствие некоторого организующего начала, которое вне знаков и вне правил их обмена. Это организующее начало – вне предметного и вне динамического планов реальности. Оно – в символическом плане. Гавейн непревзойден, но он равен Ивейну. Иное дело король Артур. Он всегда над игрой, подобен Богу. Он возводит в рыцарское достоинство, но рыцарству никак не принадлежит, он не состязается на турнирах, он щедр, доброжелателен, бездеятелен. И он присутствует в каждом рыцарском действии. Артур – не просто знак, но единственный, всё соединяющий символ. В одном ряду с ним чаша Грааля и Остров Авалон. Они всегда вместе. Остров Авалон – то место, где предположительно похоронены (сохранены) король Артур и чаша Грааля.
Эпоха Высокого Средневековья была пропитана культом символов. Символическое толкование всему находило смысл. Так, из поучений преподобного отца аввы Дорофея мы узнаем назидательное значение монашеских одежд: куколь, подобно детскому чепчику, выражает незлобливость и незлопамятность инока, пояс – готовность к подвигу, а также умерщвление плоти, коль скоро он изготовлен из шкуры мертвого животного. А вот шарф на шее византийского эпарха символизирует длинный ряд его трудов, белый конь – возвышенность и добродетель, желтые сапоги – светозарный путь. Всякой детали находилась своя правдивая и точная интерпретация.
Феодализм – мир жестов и символов.
Каждая вещь со своими разнообразными свойствами может быть символом множества других вещей, и одно и то же свойство может обозначать различные вещи. Это связное восприятие создает образ мира, пестрый и строгий в своем единстве и внутренней обусловленности благодаря тому, что символ многослоен.
Средневековое мышление воспринимает абстрактные понятия столь же осязаемо и конкретно, как чувственно постигаемые вещи. К примеру, если существуют теплые дни, теплые руки или теплые камни, то есть и собственно теплота – самая теплая вещь на свете. Возьмем для примера фразу из артурианского цикла:
«Алые и белые розы цветут в окружении шипов».
Эта фраза имеет строгий символический смысл:
«Девы и мученики сияют красою в окружении своих преследователей».
Символ создается в процессе селекции признаков. Красота, нежность, чистота, кровавая зрелость роз те же, что и у дев и мучеников. Красота, нежность, белизна, будучи качествами различными, все-таки друг с другом ассоциированы: всё прекрасное, или нежное, или белое должно быть взаимосвязано. В символическом мышлении каждая вещь со своими разнообразными свойствами может быть символом множества других вещей, и даже одно и то же свойство может обозначать различные вещи; символы же, которыми наделяются вещи более высокого ранга, просто неисчислимы. Такое символическое восприятие полифонично.
И эта полифония есть отражение окружающей нас реальности. Когда появилась «Википедия», ее редакторы почти сразу столкнулись с тем, что у многих названий есть различные значения. Таких примеров сотни тысяч и даже больше. Например, при поиске по слову «Вавилон» можно обнаружить собственно древний город Вавилон, легендарную Вавилонскую башню, одноименную иракскую газету, фильм, остров в Австралии, две разные горы в Канаде. И это не всё. Пути неоднозначности разветвляются. Например, «Вавилонская башня» – это и история из Ветхого Завета, и полотно Брейгеля, и гравюра Эшера. Это и игра, и песня, и книга. Оказывается, вокруг нас множество «Вавилонских башен». Мы всё чаще сталкиваемся с параллельной множественностью смыслов.
В Интернете текст распадается на фразы, фразы – на слова, слова – на знаки. Знак, вовлекаясь в систему знаков, становится символом. Возьмите для примера приставку «ЭКО». Это сочетание букв воспринимается сознанием, как указательный знак на нечто экономичное или экологичное. Обе ассоциации способствуют продвижению товара на современном глобальном рынке. Символическая логика языка позволяет легко и свободно совмещать совершенно разные ассоциации в одном и том же знаке.
Подобное нелинейное мышление для средневекового сознания было вполне естественным. Господь может одновременно иметь в виду многое, но человеку присуще линейное восприятие. Потому он принужден «переключаться» с одного линейного восприятия на другое. Присматриваясь к одному и тому же с разных ракурсов, человек может ухватить отдельные грани единой мысли Создателя. Никому из смертных не дано знать, какими глазами смотрит на мир Всевышний. Обычным толчком к «переключению» внимания служили «темные места» библейского текста. Сталкиваясь с ними, привычное восприятие давало сбой и пробуждало вопрос о смысле, который Творец вкладывал в текст, имеющий разные смыслы. И средневековое сознание находилось в напряженном молчаливом осмыслении Писания: