Осматривать оживленную обстановку вокруг было ничуть не безопаснее. Я сосредоточилась на статуе святой Агнес, что стояла в центре площади, у ее ног были рассыпаны подношения из увядших цветов. Вокруг постамента сгрудились нищие, протягивая чаши для подаяния. На кладбище в Наймсе стояла статуя святой Агнес поменьше, установленная над могилой паломника. Знакомый мраморный лик фигуры казался самым дружелюбным из всего, что я видела в Бонсанте.
Постепенно мое сердце успокоилось. Я пыталась восстановить равновесие, чтобы встать, ощущая себя моряком, которого недавно выбросило на берег, когда надо мной раздался голос.
– Ты в порядке?
Вопрос, несомненно, был адресован мне. Я с тоской вспомнила свою жизнь в Наймсе, где единственными новыми людьми, с которыми мне приходилось встречаться, были трупы. Сплюнула, чтобы прочистить рот, и встретилась взглядом с парой любопытных карих глаз.
Я их узнала. Они принадлежали молодому солдату, который шлепнул Погибель по боку и велел мне бежать. Сейчас он держал шлем под мышкой, обнажив красивое смуглое лицо и взъерошенные черные волосы.
Желудок ухнул куда-то вниз. Я приготовилась к тому, что меня вот-вот узнают, но ни один мускул воина не дрогнул. Он не знал, кто я. Должно быть, не разглядел моего лица под капюшоном.
– Капитан послал меня, – продолжил он, заговорив немного медленнее, словно мне могло быть трудно воспринимать быструю речь. Видимо, то, как я смотрела на него, не добавляло ему уверенности. – Капитан Энгерранд, то есть капитан городской стражи. Нам полагается отводить всех, кто болен или ранен, в монастырь, чтобы матушка Долорес смогла их осмотреть. – Он огляделся вокруг, затем опустился на колено рядом со мной в доверительной позе, его согнутая рука небрежно покоилась на колене. – Капитан велел упомянуть, что в монастыре действует право убежища, а это значит, что пока ты там, то находишься под защитой настоятельницы. Он подумал, что это может тебе пригодиться.
Я знала о праве убежища; оно действовало во всех монастырях в Лораэле. Известно, что когда-то, пользуясь этим правом, спасалась от сожжения на костре ученая-еретичка Жозефина Биссалартская. Я уставилась на солдата, пытаясь сообразить, что ответил бы нормальный человек. Но в конце концов согнулась, и меня вырвало еще раз, что показалось мне куда лучшей альтернативой разговору.
– Ох, – произнес он и склонился надо мной, чтобы взглянуть. – По крайней мере, тебя стошнило ничем. Ты, должно быть, не ела лет сто.
– Хватит пялиться, – выдавила я из себя.
Солдат усмехнулся без малейшего раскаяния.
– Ну, ты определенно больна, – сказал он чересчур бодро. Затем нахлобучил шлем и выпрямился во весь рост. И авторитетным тоном объявил, видимо, для прохожих: – Мадам, у меня нет другого выбора, кроме как сопроводить вас в монастырь.
Идти с ним не казалось мне хорошей идеей. Некоторые из Сестер носили реликвии. Хотелось бы, чтобы у меня была возможность посоветоваться с Восставшим, но в данный момент он тошнотворно копошился в моей голове, словно оглушенная рыба в ведре, время от времени переворачиваясь брюхом кверху. Еще какое-то время он вряд ли будет способен дать полезные рекомендации.
Капитан Энгерранд уже дважды спас меня. Оба раза ему помогал Беда. Может быть, глупо надеяться, что это Госпожа послала Беду, чтобы выручить меня, но это все, что оставалось. Если капитан Энгерранд считает, что мне следует поступить именно так, значит, так и будет.
Я нетвердо поднялась на ноги и покачала головой, отказываясь от предложенной солдатом руки. Но все же уцепилась за нее, совершив ошибку – взглянув вверх. Буйство движения и цветов на площади не утратило своей ошеломляющей силы с тех пор, как я наблюдала эту картину в последний раз. Тошнота снова подкатила к горлу.
Он бросил на меня понимающий взгляд.
– Впервые в городе, не так ли? Я уже сталкивался с подобной реакцией. Откуда ты?
– Монтрпрестр, – пробормотала я, выпуская его руку.
Я выделялась бы меньше, если бы заявила, что прибыла из Ройшала, но моя история быстро раскрылась бы, начни кто-нибудь задавать вопросы. Между тем, ложь, вероятно, сойдет с рук, даже если мне не посчастливится встретить другого человека из Монтрпрестра. В основном, эта провинция известна тем, что в ней много коз.
– Это все объясняет, – сочувственно заметил он. – Ну, со временем ты привыкнешь к Бонсанту. А пока не отрывай глаз от земли, это должно помочь. Меня зовут Чарльз, кстати.
– Анна, – ответила я, упорно следуя за ним, пока он шел через площадь.
Может, он сказал что-то еще, но я этого не расслышала. И не была готова к тому, как больно будет снова использовать свое старое имя. Его звук жестоким эхом отдавался в моей голове, вызывая воспоминания о веревках на запястьях, затхлой вони сарая. Мне следовало выбрать что-нибудь другое. Франсин, или даже Маргарита.
К моему облегчению, Чарльз, казалось, не заметил, что я веду себя странно. Он вновь сунул шлем под мышку. Несколько раз я ловила его беглый взгляд на моем отражении, когда он мельком посматривал в витрины и изящно поправлял взъерошенные волосы. На мой взгляд, особо ничего не менялось, но тем не менее девушка, несущая корзину цветов, покраснела и заулыбалась ему, когда он проходил мимо.
Солдат вывел нас на узкую извилистую аллею, где на вымощенной брусчаткой дороге теснились лавки. Из будки по соседству донеслось шипение пара, за которым последовал ритмичный стук молотка. Когда мужчина достал из горна раскаленный кусок металла, по улице волнами разлился жар.
– Освященные стальные амулеты! – кричал продавец. – Защитите себя от невидимого! Эффективен против тварей и гадов любого Порядка!
Я нахмурилась, присмотревшись к его прилавку повнимательнее. С навеса свисали дюжины подвесок. Я догадалась, что он плавил их из подков лошадей Круга, и почти пожелала, чтобы Восставший был в состоянии комментировать происходящее, просто для того чтобы услышать его презрительную реакцию. Такие маленькие кусочки освященной стали едва ли отпугнут Тень.
Мое внимание привлек голос другого продавца.
– Арбалетный болт, поразивший Артемизию Наймскую, чудесным образом обнаруженный на поля боя! Достаточно одной медной монеты, чтобы прикоснуться к нему и получить ее благословение! Гарантированно исцеляет раны, защищает от скверны, поднимает настроение!
На мгновение я едва не поверила в то, что услышала. Но затем раздался другой голос.
– Щепки от святой стрелы с пятнами крови самой святой Артемизии! Подлинная вещь! Купите кусочек всего за пять монет! – Торговец взглянул на своего конкурента через дорогу.
Я в недоумении взирала на длинные очереди, толпившиеся у каждого из этих лотков. Затем в груди закипел гнев, заставив меня остановиться прямо посреди улицы. Чарльз ушел на несколько шагов вперед, прежде чем заметил, что я отстала, и поспешил вернуться.
– Что-то не так? – Он перехватил направление моего взгляда и насмешливо улыбнулся. – Невероятно, а? Я слышал, что они обмакивают столько деревянных щепок в свиную кровь, что мясники уже не справляются. Так уж сложились обстоятельства, думаю. Ты знаешь, что они уже называют сражение «Битвой за Бонсант»? Подобно чему-то из Войны Мучеников. О, – добавил он вдруг, поднимаясь на носки, чтобы охватить взглядом дальнюю часть улицы, – пойдем, нам нужно убраться с дороги.
По узкой улочке шествовала какая-то процессия. Это все, что я успела понять, прежде чем Чарльз увлек меня в сторону, под каменную арку дверного проема. Остальные прохожие делали то же самое, втискиваясь между лавками или в переулки. Солдат бросил быстрый взгляд вверх, подвинувшись, чтобы освободить место, и я почти последовала его примеру, прежде чем поймала себя на ошибке. Подобно старой паутине, верхнюю часть арки облепили тени, их цепкие руки и искаженные лица то появлялись, то исчезали из виду. Тени, которых Анна Монтрпрестрская не должна была видеть.
– Знаешь, я видел, как это произошло, – произнес Чарльз. Я ощутила толчок тревоги, но, когда искоса бросила на него взгляд, он не смотрел на меня. Солдат глядел в сторону лотков, выражение его лица было отрешенным.
– Я был там, на поле боя, сражаясь. И видел ее – Артемизию Наймскую. Даже коснулся ее лошади.
– Как она выглядела? – осторожно спросила я.
– Красивой, – произнес он с сияющими глазами. – Подобно самой Госпоже, окруженная серебряным огнем. Самая прекрасная дева, которую я когда-либо видел.
Тогда он точно не разглядел меня.
Я уже начинала задаваться вопросом, как долго мы собираемся торчать в этом закутке вместе, когда ощутила, что Восставший зашевелился, слабо скребя когтями, чтобы привлечь мое внимание.
– Монашка, – прошипел он, – берегись. Реликвии…
На улице воцарилась тишина. Во вновь обретенном безмолвии раздался звон колоколов и тягучие то поднимающиеся, то опускающиеся звуки голосов, сливающихся в священном песнопении. По рукам побежали мурашки. Я вжалась спиной в камни, наблюдая за медленно движущейся процессией жриц в белых одеждах, с опущенными лицами, плавно покачивающих серебряными кадильницами. На их пальцах сверкали жемчужные кольца. По мере того как ладан затуманивал улицу позади них, тени, скрывающиеся в полумраке, смешивались с дымом и рассеивались.
Это, должно быть, сироты – жрицы, посвятившие жизнь очищению. Реликвии Утопших позволяли им погружаться в священные бассейны на многие часы, чтобы подготовиться к очистительным ритуалам, подобным тому, что они проводили сейчас.
И они были не одни. Шесть рыцарей, замыкающих процессию, несли паланкин. Из-за приоткрытых штор была видна женщина в роскошном одеянии из шелка и парчи. На голове ее покоилась митра, обильно расшитая золотом. При приближении паланкина присутствующие касались лбов в знак почтения.
Это была Божественная. На мой взгляд, она выглядела не старше, чем была четыре года назад в Наймсе, хотя ее возраст трудно определить наверняка. С волосами, убранными под митру, и тонкими чертами лица, застывшими под белым гримом, она больше походила на раскрашенную деревянную куклу, чем на человека. Ее многочисленные реликвии завершали впечатление: кольца на каждом пальце, янтарная подвеска на груди, а на коленях – инкрустированный бриллиантами скипетр.