— Забавное время для скаутских походов, — прокомментировал это сообщение Биф.
— Мистер Смайк всегда устраивает походные лагеря для скаутов в это время года. Он умеет прекрасно ладить с мальчиками, знаете ли.
— И где же находится лагерь сейчас? — спросил Биф.
Ему сообщили, что на сей раз скауты исследовали окрестности Севеноукс, и сержант попросил меня отвезти его туда на машине. Мы обнаружили отряд имени святого Джоселина в палаточном лагере, разбитом на ровном низменном пастбище далеко в стороне от главной дороги. Впрочем, палаток мы насчитали всего три, но даже в таком небольшом лагере для поддержания порядка требовалась четкая организация, правильно установленные указатели и вывески. На куске доски было нацарапано: «Отхожее место», а острым концом она указывала в сторону ближайшей рощи. На следующем деревянном щите — «Палатка командира», а рядом на двух других — названия подразделений: «Крокодилы» и «Синицы».
Большая группа основательно вспотевших мальчишек носила на себе не только форменные мундиры, но и целый склад прочего воинского снаряжения: ножи и топорики, скатанные одеяла, фотоаппараты, походные чайники и запасная спортивная одежда. Некоторые скауты только что прибыли. Когда мы проходили мимо, они с любопытством оглядели двоих невесть откуда взявшихся чужаков. А на вопрос Бифа, где сейчас мистер Смайк, хором ответили, что он у себя в палатке. Теперь они по-настоящему обеспокоились по подводу нашего появления. Один громко выкрикнул:
— Смайк!
А почти все остальные бегом бросились к палатке под вывеской со словом «командир». Наконец появился и сам викарий в сопровождении маленького мальчугана с курчавой каштановой шевелюрой и с заискивающей улыбкой на лице. Мистер Смайк напоминал портреты сеньора Ларго Кабальеро[13] с обгоревшими на солнце ушами и с голубыми глазами навыкате. При всей имеющейся на нем одежде можно было разглядеть пару старческих загорелых коленей, а также густые заросли поседевших волос, покрывавших почти все тело.
— Мистер Смайк? — спросил Биф, не проявляя особого интереса.
— Он самый, к вашим услугам, — ответил священник. — Вы отец одного из мальчиков, надо полагать? Что ж, они все сейчас перед вами. Ищите свое чадо, — добродушно добавил он.
— Нет. Даже будь у меня сын, — криво усмехнулся Биф, — он не торчал бы сейчас здесь, одетый как солдат армии буров. Я хотел видеть вас по совершенно иной причине. Меня зовут сержант Биф, и в прошлом я имел честь принадлежать к силам правопорядка его величества.
— О, вот оно что, — отозвался Смайк. — И чем же я могу быть вам полезен?
— Я расследую убийство доктора Бенсона.
Викарий по необъяснимым причинам, услышав эту новость, как будто даже обрадовался и, широко улыбнувшись, воскликнул:
— А, то убийство! Теперь понятно. Приятно с вами познакомиться. Помогу, чем смогу. Буду только счастлив. Для меня это удовольствие.
— Уж не знаю, сможете ли помочь, — сказал Биф, — но очень на вас надеюсь. Вы знали кого-либо из этой семьи хорошо?
— Мистер Стюарт Феррерс, — сразу заявил викарий, — всегда был образцовым христианином. И он весьма содействовал осуществлению некоторых наших начинаний. Вот вам пример. Он купил для нас одну из этих палаток, узнав, что в прошлом году в двух нам оказалось тесновато, и всегда проявлял готовность прийти мне на выручку в решении постоянно возникавших разных проблем.
— А с его братом вы знакомы? — спросил Биф.
— Да, знаком. — Мистер Смайк говорил с интонациями человека, привыкшего выступать публично. — Однако он принадлежит к совершенно иному типу людей. Гораздо более мирской и светский человек, если вы понимаете меня. И придерживается достойных сожаления политических взглядов, насколько мне известно. Как я убедился на собственном опыте, современная тенденция пропагандировать плохо замаскированные коммунистические идеалы во многом подрывает все усилия, которые я прилагаю здесь. Мальчикам забивают головы якобы великими идеями также и некоторые школьные учителя, а потому, к моему величайшему сожалению, число скаутов в последнее время заметно уменьшилось. Весьма прискорбно.
Биф вынужденно перебил его.
— Но вы не обвиняете в этом непосредственно мистера Питера Феррерса? — спросил он.
— Нет, разумеется, — ответил Смайк. — Он вообще не из моего прихода. Я лишь говорю о тенденции. Об общем, так сказать, развитии событий. Хотя ему способствуют атеистические воззрения, распространяемые изданиями, подобными его газете.
— А доктор Бенсон? — задал следующий вопрос Биф. — Какого мнения вы придерживались о нем?
Мистер Смайк в нерешительности задумался.
— Мне трудно сказать о нем что-либо в данный момент. De mortuis, знаете ли. De mortuis[14]. Заверю вас только, что никогда не одобрял его методов.
— «Его методов»? — упорствовал Биф. — А что вы находили неправильным в них?
В этот момент нашу беседу прервало появление маленького мальчика с обломком ветки в руке, спросившего, готов ли мистер Смайк принять у него экзамен по разведению походного костра. При этом широчайшая улыбка осветила лицо викария, и он нежно потрепал мальчишку по плечу.
— Уже скоро, Арчи, — с особой добротой произнес он, а потом посмотрел на нас немного виновато. — Простите, но это поистине славные маленькие энтузиасты, — пробормотал он. — Так исполнены жизни, так радуются ей. Это самая приятная часть моей работы.
— Продолжим все же наш разговор, — решительно обратился к нему Биф.
— Да, конечно. Мы завели речь о докторе Бенсоне. Превосходный медик. С научной точки зрения очень эффективный целитель, но, к величайшему сожалению, не совсем ортодоксальный в некоторых своих взглядах.
Такого рода словцо могло совершенно сбить Бифа с толку.
— Что значит «не совсем ортодоксальный»? — спросил он.
— Он не во всем придерживался христианских доктрин, — пояснил викарий, но так покачал головой, словно ему обсуждение подобной темы даже доставляло удовольствие.
— В чем, например?
— Главным образом относительно обычаев погребения.
— То есть похорон?
— Да. Именно похорон.
— Вот уж не знал, что для похорон существуют какие-то там особые доктрины. Проще говоря, прах к праху и все такое. И если человек умер, то уже никакие доктрины к нему больше не применимы.
Священник окинул его покровительственной, снисходительной улыбкой.
— Вы отчасти правы в своих суждениях, если говорить об основах. Я в самом деле имел в виду знаменитое «Прах к праху, пепел к пеплу», если иметь в виду бренные останки умершего человека. — Теперь Смайк уже печально покачал головой, а указательным пальцем правой руки успел почесать себе загорелое колено. — Должен еще раз извиниться перед вами, но мне необходимо сейчас отвлечься и чем-то занять мальчиков. «Крокодилы»! Закрепите веревки своих палаток. Надвигается буря. А «Синицам» поручается развести огонь в очаге, — обратился он к нескладному юноше с едва начавшими пробиваться усиками, который, очевидно, числился его помощником. — Мы будем пить какао.
Скауты засуетились, хотя членам воинства святого Джоселина откровенно не терпелось вернуться к своему командиру.
А викарий вновь уделил внимание нам.
— Так-то лучше, — удовлетворенно сказал он.
— Мне все же хотелось бы внести ясность в похоронную тему, — напомнил Биф. — Что именно вам не нравилось во взглядах на нее доктора?
— Ах да, конечно, — встрепенулся викарий. — Боюсь, что речь идет о кремации.
Он выдохнул это слово так, словно говорил о каком-то совершенно немыслимо преступном деянии.
— Доктор был одним из сторонников этой богомерзкой современной ереси.
— А что здесь такого уж плохого? — удивился Биф. — Здоровый, гигиеничный метод, как мне представляется.
Викария при этом буквально передернуло.
— Хорошо, не будем вдаваться в дискуссию, — сказал он. — Но кремация нарушает все предписанные нам свыше каноны церемонии захоронения. — Затем он резко повернулся к двум членам команды «Синиц»: — Помни, Му, вам надлежит использовать не более двух спичек, — а потом обратился к нам: — Этого мальчика мы всегда называем Му.
Меня так и подмывало узнать причину, но чрезвычайно серьезное выражение лица Бифа заставило удержаться от праздного любопытства.
— Стало быть, Бенсон являлся сторонником кремации. — Биф мучительно раздумывал над услышанным.
— Боюсь, что так, — кивнул викарий, — причем весьма горячим сторонником.
— И он придерживался такого взгляда всегда?
— Нет, но уже достаточно длительное время, — ответил мистер Смайк. — Престарелая няня семьи Феррерс, умершая три или четыре года назад, стала первой, кто подвергся кремации. Однако, насколько я понял, в минуту слабости, почти в бреду она сама высказала такое пожелание, странным образом опасаясь, что ее похоронят заживо. Затем кремировали тело их отца и мальчика, подручного садовника, работавшего на них до прошлого года. А в последнее время в моем приходе стало наблюдаться нечто вроде эпидемии. И все по рекомендациям Бенсона. Я переживаю глубокие страдания… Хотя душевные, разумеется, — добавил он вполне, впрочем, добродушным тоном.
— И Бенсон не посещал церковных служб, верно? — спросил Биф.
— Должен с сожалением подтвердить, что это так. Но вы, по всей видимости, осведомлены о том факте, что церковные конгрегации в наши дни редеют повсеместно. Открываются все новые кинотеатры, множатся другие развлечения. Взрослые подают детям крайне дурной пример, переставая посещать церкви. Признаюсь, нам сейчас не хватает для полного хора полдюжины певцов, а наш клуб для мальчиков вечерами практически пустует. Приходится лишь сожалеть, но ничего не поделаешь.
Я заметил, как Биф не без труда справляется со своим темпераментом, выслушивая все эти жалобы.
— Он когда-либо пытался объяснить вам свои взгляды?
— А к чему объяснения? Он придерживался ереси, не нуждавшейся в объяснениях. И вот вам пример его дурного влияния. Тот мальчик-садовник, уже упомянутый мной, охотно пел в моем хоре. Подавал надежды как блестящий дискант. Я очень хорошо знал его родителей, но стоило вмешаться Бенсону, и они приняли богохульное решение. Что оставалось делать мне? Бедного мальчика сожгли в печи крематория.