— Ну и чем же все это закончится?
— Я уверен, что все будет хорошо!— быстро ответил Вэй Цзюе.
«Все будет хорошо». Что же это значит?— мучительно соображал Чжуан.— Этот старый мерзавец явно что-то подразумевает, у него, что называется, «звук не только на струнах». Может быть, он имеет в виду, что все должно круто повернуться? С тем крупным теоретиком, который только что был здесь, они наверняка об этом и шушукались!» Чжуан попробовал расспросить Вэя подробнее, применил всякие обходные маневры, но так ничего и не разузнал. Пришлось сменить тему разговора, а на другие темы беседовать было неинтересно, поэтому он предпочел распрощаться. Оказывается, этот старик иногда все же умеет хранить тайны; видно, на сей раз тайна велика!
Когда Чжуан вернулся домой, уже стемнело. Не зажигая лампы, он сел в кресло, и вдруг оно превратилось в утлую лодку, плывущую в бескрайнем море. Налетела свирепая волна, лодка перевернулась, из моря высунулась огромная волосатая рука, которая ухватила писателя и потащила на черные холодные рифы. Страшная акула, разинув кроваво-красную пасть, ринулась на него, он дико закричал и... открыл глаза. Оказывается, он заснул в кресле. Одежда на нем почти промокла от пота. Стараясь сдержать дрожь, писатель вынул из шкафа бутылку водки, отхлебнул один глоток, затем другой и уже почти успокоился, как вдруг раздался стук в дверь. Бутылка выпала из рук Чжуана, и драгоценная влага с бульканьем полилась на пол...
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ. Испытав ощущения человека, ведомого на казнь, герой тут же получает признание и вновь оказывается на коне
В ту ночь, когда в дверь Чжуана неожиданно постучали, он страшно перепугался. Открыв, он увидел двух незнакомых молодых людей, один из которых решительно произнес:
— Верховная руководительница приказала нам немедленно доставить вас к ней!
Писатель хотел собраться, но те, не говоря ни слова, посадили его в машину и вихрем помчались. Он жалел, что не успел даже переодеться и вынужден предстать перед верховной руководительницей в совсем не подходящем виде. Машина ехала совершенно не в том направлении, как прежде, и вскоре они оказались за городом. Чжуан испуганно спросил своих спутников, из какой они организации, куда его везут, но те строго ответили, что это тайна: приедете и узнаете. На дальнейшие расспросы они и вовсе не отвечали. «Неужели они хотят тайно расстрелять меня?» — всполошился писатель. Волосы встали дыбом, душа едва не покинула тело, и он весь обмяк, словно слепленный из глины. Но в мозгу еще оставался ясный уголок, в котором, точно драконы, метались страшные мысли. Он решил, что кто-то подслушал его разговор с братом или Вэй Цзюе, а может, даже сфотографировал и доложил обо всем Цзян Цин. Перед его глазами тотчас возникло гневное лицо верховной руководительницы, в ушах раздалось ее яростное рычание...
По старым книгам Чжуан помнил, что человека, которого везут в тюрьму, иногда освобождают друзья или сообщники, а кто сейчас освободит его? Он долго думал над этим и пришел к выводу, что может надеяться только на собственных конвоиров. Собрав всю свою хитрость, он вдруг попросил остановить машину, так как ему нужно помочиться. Но конвоиры помнили только о том, что должны доставить Чжуан Чжуна по назначению, и не вняли его мольбам. Бдительность у этих людей явно была на высоте, так что писателю пришлось утихнуть. Но его испуганный вид вызвал у них подозрение. Они подумали, что если упустят пленника, то им придется плохо, поэтому один подмигнул другому, тот сразу пересел, и Чжуан оказался зажатым между ними, да так, что даже не мог шевельнуться. Не пытаясь больше разговаривать, он глубоко вздохнул и в отчаянии подумал: «Пропал я! Кончена моя жизнь...»
Солнце поднялось уже высоко, когда машина наконец остановилась. Чжуан Чжун смотрел во все глаза, но никак не мог понять, что это за место. Вокруг высились горы, а под одной из них, в глубокой выемке, было устроено что-то вроде лошадиного загона, стояли ясли с зерном и несколько прекрасных, лоснящихся боевых коней. «Зачем меня привезли сюда? — изумился Чжуан.— Ведь в коровнике и конюшне я уже насиделся. Может быть, меня ссылают для надзора за складом фуража, как наставника Линя?[15]» Пока он бормотал это про себя, несколько мужчин в военной форме, но без знаков различия окликнули его:
— Ну, иди скорей сюда! Чего мнешься, как барышня перед мостиком?!
Чжуан Чжун не понял, кого именно зовут; его конвоиры тоже, казалось, были удивлены. Тогда один из военных — большеглазый, толстобровый — подошел к машине и открыл дверцу:
— Тебя вызывала верховная руководительница? Чжуан и его конвоиры разом закивали.
— Тогда чего ждешь? Вылезай скорей, она сейчас придет...
Писатель вместе с конвоирами вылез из машины, и к каждому из них подвели за уздечку коня. Чжуан ничего не мог понять. Через две минуты он уже превратился в конюха, которому вслед за другими полагалось водить лошадей по площадке перед загоном. «За что такое наказание? — думал он с тоской.— Неужели это сама Цзян Цин изобрела, почему?»
Тут вдруг кто-то подал команду, и все, точно по волшебству, остановились. Чжуана с его конем грубо затолкали под навес, так что он даже глаз не смел поднять.
— А, Чжуан Чжун! Я как раз искала тебя! — послышался голос Цзян Цин.
Писатель робко поднял глаза и увидел верховную руководительницу, похожую на женщину-рыцаря: в розовой накидке и сапогах со шпорами. Он даже вспотел от изумления и не знал, куда девать руки.
— А ты молодец! — промолвила руководительница.
Писатель снова украдкой взглянул на нее: она улыбалась, но одобрительно или зловеще — понять было нельзя. Из жара его бросило в холод, так что он затрясся, словно сито.
— Я уже все знаю...— продолжала руководительница.
У Чжуан Чжуна ослабели ноги. Еще минута, и он бухнулся бы на колени.
— Гастроли образцовых пьес провел хорошо, инспекцию тоже. Еще до твоего возвращения на тебя поступила жалоба.
Зрачки писателя расширились от ужаса, он ничего не видел перед собой и наверняка свалился бы, если б не держался за уздечку.
— ...от секретаря парткома провинции, которую ты инспектировал. Из жалобы этого каппутиста, напрасно возвращенного на свою должность, стало ясно, что ты занимал твердую позицию и высоко держал красное знамя.
Чжуан Чжун как в тумане ощутил, что верховная руководительница, словно богиня любви Афродита, подходит к нему, своей прекрасной ручкой, свободной от хлыста, берет его под руку и начинает медленно прогуливаться с ним, говоря:
— Этот Вэй Тао и его черепахи не умеют работать, только портят все. У них не пьесы получаются, а черт знает что!
Писатель оглянулся. Вэй Тао и другие любимчики верховной руководительницы робко следовали за ними, а он идет впереди, рядом с самой Цзян Цин! Он не мог понять, во сне это или наяву.
— А теперь давай прокатимся вместе! Верховная руководительница приглашала его сесть на коня. Чжуан Чжун съежился и даже попятился:
— Разрешите доложить, уважаемая руководительница, но я не умею ездить верхом...
— Как это не умеешь? А еще называешься бойцом!
— Я действительно никогда не ездил...
— Не ездил, так поездишь!
— Немедленно садись, пока руководительница не рассердилась! — злорадно подхватил Вэй Тао, тыча его кулаками в поясницу и даже легонько пиная ногами.
Эти тычкй и пинки сыграли для писателя роль допинга, вернее, боевого горна. Он бодро выпрямился, подошел к высокому серому коню, несколько раз попробовал запрыгнуть на него, но не сумел — то ли от усталости, то ли от чрезмерного возбуждения. Тем временем к Цзян Цин подвели красивого пегого скакуна. Несколько человек, поддерживая Чжуан Чжуна под зад, наконец взгромоздили его на коня. Усевшись в седле и оглядевшись, он вдруг почувствовал себя ужасно высоким, приблизившимся к горам и даже к самому небу; все страхи этой ночи разом исчезли. Вообще-то говоря, такую минуту следовало запечатлеть в стихах, но писать в седле, особенно при умении Чжуана ездить верхом, было неудобно,— оставалось только сочинять стихи устно. Едва он успел сложить строки:
Дует весенний ветер, дробно стучат копыта,
Весь день любуюсь цветами древней столицы...—
как пегий скакун двинулся вперед. Чжуан Чжун торопливо дернул поводья и затрусил за ним. Он оглянулся: Вэй Тао и остальные угодливо поспешали им вслед!
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ. Автор вместе с читателями взволнованно встречает крупную превратность в судьбе героя. Чжуан Чжун погружается в мир мрака
Вокруг высились причудливые горы, громоздились бесчисленные скалы, а писатель все думал о превратностях судьбы, которые каждый раз позволяют ему продемонстрировать свои редкие способности. Еще совсем недавно ему казалось, что он попался, навлек на себя невообразимые неприятности, но печаль неожиданно обернулась радостью, и вот он в полном смысле слова опять сидит на коне, а Вэй Тао и остальные бегут за ним! Он вспомнил, как ночью его везли сюда, чуть ли не связанного, и невольно усмехнулся. Ну что ж, это тоже хорошо, это дополнительный опыт, который поможет ему в дальнейшем достоверно изобразить героя своей новой пьесы, его очистительные страдания, его мужество, его умение смотреть прямо в лицо смерти.
Когда они вернулись с конной прогулки, Вэй Тао отвел его в гостиницу, и тут только Чжуан сообразил, что верховная руководительница собирала здесь избранных людей на какое-то совещание. Чему оно было посвящено, пока оставалось неясным. Перед уходом Вэй Тао сказал:
— Ладно, ты посиди здесь, мы еще увидимся!
Тон у него был довольно раздраженный, но писатель не слишком огорчился. В конце концов Вэй — глава группы по делам культуры, а ему пришлось бежать вслед за лошадьми и глотать пыль, так что его настроение можно понять.