Питер не скрывал своего скептицизма.
— Едва ли это может быть он, если только по каким-то причинам Орпен не потерял значительную часть своего состояния. Он всегда казался весьма преуспевающим бизнесменом. И уж точно человеком, которого не ожидаешь встретить в мелком ювелирном магазине на Эджвер-роуд.
— Но Биф решил, что это непременно окажется он, а вы уже знаете, как трудно в чем-то разубедить сержанта, если им владеет навязчивая идея. Вероятно, у него есть особая причина считать того мужчину Орпеном. Да и вам ничего не стоит опровергнуть его мнение или подтвердить его. До магазина отсюда всего несколько сотен ярдов, а на опознание потребуется совсем немного времени.
Питер кивнул:
— Что ж, наверное, вы правы. На всякий случай я все же сделаю это, — сказал он, — но только меня начинает утомлять необходимость постоянно выслушивать блажь от вашего сержанта и выполнять его странные поручения. Но тем не менее я придерживаюсь о нем как о детективе значительно более высокого мнения, нежели вы сами. Истина, разумеется, заключается в том, что мой брат не убийца. Но только одного понимания этого порой бывает недостаточно, чтобы правильно воспринимать некоторые очевидные глупости, которые совершает ваш Биф, и меня все чаще посещает мысль, что следовало нанять какого-то более целеустремленного и эффективного детектива.
— И все же, — упорствовал я, — вы наведаетесь в тот магазин?
— Да, наведаюсь, — ответил Питер. — Отправлюсь сейчас же. Налейте себе еще стаканчик. Я буду отсутствовать недолго.
Я выждал несколько минут после того, как раздался звук закрывшейся двери лифта, который с завыванием мотора доставил Питера на первый этаж, а потом осторожно выглянул в коридор. Но Бифа я не увидел. Дверь другой квартиры вдруг открылась, из нее донеслась громкая музыка и вышла молодая женщина, натягивавшая на руки перчатки. Она захлопнула дверь за собой, и звуки музыки стихли. Ее высокие каблуки зацокали по плитке пола. Она прошла мимо, направляясь к расположенному в дальнем конце коридора лифту. До меня донеслись несколько неясных слов, которыми она обменялась с уборщиком в бязевом фартуке, который лениво водил шваброй по отполированной поверхности пола в коридоре. Присутствие этого человека не могло не тревожить меня, поскольку Бифу придется входить в чужую квартиру на глазах у нежелательного свидетеля. Я замер в нерешительности, отметив, как уборщик неспешно двигается в мою сторону, и только оказавшись перед дверью квартиры Питера, он выпрямился во весь рост.
— Уф! — произнес он устало, и только тогда я понял, что передо мной Биф собственной персоной.
— Вы поразительно беспечны, — упрекнул я его, когда сержант благополучно оказался внутри квартиры. — Своей нелепой игрой с переодеванием вы рисковали поставить под угрозу все дело. Если бы вы явились сюда в обыкновенной одежде…
— В ней я и явился, — перебил меня он. — А переоделся уже, оказавшись на нужном этаже. Где мне лучше спрятаться?
Я уже знал, что в современных квартирах бесполезно искать достаточно просторный стенной шкаф, чтобы в нем мог поместиться крупного сложения мужчина. А потому наиболее безопасным местом представлялась кухня, которую мы обнаружили без труда. Биф уселся в ней, а я вернулся в гостиную, где последовал совету Питера и налил себе еще порцию виски. Мне показалось, что прошла целая вечность до того, как ключ провернулся в замке. Питер напрасно потратил время, но это нисколько не разозлило его и не вывело из себя.
— Никого даже близко похожего, — коротко сообщил он. — Непостижимо, кого ваш Биф мог принять за Орпена. Он же человек очень высокого роста и выделяется в любой толпе. — Питер посмотрел на часы. — Но нам пора отправляться отсюда, если мы хотим встретиться с Шейлой в семь сорок пять.
Вот с этим предложением я согласился более чем охотно. С чувством немалого облегчения я вошел вместе с Питером в лифт, оставив квартиру в полном распоряжении Бифа.
Для ужина я избрал ресторан «Пустая затея», хотя понятия не имел, что именно Биф считал «фешенебельным» заведением. Здесь готовили ненамного лучше, чем повсюду в Лондоне. Вот только внешние приманки ресторана, придававшие ему настоящий класс, могли бы прийтись Бифу не по вкусу. Здесь нарочито поддерживали обстановку, напоминавшую годы перед войной: немного закопченные стены, чуть пыльные антикварные люстры, стулья с обивкой из красного плюша. О ресторане ходила искусно культивировавшаяся легенда, что его в свое время любил посещать инкогнито сам Эдуард VII.
Шейла Бенсон выглядела поистине великолепно в густо-зеленом платье, цвет которого неподражаемо гармонировал с ее темными глазами и с прической. Когда они с Питером здоровались, я ощутил между ними связь, как между очень близкими и хорошо понимавшими друг друга знакомыми. Они не устроили из этого шумной демонстрации, но взаимная радость при встрече проявилась вполне отчетливо.
— Как это мило с вашей стороны, мистер Таунсенд, — сказала она, — но хотелось бы надеяться, что мы не проведем весь вечер за обсуждением отпечатков пальцев и прочих деталей дела.
Я же с самого начала вознамерился воспрепятствовать легкомысленному тону нашего предыдущего с ней общения и потому ответил:
— Боюсь, пока Стюарт Феррерс остается под арестом, нам не избежать разговоров о выдвинутом против него обвинении.
— Разумеется, — кивнула Шейла, — но только давайте не будем впадать в траурное настроение по этому поводу. Вам с сержантом Бифом удалось уже установить что-либо конкретное?
Я уклонился от несколько неудобного для меня вопроса, предложив заказать для начала напитки. И мы расположились в уютном баре, потягивая «Тио Пепе» и дожидаясь, пока для нас накроют стол. По крайней мере какое-то время нам удалось не упоминать об убийстве. Мы вели приятный разговор в атмосфере изысканных запахов из кухни, приглушенного звона посуды и негромкого шума, доносившегося из главного зала.
Наблюдая за своими спутниками, я поразился таким, мягко говоря, странным поведением: оба они были нисколько не обеспокоены преступлением, мрачная тень которого незримо нависала над всеми нами. Глядя на Питера, с удовольствием попивавшего херес и постоянно улыбавшегося Шейле, никто не смог бы догадаться, что буквально через две недели его брат предстанет перед судом по обвинению в убийстве. И такое же впечатление производила сама Шейла, не считавшая нужным носить траур по погибшему мужу. Мне стало любопытно, как объяснил бы подобную бесчувственность Биф, если у него вообще имелась какая-либо версия.
Мы перешли в зал ресторана и заказали еду. Снова я невольно обратил внимание, с какой тщательностью эти двое изучали меню, детально и вдумчиво обсуждали с официантом выбор вина. Вечер напоминал мне ужин с парой помолвленных между собой молодых людей. Разговор зашел об Уилсоне, и я повторил специально для Шейлы историю, рассказанную ранее Питеру. Она искренне рассмеялась.
— Какой недотепа! — сказала она. — Хотя лично мне он всегда нравился. А тебе, дорогой? — обратилась она к Питеру.
Питер ее поддержал.
— Эд казался вполне благоразумным молодым человеком. К тому же он вернул деньги, и, стало быть, никто не понес никакого ущерба. Так вы говорите, Биф нуждается в нем как в свидетеле?
Мне пришлось указать им на некоторые показания, которые были нами получены пока от одного только Уилсона.
— И для Бифа это действительно настолько важно? — спросил Питер.
— Он никогда не делится со мной своими выводами почти до самого конца расследования.
— Но вы считаете, что он продвигается вперед в расследовании?
— Я, знаете ли, уже постепенно привык к тому, — ответил я, — что Биф в результате непременно добивается успеха. Чем дольше наблюдаешь за этим человеком, тем сильнее убеждаешься: его внешняя простота — это зачастую всего лишь буффонада. Порой мне кажется, он напускает на себя вид простачка нарочно. Ведь некоторые комики на самом деле очень умны и проницательны, как шуты у Шекспира.
— Интересная точка зрения, — заметил Питер и полностью сосредоточился на еде.
Но по мере того как продолжалась наша трапеза, откровенное равнодушие этих людей стало всерьез тревожить меня. Странно, ведь даже я чувствовал в душе некоторое бремя ответственности за исход дела. Если Стюарт был невиновен, создавалось впечатление, что уже ничто в мире не способно выручить его из беды, кроме талантливого сыщика Бифа. А я до сих пор не мог судить о величине его дарования. Приходилось признавать: я по-прежнему понятия не имел, в какой степени его успехи были результатом обыкновенного везения или благодаря истинному, природному дару детектива. Понимая, что от этого зависит жизнь или смерть невиновного человека, я почувствовал глубокое смятение. Вероятно, почувствовав мое настроение, Питер при расставании со мной тем вечером вскользь бросил реплику, всю необычность которой я смог оценить лишь много позже. Он с хладнокровным добродушием похлопал меня по плечу и сказал:
— Послушайте, Таунсенд. На вашем месте я не стал бы так волноваться понапрасну. Лично я отчего-то твердо уверен, что все закончится хорошо. А главное — Уэйкфилд полностью согласен со мной.
После чего, поддерживая Шейлу под локоток, он отвернулся, и они стали удаляться от меня по тротуару.
Я вернулся к себе домой, все еще размышляя над его словами. Неужели он втайне от всех располагал доказательством, полностью оправдывавшим брата? Или же он имел в виду нечто совсем иное? И зачем эта внезапная ссылка на мнение Уэйкфилда, чье имя ни разу даже не всплыло прежде в моей памяти на протяжении всего ужина?
Глава 19
На сей раз я отчаянно хотел поскорее узнать о результатах обыска, проведенного Бифом в квартире Питера. Это была как раз та часть работы, с которой сержант неизменно справлялся блестяще. Я знал, что он тщательно и неторопливо осмотрит каждый уголок в комнатах Питера, и если там есть нечто, хотя бы отдаленно напоминающее улику, непременно обнаружит ее. А потому на следующий день я с утра пораньше отправился в его маленький домик и застал за чтением газеты.