Технический трюк уже не обманывает, но стирает различие постава «по природе» от постава «в ремесле или искусстве». Само искусство ремесла сводится теперь к тому, чтобы соблазнять, совращать и стимулировать желания, при том, что арифметически рассчитать отклик на провокацию невозможно. Причина этой неопределенности в том,
что факт неотделим от процесса, а процесс неотделим от цели процесса.
Бодрийяр замечает:
«Только художник может сегодня легально копировать себя. В ”Factum I“ и ”Factum II“ Раушенберг два раза повторил одно и то же полотно с точностью до каждого мазка, то есть буквально. То, что кажется следом или потеком, на деле является хорошо изученным жестом, который может быть повторен Раушенбергом по его собственному желанию».
Роберт Раушенберг и Энди Уорхол объявили себя художниками серийности жеста.
«Я хотел бы быть машиной» – сказал Энди Уорхол. И эта метафора указывает на симбиоз объекта производства, процесса производства и цели производства. Объект есть факт, процесс есть функция, цель есть фикция.
Подлинная реальность реализуется в координатах факта, функции и фикции.
В этой точке фрактал становится своего рода технической интерпретацией постава, ведь фрактал геометрически строго и ясно иллюстрирует сопряжение вещественной формы, операциональной функции и символической формулы. Заметим замечательное совпадение.
Мандельброт иллюстрирует фрактал примером извилистого побережья (Великобритании), а Хайдеггер, вводя понятие «постав», напомним, также иллюстрирует его побережьем – извилистой береговой линией.
Возможность технической интерпретации постава фракталом поддерживает то, что процессы производства постава и фрактала разложимы на похожие элементарные операции. Так, постав сводится к случайной или преднамеренной стимуляции целей, синхронизации усилий и, наконец, их воплощению в действительность – становлению. Фрактальная форма реализуется также в процессе повторения цепочки операторов: выбор начальных условий; исчисление результата; фиксация формы.
У фрактала есть конкурирующий образ – ризома. Этот образ ввели Делёз и Гваттари в книге «Тысяча плато: капитализм и шизофрения». У модели ризомы есть то преимущество, что она менее «четкая», и это делает ее более гибкой.
Ризома напоминает запутанную корневую систему, в которой неразличимы отростки и побеги. Жгутики и волоски ризомы регулярно отмирают и заново отрастают. Ризома находится в состоянии постоянного обмена с окружающей средой. Ризома может быть разорвана в любом месте, всё равно связь продолжается по другой линии. Любая точка ризомы соединена с любой другой ее точкой.
Ризома не имеет центра, не имеет ни начала, ни конца. Она напоминает облако или пену. Ризому не так-то просто описать формулой.
Ризома – объект, который развивается в атмосфере случайных внешних возмущений по определенному алгоритму на основе своего собственного кода – ДНК. Сам код – вне вещественного тела ризомы. Он вне операциональных механизмов, по которым растет ризома. Он в области, им обоим ортогональной.
В этом ракурсе ризома великолепно иллюстрирует единство формы, процесса и его символического кода.
Фундаментальным свойством ризомы является ее спонтанное разнообразие при сохранении целостности. Она разделяет и прерывает цепочки связей, бросает их и соединяет вновь.
Ризома агрессивна. Она вторгается в чужие эволюционные цепочки и образует поперечные связи между разными линиями развития.
Ризома абсолютно нелинейна. В процессе роста ризома сталкивается с окружающей реальностью и приспосабливает к ней свою форму. Наблюдая исчезновение границ, детерриториализацию и дестратификацию, философы постмодернизма вводят понятие «линии ускользания» (lignes de fuite).
В живой ризоме невозможно выделить фиксированные точки, ибо каждая из них в своей динамике фактически предстает перед наблюдателем в качестве линии – прочерченной траектории собственного движения. В свою очередь, эта линия и сама ускользает от жесткой фиксации, но не изменяет своєму ДНК и сохраняет свой вектор развития. Этот вектор становится все короче, но сохраняет свое направление.
Хорхе Луис Борхес пересказал старую китайскую легенду о скипетре императора Лянь, который укорачивается с каждым новым правителем наполовину. Умаленный до неузнаваемости многими династиями, скипетр этот существует и поныне. Обнаружить его теперь можно только в символическом плане.
С укорочением своего вектора развития ризома теряет свое начало и конец. И это дает основание Делёзу заметить, что
«у ризомы не может быть ни начала, ни конца, только середина, из которой она растет и выходит за ее пределы… ризома развивается, варьируя, расширяя, захватывая, схватывая, внедряясь».
Фрактал, напротив, определен ясно и четко. Гибкость и гетерогенность фрактальной интерпретации обеспечивается за счет разнообразия фракталов – древовидные, связные и пылевые, стохастические, алеаторные, многомерные и другие. Ахиллесова пята фрактала в том, что он «берет начало своей произведенности не в самом себе», но в конструирующем его сознании.
Однако, коль скоро процесс запущен, фрактал моделирует его вполне адекватно. Алгоритмы фрактальной сборки определены, они известны конструктору, тогда как у ризомы нет конструктора, ее алгоритмы сборки никому неизвестны. Это ставит ризому ближе к реальности, но удаляет от технического анализа.
Фрактал, как и ризома, наглядно демонстрирует единство формы, функции и формулы. При этом, в отличие от ризомы, фрактал позволяет математически точно моделировать процесс роста изломанной, изрезанной и даже разорванной сетевой структуры как единого целого. Зная формулу, можно варьировать ее параметры, имитировать, фальсифицировать и симулировать.
У фрактала три ипостаси – форма, алгоритм и символический код.
Что есть фрактальный код? Это – фрактальная размерность. Фрактальная размерность есть число, характеризующее «плотность» фрактала в целом и плотность любого его фрагмента. Это своего рода «квант масштабной трансформации» фрактала. Фрактальную размерность нельзя вывести из геометрических пропорций фрактала. Ее нельзя вычислить из алгоритма построения фрактала. И, тем не менее, это символическое число существует.
Благодаря этому, фрактальная интерпретация есть иллюстрация парадигмы связности трех суперстрат реальности – вещественной, динамической и символической.
3.9. Парадоксы и парадигмы
Самые потрясающие парадоксы науки – те, которые изменяют парадигмы.
Парадокс в его исходном смысле означает «неожиданный, странный» от греческого слова παράδοξος.
Если апория – это такая ситуация, которая не может существовать в реальности, но логически не противоречива, то парадокс – это ситуация, которая может существовать в реальности, но не имеет логического объяснения.
Парадокс есть сигнальный знак, который указывает на то, что принятые представления перестали соответствовать действующей реальности. Парадокс указывает на разрыв между реальностью и ее парадигмой.
Слово «парадигма» относительно недавно вошло в обиход. Греческое СЛОВО «παράδειγμα» имеет сложную этимологию. Оно складывается из двух слов – «παρά» (para), что значит «вне» (за пределом), и слова «δείκνυμι» (deiknumi), означающего «показывать» или «указывать».
Парадигма ведет за пределы того, что мы знаем наверняка, и позволяет принимать быстрое и верное решение в незнакомой обстановке. На первых страницах «Структуры научных революций» Томас Кун, американский историк и философ науки, дает определение научной парадигмы:
«Научная парадигма – это то, что объединяет членов научного сообщества, и наоборот, научное сообщество состоит из людей, признающих парадигму».
Термином «парадигма» Томас Кун обозначил хорошо известное явление. Задолго до работы Куна оно было описано Вернадским:
«Философское миропредставление в общем и в частностях создает ту среду, в которой имеет место и развивается научная мысль. В определенной мере она ее обусловливает, сама меняясь [в результате] ее достижений».
При этом не следует умалять значение правильно найденного термина. Верно подобранное слово упрощает язык, порождает новые метафоры, создает ясность и определенность. Пуанкаре в статье «О науке» писал:
«Одно хорошо подобранное слово осуществляет огромную экономию мысли».
Представления о действительности (парадигмы) и сама действительность стянуты петлей обратной связи. Парадигма – интерпретация мира – способна изменять мир. Мы свидетели того, как одновременно, влияя друг на друга, изменяются производственные отношения и ключевые представления о реальности – парадигмы.
Джордж Сорос в книге «Кризис мирового капитализма» пишет о том, что наши настоящие мысли могут повлиять на будущие события, но будущие события могут влиять на наши решения в настоящем через ожидания того или иного события:
«Наши ожидания будущих событий не являются пассивными в отношении этих событий, они могут изменяться в любой момент, изменяя при этом результат… Именно это явление и происходит постоянно на финансовых рынках. Изменения текущих ожиданий влияют на будущее. Это рефлексивное, или ответное, отношение на финансовых рынках».
Мы мыслим мир, нормируем его собственной мерой и кроим его по собственным лекалам. Новому миру мы находим новую интерпретацию, новую меру и новые лекала. Новые интерпретации приходят в мир спонтанно. В основе религиозного, мистического, а более всего научного познания мира – просветления, открытия, озарения – эффекты внезапного проявления реальности.
Вдруг, точно скорлупа спадает с глаз, возникает новая картина реальности. Она возникает внезапно, тотально, согласованно, как изображение на гештальт-рисунке.
Обмануться при этом нетрудно. На Земле нас семь миллионов человек. Мы видим мир по-разному. Относительность, как свойство парадигмы, проявляет себя во множестве примеров.