Ты обняла меня как человека
И бросил я кривлянья и ухмылки,
Едва меня рукой коснулась ты?
Возьмите томики моей души и распахните на любой странице,
Разбейте, чтоб понять их аромат и тайну.
Разрежьте их скорее грубым пальцем,
И скомкайте, и разорвите в клочья —
Останется один лишь след,
Единственный рефрен и звук,
Один лишь взгляд — покоя нет!
Благодарю тебя, мой друг!
Луг счастья ярок и широк,
Мой идол, мой кумир, мой бог,
Литаниям потерян счет
Без сна все ночи напролет.
Мой день погожий, мой расцвет,
Мой ясный смысл и темный бред,
Моя мелодия, мой май,
Мое пожарище, мой рай.
Мой дом, мой мир, моя земля,
Мой праздник, Эльза, жизнь моя!
Я во главе раскола всех церквей.
Я предпочел тебя всему, что живо и что смертно,
Тебе и фимиам святынь и песня площадей.
Тебе молился я — взгляни, в крови мои колени,
Я слеп навеки для всего, что есть не твой огонь.
Я к стонам глух, когда они летят не с губ твоих,
Постигну миллион смертей, когда страдаешь ты.
Я ощущаю боль, когда идешь ты по камням дорог,
И нежной кожей рук твоих — всех зарослей шипы.
И на плечах твоих лежат все тяжести земли.
Все горе мира вижу я в одной твоей слезе.
Покуда я не знал тебя, я не умел страдать.
Страданье? Разве зверь страдал, когда он выл от раны?
И кто посмеет, наконец, сравнить с животной болью
Тысячецветный тот витраж, где белый день распят?
Меня учила ты алфавиту страданий,
И я теперь рыдания читаю —
Из твоего лишь имени они.
Твое лишь имя — вдребезги разбитое,
Твое лишь имя — роза облетевшая,
Сад всех страстей — лишь в имени твоем.
Мне языками адского огня писать то имя на лице Вселенной.
То имя — крик души моей и тела
То имя — я бы сжег все книги для него.
То имя — вся премудрость человека, оставшегося на краю пустыни.
То имя для меня — история веков,
И песня песней, и стакан воды
Пожизненно закованному в цепи
И все слова не более как поле в бутылочных осколках у ворот
В град окаянный,
Только это имя пою губами, треснувшими в кровь
Твое лишь имя — пусть отрежут мне язык
Твое —
Вся музыка в минуту смерти.
Я впал в тебя, как сильная река
Впадает в море, отдавая в жертву
Свое течение, свои вершины.
Я бросил для тебя друзей и детство
И каждой каплей жизни я впитал
Всю соль неизмеримости твоей.
Твоя заря взошла, мои развеяв сказки,
И ты царишь в крови моей, в мечте моей, в безумстве.
Как прядь волос, тебе я отдал память.
Я сплю в твоих снегах, я вырвался из русла,
Я крестных фей изгнал, отрекся от легенд.
Где Кро, Дюкас, Рембо, Вальмор, рыдающая в полночь?
Струна Нерваля лопнула во мне,
И пуля та, прошедшая навылет сквозь Лермонтова, мне пробила
сердце.
Я распылен в шагах твоих и жестах,
Как сильный ветер, что влюбился в рощу
Я — пыль, меня с утра из дома изгоняют,
Но я незримо возвращаюсь за день.
Я — плющ, что вырастает незаметно,
Пока не изувечен он за верность.
Я — камень, и меня твой каждый шаг шлифует.
Я — стул, я жду тебя на том же месте.
Стекло в окне, к которому припав
Горячим лбом ты смотришь в пустоту.
Роман за два гроша, с тобой о чем-то говорящий,
Открытое письмо, которое забыли,
Не прочитав, оборванная фраза,
Не стоящая даже завершенья.
Дрожь комнаты, тобой пересеченной,
Оставленный тобою аромат.
Когда уйдешь ты, я ничто, как зеркало твое.
Где та, которая живет
В моей хрустальной глубине
И вспыхивает вдруг во мне,
Чтобы помадой тронуть рот?
Где ты, отрада темноты,
Твоих волос пушистый хвощ,
Глаза твои, как светлый дождь;
На миг мелькнувшая, где ты?
Я твоего прихода жду,
Как ждет, чтобы пришла весна.
Земля, как плавного весла —
Стоячая вода в пруду.
Из рамы темной, как овраг,
Тайком слежу я за тобой,
Приблизься, подойди, постой,
Заполони собой мой мрак.
Займи, как армия в бою,
Одним движением своим
Мои холмы, равнины, дым,
Все сны мои, всю жизнь мою.
Что ты прекрасней, покажи,
Чем преступленье, чем комплот,
И грандиозней, чем народ,
Что поднимает мятежи.
Над топью птичий перелет,
Гортанный клекот, шелест крыл,
Он все, что я вообразил,
И все, чем ты была, убьет.
Вернись, лицо к лицу приблизь,
Гляди сама в свои глаза,
Верни мне тучи, небеса,
И зренье, и мираж… Вернись!
Что за далекий берег, где в песках чертополох синеет?
Пространство странное, где колыханьем трав прощаются все время
дюны.
И светят с неба спелые лимоны — пойми попробуй, солнца́ или
луны.
Там в массах звездной пыли вязнут ноги,
Слюдою катастроф блестят дороги,
Погибших кораблей разбитая посуда,
Известняки глубин, останки из-под спуда
Исчезнувших в веках морских цивилизаций.
Огрызки пробок, минералы в иле…
Все, что приливы и отливы позабыли
Оранжевые отблески созвездий,
В отчаяньи отчаливших без вести.
Соль въелась в горло мне, чтоб там навек остаться.
Я в этот вечер снова вижу утро в Арделло́.
Когда прилягут человек и море
В конце концов, затем чтоб просто умереть,
Всегда ли это пена выступает
На их губах? А может быть, улыбка —
Каемка белая вокруг усталости земной.
Ио погляди, среди морской травы и придыханий волн
Еще упрямо бьется чье-то сердце.
Иль это раковина, схожая по форме
С огромной пустотой внутри меня,
С тем, что я вырвал из своей груди,
Не отыскав тебе цветов на рынке.
Все это было так давно, на пляже.
Мы были — помнишь? — с матерью твоей.
Прижми же к уху черный перламутр, любовь моя.
На нем записаны, как на пластинке, все слезы, пролитые в мире.
Ты слушаешь далекий гул. Твои глаза становятся все шире
Потом положишь это все ты на камин в отеле
С почтовыми открытками. Потом пройдут недели.
Ты позабудешь колокол и стоны океана
Для граммофона, что весь день твердит: The man I love[10].
Ты помнишь ли, ты помнишь ли, то лето было тусклым.
Как и песок, и мы с тобой — под ветром Арделло́.
Это сердце мое, это сердце твое валяются в нашем номере
Между фарфоровым слоном, булавочной подушечкой,
Ты сердцу не поверила, хоть песня в нем звучала.
И верно, сердцу нужен срок, чтоб доказать любовь.
А просто биться и болеть — какое доказательство?!
Слушай, слушай опять, не погаснет она никогда,
Эта темная жалоба раковины Арделло́.
Ты глядишь на меня глазами, пустынными до горизонта.
Воспоминаньем промытым,
Полным забвения взглядом.
Ты глядишь на меня поверх памяти
И поверх бродячих мотивов,
Поверх увядающих роз
И насмешливых благополучии,
Поверх издевательских счастий,
Поверх уничтоженных дней,
Ты глядишь на меня глазами голубого забвенья
О возлюбленная, ты не зовешь назад
Ничего ушедшего мимо,
Ни морей, ни пейзажей,
Уплывших охапками дыма.
Ты живешь
И на небо глядишь, как впервые,
Расплавленным медленным взглядом.
Мир как будто придуман тобой
И возник с тобой вместе и рядом.
Ты так ясно глядишь на него, что он молодеет навеки.
Я с тобою, я тут, я ревную к его красоте.
Я, мои фотографии жалкие, от которых отводишь ты взор,
Чтоб окинуть им новый простор.
Обещаю тебе, о прошлом я больше ни слова.
Все начнется сегодня и пойдет за тобой по следам.
Эта складка на платье твоем — вот все, что мне в жизни осталось.
Ничего еще не было. Я встречаю тебя наконец!
О любовь моя, верю в тебя!
Для счастья людям жизнь дана,
Свобода создана для нас,
Как для мороза — гладь окна,
Для тайн души — вечерни час,
Как для влюбленности — весна,
Как птица, чтобы песнь лилась.
Для счастья людям жизнь дана.
Свобода создана для нас.