От холода в доме я дрожал, хоть на мне и было пальто. Я пробежал по верхнему коридору в ту комнату, где был поезд, и захлопнул за собой дверь. Попробовал открыть окно, чтобы впустить внутрь немного наружного теплого воздуха, но окно не поддавалось. По ногам у меня вверх и вниз зудело изнутри, а потом схватило прямо между ног. Сосны снаружи трепало ветерком. Все освещало солнце, а небо было такой яркой чистой синевы, что посмотришь – и заболят глаза. Но в доме было холодно и темно, и мне хотелось выбраться наружу, в тепло и на солнышко. Но сперва надо кое-что сделать.
В комнате, где лежала Мама, было холодно и еще темней, как мне почудилось. Под одеялом я различал ее очертания, но не очень-то хорошо. Торчали только стопы ее и голова. Остальное ввалилось и походило просто на часть матраса, но я-то знал, что она там, а потому испугался. Не сняв прежнего одеяла, я сунул под нее руки и приподнял ее. Она оказалась тяжелее, чем я думал, она будет, и холодной и жесткой до того, что мне больше всего захотелось снова опустить ее, вымыть руки и убраться из дому.
Пока я нес ее мимо того места, где лежал проповедник, одеяло тащилось по крови и оставляло след на ступеньках вниз, а потом я дошел до двери на кухню, где оно перестало тянуть за собой красный след, а просто мочило пол. Маму мне пришлось опустить, чтобы открыть заднюю дверь, и одеяло упало у нее с ног, и я их увидел – жесткие, холодные и бурые. Перед тем как снова ее поднять, я вернул одеяло на прежнее место, чтоб ничего у нее больше не видеть. От жесткой бурой плоти у меня в желудке переворачивалось.
Когда снова засыпал яму на росчисти, сверху я накидал листвы и хвои, и еще всякого разбросал, чтобы никто не знал, где это, и не потревожил. Но потом заметил, что холмик все еще виднеется, а поэтому опять взял лопату и выровнял его, и весь закидал грязью. Затем сверху набросал еще веток и всякого и решил, что по виду лучше у меня и не получится.
Я сходил и закинул лопату обратно под дом, и уже совсем было ушел, но вернулся на росчисть и встал на колени там, где всякое было раскидано, и помолился, а от сосен повсюду протянулись тени подлиннее. Тогда я понял, что дольше тут задерживаться не могу.
Конверт, который мне дал Мистер Уильямз, лежал у меня в кармане пальто, поэтому я вышел с росчисти, обернулся еще разок и двинулся вниз по тропке. Прошел через весь городок и поздоровался с теми, кого знал, но на горку нашу или на дом, или на то, что в нем осталось, больше не оглядывался. Выстрела никто не слышал. Дом стоял слишком далеко от чего угодно, а по горкам всегда бродят охотники.
Человек на станции сказал, что один поезд прибывает где-то через полчаса, но он не знал, куда тот идет. Я сел на лавку и стал ждать.
Десять
И вот я в поезде. Занимается заря. Мне ее видно в окна с другой стороны вагона – они розовые и немножко желтые сверху, а внизу темно-красные. Вагон почти пустой, в нем только я да какая-то старуха впереди и еще солдат через проход от меня. Всю ночь мы останавливались и люди выходили.
Теперь я уже не могу сказать, насколько далеко я уехал от нашей долины, но, должно быть, порядочно. Ехал я с тех пор, как еще толком не стемнело, и мчались мы довольно быстро, хоть и не так быстро, как могли бы, потому что поезд, судя по его виду, старый. По крайней мере сиденья в нем старые и неудобные, и я на них так и не уснул.
Это плоская местность. Никаких приличных горок тут не видно. Раньше я никогда не бывал в плоских местах, а интересно, как тут жить. Привык я к горкам, наверное, и к соснам, да только тут таких деревьев нигде нет, одни плоские с виду – похоже, ни от какого ветерка они даже не шелохнутся.
Я не спрашивал у кондуктора, куда идет этот поезд. Знаю, что нужно было, но я просто отдал ему конверт Мистера Уильямза и сказал, чтоб высадил меня там, докуда мне за проезд хватит. Ко мне он пока еще не подходил, хотя уже пару раз за последнее время шел по проходу, и я думал, он ко мне, сейчас по плечу меня похлопает, но он мимо, поэтому, наверное, мне можно еще немного дальше проехать. Надеюсь, что выйду я в городе – большом. Я всегда хотел посмотреть на большой город, и там можно себе работу раздобыть, а люди слишком много вопросов не задают, как в таких маленьких местах, как у нас в долине.
Может, они уже в доме, к тому ж. Жена проповедника отправит кого-нибудь искать его, наверное, но мне уже не так страшно, раз поезд меня увозит в такую даль.
Хочу написать письмо Тете Мэй. Когда выясню, где я, и найду себе работу, может, отложу немного денег и поеду в Нэшвилл ее искать. Наверное, они считают, что я как раз там – что я ее искать поехал.
Солнце уже совсем поднялось над низкими деревьями, и я вижу, что небо – такой же чистой синевы, как было вчера у нас в долине.