Он даже не дослушал ее до конца, буркнул что-то вроде: «К сожалению, я спешу на важное совещание…» — и панически шмыгнул в толпу.
«Ну что я опять натворила, чем отпугнула его? — уже с отчаянием, потеряв веру в себя, думала Циана. — Ведь он так похотливо смотрел на меня, это же было видно! Может, не надо было упоминать о деньгах? Ясно одно: нужно как можно быстрее убираться отсюда, хорошо еще, что запомнила Мишкин телефонный номер!»
Она пропустила перед собой одну женщину, просто настояла, чтобы та позвонила первой. Циане надо было понять, как это делается. Однако женщина не смогла дозвониться. Она невероятно долго для нетерпеливой Цианы стояла, приложив трубку к уху, потом, повесив ее, поковыряла пальцем в отверстии для монет. Там было пусто, но женщина легонько стукнула кулачком по аппарату, и монеты посыпались в отверстие с тихим звоном. Циана внимательно прочитала указание, выполнила все в точности и, услыхав сигнал «занято», повесила трубку. Стотинки автомат проглотил. Она тоже легонько постучала кулачком, но коварный аппарат и не думал выпускать свою добычу. Тогда Циана стукнула сильнее, потом еще сильнее, и вот она уже с яростью колошматила кулаком, пока кто-то не крикнул ей: «Эй ты, ну-ка оставь телефон в покое, хулиганка! Из-за таких, как ты, ни один не работает»…
Много разных обидных слов сказал ей кто-то, кого она не сумела разглядеть сквозь застилавшие глаза слезы, в горле у нее застрял ком. Не могла же она объяснить, что у нее нет денег, а где находятся другие телефоны-автоматы, она не знает. Все в этом веке будто сговорились грубить ей, щипать ее, грабить, всячески обижать. Милый профессор по темпоральным полетам мог бы с полным на то основанием добродушно посмеяться над ней: «Эх, Циана, Циана, говорил я тебе…» Так что первым делом нужно было выполнить заказ профессора, чтобы как-то умилостивить его, потом попросить у кого-нибудь монету, а там уже симпатяга Мишка отвезет ее туда, где они встретились.
Она постояла у витрины гастронома, чтобы успокоиться. Затем стала пристально наблюдать за входившими и выходившими людьми, чтобы определить, как выбраться из магазина незамеченной, минуя кассы. Будь она до конца искренна с собой, ей пришлось бы признаться, что ее поступки вызваны не желанием «заткнуть рот» профессору, а жаждой отомстить нелюбезному веку. Правда, мысль о том, что кража здесь не является чем-то из ряда вон выходящим, немного омрачала ей радостное мстительное волнение.
Убежденная в точности своего хладнокровного расчета, она дважды обошла ряды, нашла, где стоят бутылки с виноградной ракией, небрежно сунула одну себе под мышку и медленно направилась туда, где покупатели оставляли сумки и сетки, чтобы сменить их на зеленые пластмассовые корзинки. Но именно там, где она была предельно осторожна, какая-то толстуха неожиданно схватила ее за локоть и оглушительно завопила:
— Стой! Я тебе покажу, как воровать! Граждане, держите воровку!
Циана отдернула руку, бутылка выскользнула, и вдруг… на тысячи осколков взорвалась установившаяся на мгновение зловещая тишина. Кассирши вскочили со своих мест, закричали, призывая на помощь милицию, покупатели стояли, не двигаясь с места и злорадно усмехаясь, а толстуха остервенело вцепилась в Циану, которая наивно посчитала, что раз бутылка разбилась, значит, инцидент исчерпан и она может уйти.
В этот момент в битву коварно ввязался какой-то устрашающего вида усач, растолкавший два ряда очереди, чтобы пробраться к месту события. Подкравшись к своей жертве сзади, он с людоедским сладострастием сгреб ее в охапку. Испуганная Циана рефлекторно ухватилась за сомкнувшиеся у нее на груди руки, резко наклонилась и перебросила усача через себя. Он шлепнулся на землю, будто мешок. Раздался грохот, звон перебитых банок, послышались испуганные крики, сдавленный смех… И все увидели, что грозными были только громадные усы, сам же мужик валялся на цементном полу и имел такой жалкий вид, что даже покупателям, ненавидевшим завмага, стало жаль его. Все бросились к нему, скорее мешая, чем помогая встать на ноги. Однако неблагодарный завмаг дергался у них в руках, усы его грозно топорщились, и из-под них рвался истерический визг:
— Воры! Разбойники, все вы разбойники!
Однако это страшное обвинение почему-то никого не возмутило. Может, они и в самом деле все до одного были разбойниками и ворами, а может, просто привыкли к оскорблениям. Так или иначе, они суетились вокруг него, пока он не послал своих «помощников» ко всем чертям.
Циана была расстроена своим поступком и даже не воспользовалась замешательством, чтобы сбежать. Она тоже заглядывала поверх плечей, а когда убедилась, что усач отделался легким испугом, направилась к выходу, но было поздно. В дверях ее ждали неумолимые объятия стража порядка.
— Вот она, Маринчо! — торжествующе объявила толстая продавщица и подтолкнула навстречу Циане совсем молоденького милиционера, которого ей удалось поймать на улице.
Маринчо не был милиционером, а всего лишь курсантом милицейского училища. Это был здешний паренек, которого жители квартала знали еще ребенком. Сейчас он был в отпуске и вышел погулять в своем районе, покрасоваться в мундире. Он довольно долго сопротивлялся тому, чтобы его втягивали в магазинную склоку. Каждый знает, что любой курсант милицейского училища предпочитает участвовать в поимке кровожадной банды или какой-либо другой опасной операции, где требуются смелость и отвага, а не возиться с мелкими воришками, совершающими кражи на три лева, ноль семь стотинок. Однако сейчас весь квартал видел в нем стража порядка, и он должен был оправдать доверие народа.
Разумеется, сказать, что Циана попала ему в руки, можно было с большой натяжкой, потому что, увидев ее, курсант спрятал руки за спину. Он мог бы выйти сражаться один на один с вооруженным до зубов головорезом, но как быть, если перед ним стоит красивая девушка с заплаканными глазами?
Они беспомощно смотрели друг на друга, а в это время обруч зевак, окружавший до сих пор завмага, сомкнулся вокруг них. Атмосфера накалялась, все замерли в предвкушении скандала. Нужно было немедленно что-то предпринять. Несмотря на смущение, курсант все же догадался сделать то, что сделал бы любой опытный милиционер: он потребовал у возмутительницы спокойствия паспорт. Если бы у нарушительницы оказался паспорт, он записал бы ее паспортные данные, потом сообщил о происшествии в районное управление, где лучше знают, как следует поступить в таком случае. Однако паспорта у гражданки не оказалось.
— И еще буянит! — крикнул возмущенный завмаг, топорща усы над головами покупателей, но те самым неуважительным образом оттеснили его назад.
— А вы заявили в милицию, что у вас украли паспорт? — все еще не теряя надежды на безболезненное разрешение конфликта, поинтересовался будущий милиционер, но — увы — девушка ответила отрицательно. Дело принимало серьезный оборот, и волей-неволей ему пришлось сказать то, что ему меньше всего хотелось: — Тогда я вынужден вас задержать.
Циана не знала точного смысла этого выражения, ей было непонятно: как задержать и за что задержать? Высокий паренек выглядел довольно хлипким, и она вполне могла бы с ним справиться с помощью известных ей приемов. На худой конец, можно было бы пустить в ход газовый пистолетик, однако вид у милиционера был скорее испуганный, чем угрожающий, и она решила не вступать во второй раз в рукопашную с двадцатым веком. По крайней мере, пока.
— Да-да, я вынужден вас задержать, гражданка! — повторил, будто убеждая самого себя курсант, а толстая продавщица матерински поощряла его:
— Задержи ее, Маринчо, задержи!
— И задержу, тетя Мара, запросто задержу!
Долг и в самом деле повелевал арестовать нарушительницу, только он все еще не знал, как это сделать. Раз она буянит, значит, нужно каким-то образом обезвредить, скрутить ее, чтобы доставить в районное отделение милиции. Если же просто взять ее под руку и вести, тогда прохожие могут подумать, что это его подружка… а в этой юбчонке… Эх, черт подери, зачем он только вырядился сегодня в милицейскую форму!
Наверное, он еще раз повторил бы свою угрозу, соображая, как сохранить честь мундира, но тут один из покупателей ободряюще крикнул:
— Давай, Маринчо, хватай ее, а то у нас и так дел по горло!
Столпившиеся вокруг зеваки уже настроились насмехаться и зубоскалить. Вот и бабка Стойна, его соседка по дому, неутомимая в своем стремлении переженить весь квартал, ласково крикнула:
— Лучше, Маринчо, договоритесь меж собой по-хорошему. Какие же вы оба молодые да пригожие!
Тут же кто-то отозвался:
— Договорятся, не беспокойся!
Курсант выпрямился, точно от обиды, и гаркнул каким-то чужим, грубым голосом:
— Идите прямо передо мной! И не вздумайте бежать, а то…
Маринчо не знал, что станет делать, если она все же посмеет бежать, а когда они вышли на бульвар, он совсем смешался. Шел за нею, уставившись, как бродячий пес, на длинные ноги арестантки, и кощунственно, вразрез со всеми законами вдруг возжелал, чтобы они убежали куда-нибудь далеко-далеко.
Однако Циана и не собиралась бежать. Ведь милиция именно для того и создана, чтобы охранять граждан, помогать им, так почему бы ей не помочь и девушке из будущего? И она доверчиво замедляла шаг, чтобы будущий милиционер мог поровняться с ней, ей хотелось о чем-то спросить его, но он, заметив это, тут же укорачивал шаг, приказывая ей не оборачиваться.
Они шли очень медленно, но все же в конце концов пришли в районное управление. Там будущий милиционер, краснея и смущаясь, в должном порядке сдав арестованную, с чувством облегчения откозырял по уставу. Неожиданно весь порядок нарушился. Дело в том, что арестованная протянула ему руку, очаровательно подмигнула и сказала: «Сердечно благодарю вас!» А будущий милиционер машинально взял руку, а потом тут же отпустил, будто почувствовал что-то раскаленное, и застыл по стойке смирно, готовый понести любое наказание.
Несмотря на свой долгий опыт службы, дежурный офицер не знал, положено ли взыскание в подобном случае, а потому, рассердившись на себя, гневно сказал: «Вы свободны!» Потом, оставшись наедине со странн