Восставший молнией вырвался из глубин сознания и с силой отхлынул назад, заставив меня отшатнуться.
– Прекрати это, – яростно прошипел он. – Спрячь!
– Значит, ты все еще здесь, – хрипло прошептала я.
Он остановился, его эмоции превратились в беспорядочную колючую мешанину. Он ожидал почувствовать во мне все что угодно, только не облегчение.
– Ты не собираешься уничтожить мою реликвию? – спросил он наконец с плохо затаенным недоверием.
– Я проверяла, не повреждена ли она. Думала, ты поэтому исчез. Где ты был?
Он поколебался. Потом огрызнулся.
– Имею я право на некоторое уединение? Не похоже, что здесь найдется много интересного. Если ты думаешь, что быть запертым внутри твоего тела – это величайшее удовольствие, то очень, ОЧЕНЬ глубоко заблуждаешься. О, прости, ты же монашка. Глупо с моей стороны предполагать, что тебе есть с чем сравнивать. Вряд ли за все время своего скучного, жалкого, ничтожного монашеского существования тебе удалось получить хоть один приятный опыт.
Я почти скучала по разговорам с Восставшим. По крайней мере, теперь можно не беспокоиться о том, могу ли я заставить его плакать. Я оглянулась через плечо на ребятишек, но они, похоже, не заметили ничего неладного. Даже услышь они, как я бормочу себе под нос, скорее всего, решили бы, что это молитва. Дети выглядели спящими.
– Священник почти поймал меня, – прошептала я. – Мне бы пригодилась твоя помощь.
– Я тебя умоляю. Если бы я был тебе действительно нужен, то вмешался бы.
От удивления я чуть не выронила реликвию.
– Ты все это время наблюдал?
– Знаешь, заняться тут особо больше нечем, – снова огрызнулся Восставший. – В любом случае, если бы священник снова поймал тебя, как ты думаешь, что я мог бы с этим сделать? Раз уж ты так решительно настроена не причинять вреда людям, даже тем, кто этого заслуживает.
– Разве те люди, которых ты пытался убить на поле боя, заслужили это? – Мой голос стал холодным и тусклым, словно свинец.
Восставший не ответил. Казалось, он понял, что зашел слишком далеко. Я все еще держала реликвию на ладони, и она выглядела неожиданно жалкой – хрупкий кусочек древней, тонкой кости.
На мгновение я даже забеспокоилась о Восставшем – действительно забеспокоилась, что могла потерять его, и не только потому, что без его силы не способна помочь жителям Ройшала. Даже после того, как он едва не убил сотни людей, используя мое тело в качестве сосуда, включая эту женщину, что помогала мне, и ее семью. Я не понимала, как после этого могу сохранять в сердце хоть каплю заботы о нем.
– Что я ненавижу в тебе, так это то, что ты не какое-то бездумное существо, – произнесла я беззвучно. – Именно так я и думала, когда впервые открыла реликварий, – что ты окажешься более мощной версией Пепельного. Но ты можешь разговаривать. Ты можешь мыслить. Это означает, что, когда ты что-то совершаешь, ты делаешь свой выбор, словно человек. Я начала думать о тебе как о человеке, – с отвращением размышляла я вслух. – Наверное, это глупо с моей стороны.
– Да, полагаю, так и есть, – ответил Восставший, но в его голосе прозвучала нотка, которую я не смогла истолковать. Он выслушал всю речь в молчании. Вероятно, ждал, не раздавлю ли я реликвию.
Медленно, вдумчиво я поместила ее на место, заперла реликварий и спрятала его обратно под одежду. Затем натянула одеяло на голову и уставилась в темноту.
Глава десять
Сегодня мне предстояло пересечь Призрачный Рубеж. Его силуэт возвышался над лагерем в предрассветном сумраке, крепящийся к городским стенам сложной системой веревок и шкивов, подобно зверю, грозящему вырваться на свободу.
Я ушла от той семьи перед рассветом, оставив их спящими. Прежде чем уйти, вытащила из реликвария один из небольших, менее узнаваемых драгоценных камней и осторожно положила его перед лицом ничего не подозревающей женщины, не обращая внимания на шипящие возражения Восставшего. Я была уверена, что Госпожа захотела бы, чтобы эта семья получила благодарность.
Люди уже зашевелились, но над землей низко висел дым вчерашних костров, скрадывая любые движения. Никто не потревожил меня, когда я проходила мимо.
По мере приближения к границе лагеря рев Севра становился все громче. Шум нарастал, пока я пробиралась вверх по скалистому уступу, возвышающемуся над рекой, на обветренных валунах которого виднелись лужицы стоячей воды. Никто не разбил здесь стоянку, вероятно, потому что ветер постоянно гнал сюда брызги с реки. Я нашла выступающую скалу, за которой можно было укрыться от них, но оттуда по-прежнему открывался вид на разводной мост и город.
Вблизи Бонсант утратил часть своего величия. Вид в основном состоял из стен. Знамена висели, пропитанные росой, высокие серые крепостные стены, что выступали из скал берега, были покрыты лишайником. Солдаты, патрулировавшие крепостные стены, были так высоко, что походили на игрушечные фигурки, а их местонахождение выдавал случайный блеск стали. Отсюда я могла бы изучить оборону Круга, прежде чем пересечь мост.
По берегу разносились жуткие стоны и скрипы, напоминающие песни китов, что временами доносились до нас из морских глубин на побережье Наймса. Они исходили от Призрачного Рубежа, как объяснил мне Восставший, когда огромные деревянные балки расширялись и сжимались в сырости, упираясь в металлические элементы разводного моста.
– Металл, конечно, освящен, но это не самое неприятное. Я не пересекал Севр с тех пор, как меня сковали, и мне не очень хочется делать это снова.
– Разве переход по мосту не изменит ситуацию? Мы будем высоко над водой.
– Безусловно. Находясь на мосту, ты не утонешь. Однако ты можешь страстно возжелать смерти, пока тебя тошнит через перила. Я смогу подавить свою силу, чтобы уменьшить воздействие на твое тело, но ты все равно будешь чувствовать себя плохо, пока мы будем переходить его, и тебе придется скрывать это от других людей. Ваш Круг будет искать признаки одержимости.
Никто из нас не упомянул, что проблемы удалось бы полностью избежать, если бы я была способна вернуть Восставшего обратно в его реликвию хотя бы на несколько минут.
– Наклонись и посмотри в эту лужу, – внезапно сказал он.
– Что?
– Твое отражение, – нетерпеливо ответил он. – Я хочу увидеть, как ты выглядишь.
Вскоре он должен был пожалеть об этом.
– Только не кричи.
– Почему я должен кричать?
Я пожала плечами. Именно так отреагировала Маргарита, когда впервые приехала в монастырь и обнаружила, что я наблюдаю за ней из-под кровати в нашей общей комнате. Но, возможно, именно эти прятки сыграли решающую роль.
Я склонилась над лужей, наблюдая, как мое отражение появляется в воде. Серые глаза, выделяющиеся на фоне чумазого лица, покрытого грязью и засохшей кровью. Кожа под ними выглядела жуткой в своей бледности, окруженная спутанным занавесом длинных черных волос, утыканных, подобно птичьему гнезду, колючками и листьями. В целом, это был не самый худший вариант того, как я выглядела по утрам.
Я ощутила, как Восставший отшатнулся.
– Если мы наткнемся на священника, он меня не узнает, – заметила я.
– Если Круг увидит тебя в таком виде, они решат, что ты порабощена!
– У меня глаза не светятся.
– Это не всегда достоверный признак, – напыщенно бросил Восставший. – Опытные духи знают, как это предотвратить. В любом случае, – торопливо продолжил он, возможно, понимая, что раскрыл слишком многое, – мы не хотим давать им повода обращать на тебя особое внимание, а ты выглядишь словно раб, который провел две недели, бродя по диким местам и пытаясь питаться ветками и мхом, потому что понятия не имеешь, как заботиться о своем человеческом сосуде. И пахнешь ты так же, если уж на то пошло.
Справедливое замечание. Я намочила в луже уголок своего плаща и оттерла лицо, что Восставший вытерпел в колючем молчании. У меня было ощущение, что он хотел пожаловаться на холод, но не мог, поскольку я действовала согласно его совету.
– Промой заодно порез на руке. Я сочту за личное оскорбление, если ты доберешься так далеко только для того, чтобы умереть от заражения.
Я уже и забыла о своей руке. Тонкий, неглубокий разрез выглядел так, будто кожу прямо через перчатку рассекло оперением болта. Я больше жалела о том, что испортила добротную вещь. Из-за шрамов не было возможности взять в руки иголку и нитку, чтобы ее заштопать.
После того как почистила рану, к удовлетворению Восставшего, я засунула мокрую ткань плаща под свою накидку и оттерла подмышки и другие части тела, до которых сумела дотянуться. Восставший, казалось, совершенно не интересовался происходящим, как и в тех случаях, когда я облегчалась в лесу или в горшке повозки.
– Это правда, что духи ничего не помнят о своей человеческой жизни?
– Да, – терпеливо ответил он.
До этого момента я никогда не задумывалась о том, что кому-то пришлось поговорить с духом, дабы узнать эту информацию. Я всегда просто воспринимала это как одно из знаний Круга.
– Значит, ты не знаешь, кем ты был при жизни – мужчиной или женщиной.
– Нет, и я не понимаю, почему это имеет значение. Люди так утомительны. О, у тебя есть болтающиеся гениталии. Поздравляю, ты наденешь доспехи и будешь махать мечом. О, ты попала в другой тип. Тоже плохо – выбирай, либо рожаешь детей, либо становишься монашкой.
Все не так уж просто, но я решила, что не хочу спорить об иерархии Круга с духом Пятого Порядка.
– Было бы полезно, если бы ты действительно что-то вспомнил. Мы до сих пор не знаем, почему твоя душа превратилась в Восставшего.
– Несомненно, потому что я был ужасно мерзким и злым, – выплюнул он.
Вполне вероятно, но у меня сложилось впечатление, что я расстрою его, если соглашусь. Вместо этого я ничего не сказала, почистив как сумела грязные ногти напоследок, прежде чем снова натянуть перчатки.