Джон Кеннеди ТулНеоновая Библия
Предисловие
Книга, которую вы держите в руках, представляет собой кульминацию странной и не лишённой иронии цепи событий. За двадцать лет до её публикации Джон Кеннеди Тул припарковал машину в укромном месте недалеко от города Билокси, штат Миссисипи, стоящего на берегу Мексиканского залива, надел на выхлопную трубу кусок садового шланга, просунул его в заднее окно, захлопнул все двери и покинул наш мир, который всегда чутко воспринимал, но в котором, по-видимому, не смог жить. Это случилось двадцать шестого марта 1969 года, и писателю из Нового Орлеана тогда был всего тридцать один год.
Череда совпадений и обстоятельств, приведших к публикации «Неоновой Библии», сама по себе отдаёт явно викторианской романтикой: трагическая смерть многообещающего молодого писателя; неумолимое упорство убитой горем матери, чья вера и преданность наконец-то были оценены по заслугам, когда её обожаемый и потерянный навсегда сын удостоился посмертной славы; и запутанные судебные тяжбы о наследстве и издательских правах.
После смерти Джона Тула его имущество оценили в восемь тысяч долларов — машинописные экземпляры двух романов не попали в опись. Его матери, Тельме Дюкоин Тул (её предками были с одной стороны франкоязычные креолы, а с другой иммигранты из Ирландии, прибывшие в XIX веке, — обычное дело для Нового Орлеана), в шестьдесят семь лет пришлось взвалить на свои плечи хозяйство, заботу о муже-инвалиде и невероятную тяжесть утраты. Потеря ребёнка — всегда мука для любящего родителя, а Джон был к тому же единственным её сыном.
«Роднуля», как называла его Тельма, появился на свет, когда ей было тридцать семь и врачи уже заверили её, что детей у неё не будет. Он был особенным с самого начала. Смышлёный, изобретательный, с талантом к музыке и живописи, Джон перескочил два класса средней школы и поступил со стипендией в университет Тулейна и высшую школу при Колумбийском университете. За два года армейской службы в Пуэрто-Рико он написал «Сговор остолопов», задорный плутовской роман о своём родном Новом Орлеане, уникальном в своём разнообразии городе, в котором больше средиземноморского, чем американского, больше от Латинской Америки, чем от американского Юга. В 1963 году Тул отправил рукопись в издательство «Саймон и Шустер», где она привлекла внимание редактора Роберта Готтлиба. Два года Джон, следуя указаниям Готтлиба, вносил правки в роман и постепенно всё больше впадал в уныние, пока окончательно не утратил надежду.
Тем временем он преподавал в колледже Нового Орлеана, работал над докторской диссертацией и жил с родителями, несколько облегчая их непростое материальное положение. Его отец был инвалидом по слуху, а частные уроки ораторского мастерства, которыми многие годы подрабатывала Тельма, вышли из моды. Всегда замкнутый, даже скрытный, несмотря на недюжинные способности к подражанию и нередкие шпильки в адрес окружающих, Джон мало что рассказывал о своей личной жизни. Немногие из его друзей знали, что он вообще что-то пишет, и лишь единицы — что он послал роман в издательство. Во время осеннего семестра 1968 года коллеги стали замечать за Джоном растущую паранойю, а в январе 1969-го Джон пропал из колледжа и из дома. Больше родители ничего о нём не слышали до того рокового мартовского дня, когда полиция сообщила, что их сын покончил с собой. Джон оставил записку, адресованную «Моим родителям», которую его мать уничтожила после прочтения.
Для Тельмы недели мучительного беспокойства после пропажи Джона перетекли в долгие годы неутихающей скорби. Она чувствовала себя покинутой, едва ли не преданной: сын, которому она посвятила тридцать лет своей жизни, погиб, а муж замкнулся в своей глухоте. Её жизнь как будто остановилась, завязла в трясине отчаяния — но вот Тельма обнаружила машинописную копию «Сговора остолопов» — и обрела новую цель. Впереди ждали ещё пять горьких лет: умер муж Тельмы, её собственное здоровье пошатнулось, а роман отклонили восемь издателей. «Каждый раз, когда рукопись возвращали, что-то во мне умирало», — вспоминала она позднее. Что бы ни говорилось в предсмертной записке Джона, его мать убедила себя, что именно отказ в публикации романа сделал жизнь её роднули невыносимой.
В 1976 году, по счастливому стечению обстоятельств, Тельма узнала, что Уокер Перси читает курс писательского мастерства в университете Лойолы. В один прекрасный день она объявилась у него в кабинете, сунула ему в руки роман и торжественно провозгласила: «Это шедевр!» Разумеется, поначалу Перси принял рукопись с неохотой, но его настолько впечатлила непоколебимая убежденность Тельмы, что он согласился прочесть роман. Обрадованный и восхищённый тем, что обнаружил на истрёпанных, помятых страницах, он убедил издательство Луизианского университета опубликовать «Сговор остолопов». В 1981 году роман получил Пулитцеровскую премию и на сегодняшний день переведён более чем на десять иностранных языков.
Слава пришла к Джону Кеннеди Тулу слишком поздно, но теперь, когда его гениальность была засвидетельствована официально, Тельма стала снова появляться на людях и принялась раздавать интервью. Она читала вслух отрывки из романа, рассказывала о сыне, играла на фортепьяно и исполняла старые песни вроде «Sunny Side of the Street», «Way Down Yonder in New Orleans» и «Sometimes I’m Happy». На своих выступлениях она неизменно провозглашала, чеканя каждое слово — сказывались долгие годы изучения и преподавания ораторского мастерства: «Я ступаю по земле ради моего сына». Эти слова стали её визитной карточкой, её оправданием за радость и удовлетворение, которые она испытывала, наконец-то оказавшись в луче прожектора.
Именно после издания «Сговора остолопов», в результате ещё одной серии совпадений, которыми изобилует история Джона Кеннеди Тула, я сделался другом Тельмы. Будучи слушателем курса писательского мастерства, который читал Уокер Перси в 1976 году, я из первых рук узнал об этой замечательной женщине и не менее замечательном романе её сына. После выхода моей рецензии на «Сговор остолопов», ставшей одной из первых, Тельма позвонила мне с благодарностью за отзыв и пригласила навестить её. Оказалось, что мы живем всего в трёх кварталах друг от друга, и в те дни, когда она освобождалась от пелены тяжкого горя, десять лет окутывавшей её жизнь, мы встречались раз или два в неделю поговорить о литературе, театре, опере, о жизни и работе её сына и о надеждах Тельмы на то, что по роману снимут фильм. Своим старомодным мелким почерком она писала многочисленные письма и мемуары о Джоне, а я перепечатывал их на машинке. Хотя Тельма редко выходила из дома, поскольку не могла передвигаться без ходунков, одним достопамятным вечером мы отвезли её в Батон-Руж на премьеру мюзикла, поставленного по «Сговору». Само представление и то внимание, которое оказали ей режиссёр, актёры и публика, привели её в экстаз.
В то время она вспомнила о существовании более раннего романа и отыскала среди вещей Джона отпечатанный на машинке текст под заголовком «Неоновая Библия». Однажды, когда Джону было пятнадцать и он только научился водить, он позвал мать прокатиться с ним до автострады Эйрлайн, чтобы показать ей «кое-что забавное». Он остановился перед монолитным бетонным зданием и указал на огромный неоновый знак в виде открытой книги со словами «Священная Библия» на одной странице и «Баптистская церковь Мидсити» на другой. Они вместе посмеялись над этой аляповатой рекламой, но Тельма ещё не догадывалась, что её сын нашёл заглавие и источник вдохновения для первой серьезной попытки творчества. Примерно в то же время он провёл несколько дней у родни своего одноклассника в сельской части Миссисипи, где и разворачивается действие «Неоновой Библии».
Когда Тельма предложила опубликовать «Неоновую Библию» — после того, как «Сговору», по её выражению, достанется его доля славы, — адвокаты напомнили ей, что по законам штата Луизиана (тому самому Кодексу Наполеона, в отношении которого Стэнли Ковальски просвещает Бланш Дюбуа в пьесе «Трамвай „Желание“») половина прав на наследство принадлежит брату её мужа и его детям. Они отказались от прав на «Сговор остолопов» до его издания, но вряд ли можно было ожидать от них того же, когда речь шла о новом потенциальном бестселлере. Её жалобы губернатору, в Верховный суд штата и конгрессменам Луизианы остались без ответа, и наконец, не найдя возможности обойти устаревший и абсурдный закон о наследовании, обессиленная смертельной болезнью, она приняла мучительное и парадоксальное решение запретить публикацию книги, которую считала очередным шедевром своего роднули. Она так умоляла меня проследить за тем, чтобы её воля не была нарушена после её смерти, что я не мог противиться и согласился стать, как она выразилась, «опекуном» романа. Незадолго до смерти, в августе 1984 года, она внесла соответствующие поправки в своё завещание.
Когда адвокат Тельмы позвонил мне с известием о её смерти, он сообщил также, что она завещала мне «Неоновую Библию» «в доверительное управление». Связанный обещанием исполнить её последнюю волю, каким бы упрямым и сумасбродным ни казалось мне это решение, в следующие три года я погряз во всевозможных судебных исках, связанных с её имуществом. Разумеется, в итоге попытка Тельмы Тул решить из мира иного судьбу первого романа её сына потерпела неудачу. В 1987 году суд Нового Орлеана принял решение разделить роман между наследниками, что означало публичный аукцион в случае, если стороны не достигнут согласия. Чтобы не допустить этой комедии, я признал поражение и отказался от попыток выполнить завещание Тельмы, и публикация «Неоновой Библии» была разрешена.
Роман, который вы прочтёте, — это удивительное творение подростка, чья жизнь, которая могла бы быть полной и богатой, оборвалась по его собственной воле спустя пятнадцать лет после написания «Неоновой Библии» — по причинам, которые, возможно, никому из нас уже не узнать. Его история неизбежно вызывает размышления и навязчивые вопросы. Существовали ли и другие романы Джона Кеннеди Тула? Чего бы он достиг, проживи он дольше? Последний вопрос, конечно, остаётся без ответа, поскольку причина или причины его трагического решения по-прежнему неизвестны. Что же до существования других работ, то когда мы изучили вещи Тельмы — её бумаги, драгоценные иностранные издания «Сговора остолопов», подарки и сувениры, скопившиеся за восемь с лишним десятков лет её жизни, и, самое важное для неё, бережно хранимые вещи сына и его письма к ней, — никаких рукописей не обнаружилось, за исключением ничем не примечательного стихотворения, написанного им в армии, и многочисленных сочинений и докладов времён колледжа. Если Джон и писал что-то за десять лет между «Неоновой Библией» и «Сговором остолопов», он, должно быть, уничтожил рукописи сам: невозможно представить, чтобы мать, убеждённая в гениальности сына, благоговеющая перед каждым его словом и поступком, могла бы избавиться от каких-то бумаг или потерять их.